AZ-libr.ру

       [15.12.1923, д. Семенцы Новгородской обл.]
       — поэт, прозаик.
       Отец — рабочий, мастер по дереву; мать из крестьян. Родившись на лесном хуторе, Полякова познала и прочувствовала прелесть русской природы, но всю свою дальнейшую жизнь, начиная со школьных лет, она прожила в Ленинграде. 10-й класс она окончила в июне 1941, ее поколение — это поколение, почти все выбитое войной. С учебой в ленинградской школе исключительно повезло: она училась в Доме литературного воспитания школьников, где были первоклассные преподаватели. Там давали хорошее, многостороннее литературное образование и прививалось серьезное отношение к литературному труду. Первая публикация (стих. «Весеннее») появилась уже в 1940 в журнале «Смена» (№8).
       В начале войны Полякова была на оборонных работах — рыла противотанковые рвы, а в 1943 — в армии. «Все, что было на войне,— вспоминает она,— выпало и на мою долю. До сих пор снится война. Снится окружение...» Война, по выражению Л.Толстого, противна самой природе человеческой. Тем более противоестественно участие в ней женщины — носительницы и продолжательницы рода. Для Поляковой это выношенное и твердое убеждение. «...Я считаю,— писала она,— женщинам не место в воинской части, не место на войне». Скорее всего, по этой причине у нее немного стихов, написанных о войне впрямую. Долгое время она вообще о войне не писала, да и потом, решившись, каждый раз подходила к этой теме, как к заминированному полю. Однако война тех, кто ее прошел, даже если о ней не писать «впрямую», все равно живет в сознании — подобно тому, как дает о себе знать старая рана в теле.
       Память о войне корректирует чуть ли не все, что выходит из-под пера Поляковой. Это происходит непроизвольно и может сказываться по-разному, например, в удесятеренном внимании к живой подробности — к травинке, к листку ольхи, к чашечке цветка, к оледеневшей лыжне, напоминающей шрам или рубец. Память может начать кровоточить неожиданно, от пустяка, от любого сорвавшегося звука, потому что в дальней глубине ее, в самом истоке, в незащищенной юности — война, пережитое, но не исчезнувшее страдание. Вполне возможно, что богатство предметного мира, его непрестанная пульсация, красочность и достоверная живая шероховатость, как и вообще обилие земной плоти, звучащей, трепетной и бессмертной,— все это богатство, свойственное Поляковой, идет у нее от великого чувства благодарения жизни. Лишь тот, кто долго был на волоске от гибели, кто превозмогал страх смерти и отчаянно выбирался к жизни, способен так пристально и любовно вглядываться в ее хрупкую и трогательную тайну, дивиться ее будничной прелести, радоваться ее устойчивости.
       У Поляковой совершенно нет стихов, написанных, как говорится, просто так. Нелегкая биография, открытая войною, приучила поэта мерить жизнь крупными масштабами. Вот эта-то крупность почти всегда ощущается в ее лирике и придает ее книгам не только художественную, но и нравственную значительность. С годами, от книги к книге, нарастает и проявляется в стихах Поляковой душевная сосредоточенность, когда глаз стиха фокусируется на самой сердцевине духовного бытия. Внешне это выражается в том, что стих заметно замедляет свой оперенный полет, он не торопится за впечатлениями в дальние места, а внимательно вглядывается в то, что находится вблизи и многим кажется будничным. Теперь все чаще, как написано в одном стихотворении, «слова идут, не торопясь» и предпочитают рождаться не на бегу, а в ночной тиши.
       Впрочем, самая их завязь всегда, как и прежде у Поляковой, проклевывается в шуме, грохоте и сутолоке жизни. Городские, порою ничем не примечательные дома, улицы, блеск оконных стекол, отражающих закат, обрывок смеха, лоскуток чьего-то разговора, дрожащий бок автобуса, ленинградские-петербургские горбатые мостики, чугунные решетки, потерявшие свой вес из-за снежной бахромы, круговерть толпы в час пик — так из городских зарисовок, взятых с «натуры», словно остановленных на «стоп-кадре» стиха, четких до стереоскопичности, но в то же время, как бы ненароком и местами растушеванных печалью и памятью, много в книгах Поляковой. В известной степени эти особенности сказались уже в первой маленькой книжке «Право на счастье» (1950).
       В дальнейшем, в книгах «Журавли над Метою» (1957), «Друзья зовут меня в дорогу» (1959), «Середина пути» (1979), «Мосты памяти» (1981) медитативное начало в ее произведениях все усиливается, они проникаются не только большей зоркостью, но и печалью, а в последующих книгах «Мгновения» (1982), «Срез яшмы» (1985) принимают социально-рефлексирующий оттенок — особенно в книге «Черный жемчуг» (1996).
       Начиная с книги «Срез яшмы» в сборнике Поляковой отчетливо проявляется своеобразная дневнико-вость, что придает ее стихам и книгам в целом дополнительный эффект достоверности. В стихах нередко чувствуются слезы, удержанные лишь последним — на пределе сил — напряжением. Полякова бестрепетно, то есть как подлинный художник, не боящийся правды и искренности,— открывает перед нами свою боль, незащищенность, женскую слабость и свое великолепное мужество. Стихи, составляющие ее книги «Монолог», «Все остается в нас» и особенно «Черный жемчуг», становятся монологичными, раздумчивыми и как бы впрямь замедленными — настолько внимательно, пытливо, не спеша и терпеливо вглядываются они в жизнь: не только в мерцающий полог неба, но и в медлительный полет пчелы, заметное, но угадываемое движение сока по древесному стволу. Слова в ее поздних стихах всматриваются в жизнь, улавливая краски и полутона, они, кроме того, вслушиваются и осязают. Напряженная работа души требует тишины и той особой сосредоточенности, когда поэт остается с миром один на один. «По земным, по нелегким дорогам / Длинный путь протянулся за мной»,— пишет она и все чаще оглядывается — не только в стихах, но и в прозе — на оставшуюся «за спиною» жизнь, благодаря ее за бесценный опыт, за все уроки — добрые и жестокие, но равно необходимые, а больше всего за то, что ее личная биография оказалась прочно вплетенной в многоцветную ткань времени. Полякова — внимательный и взволнованный участник и летописец своей эпохи. «В большой беде не стороною, / Со всеми вместе я прошла...»
       Упомянутая лирическая дневниковость ее произведений, придающая им достоверность и почти житейскую хроникальность, закономерно включила в себя и элемент повествовательности, нечто ценное, идущее от прозы. Она любит рассказать житейскую историю, ввести в стих, характерную, а иногда даже и прямую речь, воссоздать диалог, передать психологические нюансы: опыт добротной реалистической прозы хорошо знаком Поляковой, и она как бы постоянно держит его в уме, хотя и бессознательно. Ее лирические произведения, не поступаясь поэзией, несут в себе растворенную соль того поэтического реализма, который так характерен для русской высокой прозы. Неудивительно, что временами она обращается и к прозе как таковой. Ей принадлежат книги «Город у залива» (1993), «Искра вечного огня» (1995), «Дорога» (1990), «Беда царя Давида» (1999) и другие. Она — автор нескольких статей о произведениях русской классики (Пушкине, Гоголе). Полякова писала и для детей: «Заколдованная девочка» (1961), «Снежки», «Стихи и картинки про Диму Половинкина» (1964), «Детский сад для зверят» (1966) и многие другие. Большие работы есть среди ее переводов: она перевела с чувашского сборника стихов В.Тимакова «Юманзар» (1979), с удмуртского сборника стихов А.Белоногова «Таволга» (1981).

Литература и другие источники информации