AZ-libr.ру

       [3.1.1936, с.Емецк Архангельской обл. — 19.1.1971, Вологда]
       — поэт.
       Предки Рубцова были крестьянами, оказавшимися в годы коллективизации в Вологде. Гонимые нуждой, они поселились в Емецке. Дом, где прошло самое раннее детство будущего поэта, стоял на старинном архангельском тракте. Здесь семья Рубцовых прожила всего лишь около года, переехав сначала в Няндому, а затем в Вологду. В годы Великой Отечественной войны Рубцов осиротел.
       В 1942 умерла мать, а перед тем — две его маленькие сестры. В семье было еще двое детей — их разобрали родственники. Отец с 1942 по 1944 находился на фронте, больше о нем сведений не было.
       В 1943 Рубцов живет в детдоме, в с. Никольском Тотемского р-на. Учился он очень хорошо, получал грамоты, подарки. Но приносило страдание страшное одиночество. На всю жизнь осталось яркое, незабываемое воспоминание — одна воспитательница ласково погладила его по голове.
       В 1950 Рубцов уехал поступать в мореходное училище в Ригу, но не был принят, т.к. ему еще не исполнилось 15 лет; поступил в Тотемский лесотехнический техникум. Получив паспорт, устроился в Архангельске подручным кочегара на тральщике. Начинает писать стихи. Почти ничего из ранних опытов не сохранилось.
       В сент. 1953 приезжает в г.Кировск (Мурманская обл.), учится в горном техникуме; в 1955 приезжает в Ленинград. Отсюда был призван на военную службу во флот. В это время начинает относиться к сочинительству более серьезно. Во время военной службы в Североморске (1955-56) стал печататься в газете «На страже Заполярья» и в альманахе «Полярное сияние». Однако стремление походить на литератора-профессионала даже и тогда, когда поступил позднее в Литературный институт, давалось ему с трудом. По натуре Рубцов был бродягой.
       В 1960 он работает на Кировском заводе в Ленинграде, начинает заниматься в литобъединении «Нарвская застава».
       В 1961, когда вышел коллективный сборник «Первая плавка», где были помещены и его стихи, стал более уверенно выступать в аудиториях, в домах культуры, в общежитиях. Но образ жизни Рубцов вел беспорядочный, богемный.
       В 1962 с помощью поэта Б.Тайгина выпустил свою первую машинописную книжку «Волны и скалы». Дружит с Глебом Горбовским.
       В авг. 1962 Рубцов сдал вступительные экзамены в московский Литературный институт им. А.М.Горького. Женится на Г.М.Меньшиковой, в 1963 родилась дочь. В эти годы Рубцов сближается с такими поэтами, как Владимир Соколов, Станислав Куняев, Анатолий Передреев. К Рубцову приходят и подлинное мастерство, и оригинальность. Судьба, однако, не становится более легкой: за дисциплинарные нарушения Рубцова отчисляют из института, позднее он все же восстанавливается в нем.
       В 1963-64 Рубцов создает такие поэтические жемчужины, как «Тихая моя родина...», «Звезда полей», «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны...» и другие. Дипломной работой Рубцова в Литературном институте становится знаменитая впоследствии книга «Звезда полей» (1967).
       В те годы; когда выступил Рубцов, начинались жаркие споры — и на страницах печати, и в читательских аудиториях — о «деревенской» и «городской» поэзии, о лирике «тихой» и «громкой». Рубцов, с его негромким поэтическим голосом и проникновенными одухотворенными пейзажными мотивами, быстро и без особых объяснений критика причислила к «деревенщикам», хотя деревни и деревенской жизни он не знал, а был, скорее, человеком городским, даже люмпеном. Но что-то прорастало в его стихи из обрубленных и, казалось бы, забытых его семейных крестьянских корней. Именно оттуда у него такая нежная, преданная и неизбывная любовь к тому Есенину, который был певцом русского поля, реки и неба. Рубцов, не подражая Есенину, всей своей поэтической душой ласкал Русскую землю. Такого восторженно-тихого взгляда русская природа после Есенина уже не чувствовала на себе. То был поистине прощальный поцелуй русской Музы — тихий и горестный, но не надрывный, как часто бывало у Есенина. Да и самый ритм стиха у Рубцова всегда приглушен, размыт, словно все ударные звуки куда-то исчезли, уступив место плавной и тихой мелодии, струящейся, как вода, меж редко расставленных слов: «Высокий дуб. Глубокая вода. / Спокойные кругом ложатся тени. / И тихо так, как будто никогда / Природа здесь не знала потрясений!» («Ночь на родине»). Р. совсем не употребляет красок, цветовые эпитеты казались ему, по-видимому, тяжелыми, и он работал легкой светописью — у него в стихах постоянное дрожание и проблескивание световых точек и струй: «Кругом шумит холодная вода, / И все кругом расплывчато и мглисто. / Незримый ветер, словно в невода, / Со всех сторон затягивает листья...» («А между прочим...»). Родной ему Русский Север, с его белыми ночами и зыблющимися прозрачными зорями, очень способствовал этому своеобразному поэтическому импрессионизму, характерному не только для его пейзажей, но и для лирики переживаний, где мерцание чувства и мелодическое колебание психологического рисунка, лишенного твердых очертаний, завораживает. Стихи Рубцова возникали из душевной глубины, они зарождались в лесах и полях, подобно облакам, медлительно проплывавшим в небесах истово любимой им России — Руси: «И откуда берется такое, / Что на ветках мерцает роса / И над родиной, полной покоя, / Так светлы по ночам небеса!» («Чудный месяц...»).
       Судьба Рубцова сложилась так, что он, как когда-то Г.Сковорода и В.Хлебников, почти всю жизнь не имея угла, скитался по стране, от села к селу, от деревни к хутору, просясь на ночлег, а то и располагаясь в стоге сена где-нибудь в поле под звездами. Живя в заброшенных деревнях или ночуя в поле, он всегда был ближе к Богу, рядом с Богом, чем любимый им Есенин. Божье имя, при всей своей тяжкой жизни, он ни разу не произнес всуе, а в развалившиеся по безбожному времени церквушки и часовенки заходил с благоговением. Вряд ли он знал молитвы — некому было обучить, но в его лироэпических стихах широкого национального размаха, например в «Видении на холме» (1962), таится и едва ли не выходит наружу почти литургическое начало: «Россия, Русь — / Куда я ни взгляну! / За все твои страдания и битвы / Люблю твою, Россия, старину, / Твои леса, погосты и молитвы...»
       Многократно обсуждавшаяся в годы становления и краткого расцвета Рубцова коллизия «город — деревня» вряд ли, как теперь видно, имела столь уж прямое отношение к автору «Звезды полей». В бытийном смысле Рубцов не только конец деревни видел, а почувствовал возможный предел всего и всему, апокалипсичность всей эпохи. Вот почему в своих странствиях он так упорно искал островки неисчезнувшей земной тишины и чаще всего находил их в заброшенных деревнях: «Прощальной дымкою повиты / Старушки избы над рекой. / Незабываемые виды! / Незабываемый покой!» («В святой обители...»). Рубцов, можно сказать, был поэтом последних островков разламывавшейся на части и уже погружавшейся в пучину земной Атлантиды. Он воспевал клочок земли, омываемый уже смертными водами, прославлял деревцо, травинку, прямой солнечный луч, не взметенный реактивным ревом. Его заслуга как поэта состояла в том, что он славил и воспевал эти последние (по внутреннему поэтическому ощущению) минуты человеческого тихого счастья у некоей грозной черты — накануне, возможно, гибели всех людей: от войны ли, от мора, от вселенской ли катастрофы.
       Самые основы рубцовского эмоционального, интеллектуального и поэтического мира пронизывала почти незатихающая и очень редко уходившая из его стихов боль то была, помимо, так сказать, «всемирной», «онтологической», еще и боль личного сиротства, он был из «подранков», оставленных своим безжалостным временем.
       Но Рубцов неизменно противопоставлял этому трагедийному ощущению внутреннюю мужественность своей души, которая подкреплялась выношенным убеждением в прочности и даже логически необъяснимой, но интуитивно угадываемой неколебимости русской национальной тверди. Именно этим объясняется его постоянный и все углублявшийся интерес к истории страны («Видение на холме», «О Московском Кремле» и др.). В своих пейзажах, проникнутых чувством исторического времени, Рубцов находил прежде всего устойчивые, пусть и сглаженные природно-национальные и — принципиально — по его представлениям, неразрушимые основания. Рубцовская деревня — это широкое понятие: оно лишено, как правило, топографической прикрепленности, она — Родина-мать в глубинном и возвышенном значении этого слова. Рубцов-сирота признал матерью всю свою родную землю, со всеми ее, по его выражению, «окрестностями» — деревенскими и городскими в равной мере.
       Рубцов был убит в момент ссоры близкой ему женщиной. Слава шла за ним медленно и благословила его уже после смерти.
       В 1985 в Тотьме был открыт памятник поэту.

Литература и другие источники информации