AZ-libr.ру

       [19.11(2.12).1900, с. Кобона Петербургской губ. — 18.9.1971, Ленинград]
       — поэт.
       Родился в семье ладожского крестьянина-рыбака. Отец, вернувшись с действительной военной службы в унтер-офицерском звании, работал на лесопильном заводе и рыбачил. «Я был старшим, — писал Прокофьев в автобиографии (1948), — и поэтому, как водится в крестьянстве, рано встал на трудовую дорогу. В 9 лет я уже крестьянствовал». В автобиографическом очерке «О себе» (1964) Прокофьев отмечал:
       «Отец мой любил читать, любил песню. "Коробушку", "Хорошо было детинушке", "Варяга", "Ермака" и даже "Не бил барабан перед смутным полком" я услышал от отца». Мать тоже любила петь. В сельскую школу Прокофьев поступил в 1907, там же пристрастился к чтению, к школьным годам относятся и первые стихотворные опыты Прокофьева. В 1913 «по большому конкурсу» Прокофьев поступил в Петроградскую учительскую семинарию, окончить которую ему не удалось (ушел из 4-го класса) по семейным обстоятельствам: отец был призван в армию, и Прокофьев, как старший в семье, стал полноправным хозяином «немудреного, да еще пошатнувшегося, крестьянского хозяйства» («О себе»).
       В 1918 Прокофьев и его отец вступают в волостной комитет сочувствующих большевикам. Через год Прокофьев по партийной мобилизации уходит на фронт воевать против армии генерала Юденича, которая стояла под Петроградом, попадает в плен, откуда ему удалось бежать.
       В 1920 Прокофьев окончил Учительский институт Красной Армии, стал политработником.
       С 1921 по 1922 Прокофьев — военный цензор.
       С 1922 по 1930 — сотрудник полномочного представительства ВЧК-ОГПУ в Ленинградском военном округе; янв.-апр. 1930 — секретарь редакции газеты «Крестьянская правда по радио» в Ленинградском радиоцентре; апр.-окт. 1930 — секретарь управления Государственным народным домом; дек. 1939 — март 1940 — корреспондент газеты «Героический поход» 9-й армии. В годы Великой Отечественной войны (июль 1941 — авг. 1945) — военный корреспондент Политуправления Ленинградского, Волховского и Заполярного фронтов.
       В 1945-48 и 1955-65 — первый секретарь правления Ленинградской писательской организации.
       В юношеских стихах Прокофьев (1916) (не публиковавшихся при жизни поэта) звучит мотив противопоставления города («мрачного и скучного») деревне, которая, по словам автора, готового слиться с крестьянской землей, «просто рай. / Богатство, нищета — / Все мизерно, невзрачно, / И кажется — ложись и умирай...» (СС. Т.1. С.392). Первая публикация Прокофьева состоялась 13 июля 1919 в местной газете «Новоладожская коммуна» — стихи «На могиле героя», в которых уже чувствуется поэтический почерк будущего Прокофьева: взаимодействие разных лексических пластов — высокого и просторечного («ясна, прозрачна небес лазурь» — «А живоглотам придет "каюк"»); яркость красок, запахов, неожиданность метафор («И под напором пурпурных льдин / Враги бежали...»). С этого времени Прокофьев — постоянный автор «Новоладожской коммуны», где впоследствии будут печататься Д.Бедный, И.Садофьев, В.Князев, Я.Бердников, Н.Клюев и др. Социальная определенность, бескомпромиссность Прокофьева видны как из названий стихов («Читайте газету», «Пролетарская поэзия», «Новому исполкому», все — 1919), так и из псевдонимов Прокофьева (Ладожский, Красный рыбак, Александр Рабочий, Дед Ермил, Мобилизованный новоладожец А.Прокофьев).
       С 1922 Прокофьев живет в Петрограде.
       В 1923. Прокофьев «нашел Пролеткульт», где в литературной студии, руководимой А.П.Крайским, стал овладевать поэтической техникой.
       С 1923 по 1927 Прокофьев почти не публикует своих стихов, сам он так говорил об этом периоде: «У меня отсутствовала вовсе поэтическая культура. Я считал, что стихи можно писать залпом, авось что-нибудь и выйдет. У меня не было чутья ни к слову, ни к ритму, ни к теме, ни к образу. Слова умирали в моих стихах, как говорится, на ходу» («О себе»). Между тем это было время активного творческого становления Прокофьева. В стихах тех лет явно ощутимо влияние таких несхожих поэтов, как А.Блок и С.Есенин, Д.Бедный и В.Маяковский. По-своему обобщая их опыт, Прокофьев в своих стих, приходит к своеобразному синтезу тем и мотивов, которые связаны в читательском сознании с этими именами. Ранний Прокофьев ищет поэтические средства прежде всего для воплощения образа своего героя — вчерашнего красноармейца, матроса, крестьянского парня, покидающего родные места. При этом поэт рисует трудность перехода от деревенской жизни к городской; пейзаж помогает в стихах Прокофьева передать переживания героя: «Я пришел от вытянутых Ладог / И, преодолев тоску и боль, / Принял я цветы электрорадуг / В глаз, окрашенный под гоноболь» («Уход», 1925). В эти же годы Прокофьев находит свой лад и интонацию, свой характерный синтаксис: едва ли не в каждом стих, встречаются эмфатические конструкции: «(Раньше — гирька или нож, /Ив любую драку гож!) / И не жалко мне развязывать / Старых дум тяжелый тюк... / Девочки голубоглазые, / Тютю!» («Уход»).
       Особой вехой в творческой биографии поэта стал 1927, когда в «Комсомольской правде» были опубликованы «Песни о Ладоге» (4 из 6 написанных). «Песни о Ладоге», как отмечал впоследствии Прокофьев, стали для него началом «радостной творческой работы». Поэт наконец нашел то, что искал, — тему родной ладожской деревни. В отличие от новокрестьянских поэтов в стихах Прокофьева (как позже у А.Твардовского) не было идиллической грусти по уходящей деревне, наоборот, он восхищается ее силой, удалью (в чем-то анархической) своих героев: «Мы, рядовые парни (Сосновые кряжи), / Ломали в Красной Армии / Отчаянную жизнь» («Третья песня о Ладоге»). Более того, в первых редакциях были строки, говорящие о притязании лирического героя Прокофьева на мировое господство: «Чтобы греметь над Римом, / Над Лондоном греметь. / И каждый парень — Разин: (Иначе не суметь), / Чтоб прогремев над Азией, / В Америке греметь» (Другие редакции и варианты // Стихотворения и поэмы. С.829). «Песни о Ладоге» стали своеобразным прологом не только к вышедшим в 1931 нескольким сборникам Прокофьева («Полдень», «Улица Красных Зорь» 2 изд.), «Сотворение мира. Избранные стихи» и «Победа»), но и широким вхождением Прокофьева в литературу (стихи его появляются в журнале «Залп», «Ленинград», «Звезда», «Резец», в альманахе «Земля и фабрика» и других периодических изданиях). Принятие революции, уверенность в правоте дела, отстаиваемого с оружием на фронтах Гражданской войны и послереволюционной действительности у Прокофьев были безоговорочными, яростными и на редкость беспощадными («Октябрь», 1930; «Два разговора с С.П.Быковым», 1930 и др.). В стихах Прокофьева начала 1930-х отсутствует рефлексия, полутона: «...ненависть ставь сначала, а после веди любовь» («Разговор по душам», 1930).
       С начала 1930-х поэзия Прокофьева развивается в основном в двух жанровых направлениях — лирике и балладе (границы которых в поэзии тех лет, впрочем, весьма условны). Лирика Прокофьева, как правило, развивала темы родного Приладожья, поэт смело осваивает фольклорные традиции. Особое место Прокофьев уделяет зачину стихотворения: пейзажно-психологическая зарисовка чаще всего разрывается прямой речью. Лексика Прокофьева наполнена самыми разнообразными слоями живого языка («Шли над морем буревестники», 1930; «Ой, какая звонкая погода...», 1930; «Одиночество», 1932; «Здесь тишина. Возьми ее и трогай...», 1933 и др.). Прокофьев в лирике стремится к моментальности, своего рода ки-нематографичности. Сюжет, даже в балладе, играет второстепенную роль: все внимание автора направлено на смену психологических рядов — «кадров» («Смерть пулеметчика Евлампия Бачурина», 1931; «Бой под Белорецком», 1931; «Измена Ен-борисова и Каюкова», 1931), где основное эмоциональное воздействие заложено в проклятии изменникам: «Будьте прокляты псы — Енборисов и Каюков! / В это самое время / Мы зубами скрипели от злости, / Расстреляли заложников. / Разработали план отступления вновь / (Жаба вас родила / На каком-нибудь старом погосте. / Медно-глазая жаба, у которой зеленая кровь!..)». В «Повести о двух братьях» (1932), которая не понравилась М.Горькому за «гиперболизм» (см. об этом: СС. Т.4. С.362, 443), Прокофьев удалось показать не только ненависть и противостояние сторон в Гражданской войне, но и трагедию семьи; финальная сцена посвящена матери, потерявшей на войне обоих сыновей, идущей в слезах по полынному полю.
       Рядом с Н.Тихоновым, Н.Асеевым, Б.Корниловым и даже П.Васильевым Прокофьев действительно наиболее гиперболичен, совершенно непредсказуем в ассоциациях, наиболее субъективен в романтическом изображении революции. Традиции Маяковского, особенно сильно которым он следовал в 1930-е, наполнили многие лирико-патетические монологи Прокофьева (Маяковскому Прокофьев посвятил стихи «Смерть поэта», 1931; «Слово Владимиру Маяковскому», 1931). Прокофьев коснулся в своей поэзии темы коллективизации внешне, этнографически (стихотворный очерк «Вступление в колхоз», 1933; из книги «Временник», 1934, и др.). Сборник стихов «Дорога через мост» (1933), «Прямые стихи» (1936) и другие, включая обобщающую книгу «Стихотворения» (1938), показывают эпическую сторону художественного дарования Прокофьева (как это часто наблюдается с поэтами, вышедшими «от земли», начиная с Н.Клюева и Есенина до П.Васильева и Твардовского). Однако эпос Прокофьев в отличие от старших современников и ровесников более интуитивен. Самодостаточный в лирико-революционных стихах и романтических балладах («Перечень профессий», 1931-32; «Революция», 1931; «Три песни о Громовое», «Матрос в Октябре», 1933; «Баллада о трех бравых парнях», 1933) эпический характер стихов, тяготевший к поэмному воплощению, находил свое место в сборниках, центростремительно стягивающих отдельные произведения в некое целое. Прокофьев приветствует вхождение новых, советских, реалий в устоявшуюся систему деревенского мира, но при этом вековое поглощает новое: «черноглазый, краснозвездный, молодой командир», пригрезившийся девушке, приобретает в лирике Прокофьев своего рода «палеховские», олеографические черты, что вполне соответствовало народным представлениям. Вместе с тем Прокофьев иронически подмечает вхождение этого «нового»: «Как во нашей во деревне, / Возмужалый от побед, / В голубом поповском доме / Заседает сельсовет» («Как во нашей во деревне», 1933).
       В 1930-е Прокофьев приходит к песенному творчеству. И хотя элементы лирической песни, частушки сопутствовали всей его поэзии, с середины 1930-х поэт усиленно обращается к этому жанру в «чистом виде» («Плясовая», 1934; «Песенка Тони», 1934; «Походная песня геологов», 1934; «Коль жить да любить — все печали растают», 1937, и др.). В 1937 выходит сборник Прокофьева «Песни». К творчеству Прокофьева обращались композиторы В.Соловьев-Седой, Д.Прицкер, Ю.Левитан, Э.Денисов, Г.Свиридов, С.Прокофьев. Одно из «программных» стихотворений Прокофьева 1930-х «Товарищ» (1930), положенное на музыку О.Ивановым, стало популярной песней.
       Выход сборника «В защиту влюбленных» (1939) ознаменовал своего рода итог достигнутого Прокофьевым в предвоенное десятилетие. К этому времени стихи Прокофьева стали строже, классичнее. Яркость красок, ритмическое разнообразие становятся сдержаннее, усиливается психологизм в лирическом восприятии мира. Показателен весьма строгий отбор автором произведений в этой книге. Одним из вершинных стих, книги (и в творчестве поэта в целом) стал цикл «Сольвейг» (1939), по-своему развивающий блоковские традиции («Кармен»).
       1939-45 ознаменовали новый этап в творчестве поэта. В период советско-финляндской войны Прокофьев создает несколько десятков песен, частушек, лирических стихотворений, стихотворных фельетонов, подписей к сатирическим рисункам. В отличие от стихов о Гражданской войне с их метафорической неожиданностью, интонационным разнообразием стихи периода финской кампании не стали большой удачей поэта: в них превалировала агитационная направленность («Споемте, ребята», 1939; «Береги комиссара в бою», 1939; «Мы закончили со славой героический поход», 1940). В содружестве с А.Сурковым и А.Безыменским Прокофьев пишет ряд стихотворных фельетонов, подписанных именем Васи Гранаткина — «родственника» Васи Теркина (см.: Твардовский А.Т. Как был написан «Василий Теркин» (Ответ читателям) // Твардовский А.Т. СС: в 6 т. М., 1980. Т.5. С.103-107).
       В годы Великой Отечественной войны вышли сборник Прокофьева «За Родину» (1941), «Огонь» (1942), «Таран» (1942), «Атака» (1943), «Гармонь» (1943), «Фронтовые стихи» (1943) и др., проникнутые верой в победу и ненавистью к врагу; в них Прокофьев обращается к национальной преемственности, неразрывности отечественной истории: «гром Бородино», «свет немеркнущей Полтавы», «Измаила гром» — «Песня» (1942). Стихотворение «Встань, ненависть, тебя поем» (1942) по силе чувства созвучно строкам К.Симонова «Если дорог тебе твой дом». Военная публицистика Прокофьева в прозе была издана в двух книжках карманного формата — «Разгромить врага под Ленинградом» (1941) и «Дмитрий Донской» (1942). Так же как и в период финской войны, Прокофьев работает в жанре стихотворного фельетона (цикл «Говорит Вася Теркин», в котором принимал участие Прокофьев, в газете «На страже Родины»).
       Поэма «Россия» (1943-44) (Сталинская премия — 1946) стала одним из самых ярких произведений советской литературы военных лет. Так же как и А.Твардовский, автор «Книги про бойца», П. публикует ее главы в периодике (газеты «Отважный воин», «Ленинградская правда», «Красная звезда», «На страже Родины», журнала «Звезда», «Ленинград» и др.). Герои поэмы — братья Шумовы, минометный расчет, прославившийся на Ленинградском фронте. С Шумовыми поэт познакомился в мае 1943. Поэтическая структура «России» скорее относится к плотно сведенному автором лирическому циклу, объединившему 30 стихотворений, каждое из которых вполне могло бы жить самостоятельной жизнью (что впоследствии и было сделано Прокофьевым в сборнике «Стихотворения», 1954; «Заречье», 1955; «Лирика», 1956; «Хороши малыши», 1963, и др.).
       Написанные разными стихотворными размерами, стихи эти тем не менее воспринимаются как единое поэмное целое в силу символического обобщения образов героев и образа самой Родины. Лирическое звучание мирных мотивов векового величия России стало основой замысла этого произведения: «Да на ветке соловей, / Да без счету версточки, / Да отважных сыновей / На погонах звездочки!» В лирических же поэмах, построенных по опыту «России» («Сад», 1948; «Юность», 1954), Прокофьев не удалось достичь того художественного обобщения, которым была отмечена поэма «Россия».
       С новой силой лиризм Прокофьева раскрылся в сравнительно небольших по объему стих. 1945, в которых (как это было в поэме «Россия») соединились песенность и философичность («Там, где мною куст любой опознан», «На гвардейский корпус пал наш выбор...», «В заречной долине, на старом дорог перекрестке...», «У края дороги, от милых подружек в сторонке...» и др.). Впервые к Прокофьеву приходит элегическое ощущение краткости бытия — изменения в природе чутко схватываются поэтом, становятся сокровенной страницей лирического дневника. В лучших стихах этого времени свойственный Прокофьеву оптимизм ненадолго уступает место мотивам неясной грусти и тревоги: «Вдали гроза, а здесь еще в покое...», «Пал первый снег. Его не ждали долы...».
       Послевоенная действительность, впрочем, без намека на трагические противоречия нашла свое отражение в сборнике Прокофьева «Заречье» (1955, 1957), «Лирика» (1956), «Признания» (1957). Итальянские впечатления (после поездки группы советских писателей в эту страну) легли в основу цикла «Яблоня над морем» (1958). Во второй половине 1950-х выходят книжки Прокофьева для детей: «Днем весенним» (1956), «Шел кот-скороход» (1956), «Синички-невелички» (1958), «Галя-Галинка» (1966). Детские стихи Прокофьева отличают простота композиции, мягкие интонации, юмор и виртуозное использование фольклорных мотивов: «Кот Макар» (1938), «Сказка о том, как котенок стал котом» (1938), «Сказочка для маленьких про комара-комарика» (1939), «Загадки-шутки» (1962), «Еще про жука» (1965).
       Новым взлетом таланта Прокофьева стала книга «Приглашение к путешествию» (1960) (Ленинская премия — 1961). Создавая обобщенный образ России, Прокофьев приглашает своего читателя к путешествию во времени и по неповторимым просторам Родины: «Вы видали Севера красу? / Костянику ели вы в лесу? / Гоноболь, чернику, землянику, / Ежевику? / Мяли повилику? / Зверобой, трилистник, медуницу?» Прокофьев обращается к воспоминаниям детства и юности: «Все хорошо, / Оградно смолоду, / Когда плечам не страшен груз. / Вошла, и губы пахнут холодом, / Дождинкой, сладкою на вкус!» К ритму «Песен о Ладоге» возвращает Прокофьев читателя в стихотворении «Это я прошу иметь в виду». Прокофьев до конца дней остался верен им же высказанной формуле: «Я только то и делаю, что славлю самозабвенно Родину мою».
       В стихах последнего десятилетия, вошедших в сборниках «Радуга» (1966), «Пристрастия» (1967), «Гроздья» (1967), «Величальная песня России» (1971) и «Звенья» (1972), вышедших после смерти поэта, вновь появляются образы юности: «От отца научился, / Работал он лучше и чище: / Оброни на прокосе иголку — / Отыщешь» («Я умею пахать, и косить, и рыбачить», 1965). В цикле стих. «Годы» (1966) П. снова возвращается к своему ритму конца 1920-х - начала 1930-х: «Я иду, / У всего-то мира на виду / Прохожу — / Солдат и Комиссар — / И кидаю вызов небесам». Не забывал Прокофьев и тех, кто был когда-то рядом с ним. Так, в стихотворении «Песня» (1969) Прокофьев обращается к П.Васильеву, погибшему в 1937: «Ты потом пошел на Беломорье, / Вешним днем пошел, / После Егорья. / Беломорье — ветер гулевой! / Не один там распростился с головой». Незадолго перед смертью Прокофьев пишет стихотворение, ставшее одним из самых совершенных по своей трагической сущности в его творчестве: «А ведь было — / Завивались в кольца волосы мои» (1970).
       Большое значение Прокофьев как общественный деятель и поэт придавал взаимообщениям русской литературы с литературами других народов. Прокофьев переводил произведения поэтов Украины и Белоруссии — Тараса Шевченко, Ивана Франко, Леси Украинки, Павло Тычины, Максима Рыльского, Владимира Сосюры, Андрея Малышко, Янки Купалы, Якуба Коласа, Максима Танка, Петруся Бровки.

Литература и другие источники информации