AZ-libr.ру

       [2.9(14.9).1892, Москва — 25.10.1956, Москва]
       — поэт.
       Родился в семье обрусевшего серба (отсюда — ударение в фамилии на втором слоге), талантливого самоучки, ювелира, изготовлявшего заводные ключики к часам, книголюба и замечательного рассказчика. Мать была перчаточницей. О своем детстве поэт писал в автобиографическом стихотворении «Присказка» (1946): «Подмастерьем шестилетним / я с отцом за верстаком. / Он сказал, дымя цигаркой / над сияющим кольцом: / — Этим камушком-сапфиром / сыты были б целый год. / Жили б мы с тобой, / Серега, без нужды и без забот... / Стрекотал сверчок за печкой / Мать вздыхала в тишине. / Хлебца корочку сестренка / клянчила в бреду во сне...».
       В 1907 Обрадович закончил городскую начальную школу и пошел работать в типографию. «Слабый физически,— писал Валериан Полянский,— он с трудом овладевал профессией, но все же к восемнадцати годам стал мастером. В эти годы он вошел в рабочее движение...» (С.Обрадович. Избранные стихи / предисл. В.Полянского. М., 1935. С.3).
       С 1912 Обрадович посещает лекции в Народном университете им. Шанявского, в том же году в рабочем журнале «Эхо» (№9) было опубликовано его ученическое стихотворение «К свету», затем перепечатанное в газете «Правда». Тогда же он начинает сотрудничать в журнале «Огни», вскоре закрытом властями. Участник Первой мировой войны, Обрадович воевал на Карпатских перевалах (май 1915), был ранен и контужен. Настроенный пробольшевистски, Обрадович вел антивоенную пропаганду, организовал братание с австрийцами, после чего ему пришлось скрываться от суда Временного правительства.
       Октябрьская революция позволила Обрадович заниматься литературной работой вплотную.
       В 1918 он вступает в студию московского Пролеткульта, участвует в редактировании журнала «Гудки». Теоретики Пролеткульта понимали искусство в первую очередь как некую прикладную идеологию, отсюда качество литературы, в основном поэзии, виделось им чем-то вторичным.
       В начале 1920 Обрадович с В.Александровским, Г.Санниковым, В.Козиным и другими выходят из Пролеткульта и образуют литературную группу «Кузница», просуществовавшую до 1931.
       С 1920 по 1927 Обрадович работает заведующим литературным отделом «Правды».
       С 1926 — консультант Литературного института им. А.М.Горького.
       В 1927 Обрадович вместе с другими писателями, главным образом участниками «Кузницы», организовал литературно-художественный альманах «Земля и фабрика» (ЗИФ), также просуществовавший до 1931. 1-й номер альманаха вышел в сент. 1927 и был посвящен 10-летию Октябрьской революции.
       Первый сборник стихов Обрадовича «Взмах» вышел в 1921. После этого Обрадовичем издано 24 сборника стихотворения, напечатано несколько рассказов и повестей. Стихи Обрадовича входили в учебники, хрестоматии и поэтические антологии. В известном издании И.С.Ежова и Е.И.Шамурина «Русская поэзия XX века: Антология русской лирики первой четверти XX века» (М., 1925) творчество Обрадовича было отнесено в разряд «пролетарские поэты», но в отличие от М.Герасимова, В.Кириллова, В.Александровского, тем более А.Гастева, стихи Обрадовича более элегичны.
       Одним из излюбленных поэтических приемов Обрадовича является как звукопись, так и вообще своеобразное «звуковидение»: «И день пройдет; прошелестят, как мыши, / Часы вечерние в сентябре; / Сойдутся сумерки толпой неслышной / И робко встанут у дверей». (1920). Поэт показывает стремительное движение пешеходов и машин не с помощью долгой описательности, но при посредстве емкого звукового штриха: «Шурша лощеною панелью, / Все так же Невский суетлив, / Цилиндр и смокинг заменив / Рабочей кепкой и шинелью...» («Ленинград», 1938). Другой характерной для Обрадович творческой особенностью стало стремление к перебою ритма в строфе, к нарушению классической традиции: «А на припеке шепотом старух / День зашуршал капелью ранней. / Запел гудок, и подтянул петух. / Чудак петух: до вечера горланил...» («Оттепель. И в комнате теплей...», 1922).
       Обрадович прежде всего — лирический поэт, отсюда темы любви, природы, творчества с той или иной степенью успеха совмещались с главными для тех лет политическими темами — революционной историей, индустриализации, нового, социалистического города, противопоставляемого деревне. Так, в духе именно пролетарской поэзии начинается стих. «Изба» (1921): «Сон беспросветный, / Беспробудный, древний, / С метелями, под свист сверчка. / Тоска над смутною судьбой деревни, / Проселочная тоска...» — и через несколько строф такие: «И так по-вешнему пахуч бензин. / На шумный клуб / Дед променял полати / Ушел, ушел от воркотни лучин, / С глазастым солнцем сел в соседней хате...» Словно полемизируя с есенинским «Сорокоустом» (1920), Обрадович видит в поезде, автомобиле или тракторе весеннего вестника «на стальном коне». Город («Славлю Тебя, из гранита и стали, / Город великих начал и дорог...») у Обрадовича имеет две истории, из которых одна, видимо, не без влияния Маяковского, изображалась в «оскалах этажей», «обезумевших трамваях», «язвах и лохмотьях», «сытых ртах витрин», а другая — «октябрьскою страницей двадцать пятой» открывает книгу бытия («Город» 1921). Тема любви у Обрадовича словно стремится преодолеть свою вторичность в иерархии пролетарской поэзии. И хотя любовь у поэта — это прежде всего материнство и детство, тем не менее в некоторых стихах ощутимо присутствие некоторого эротизма, искренне и впечатляюще соединенного с апологетикой действительности:«— Да здравствует... / И пить мы будем, /Ив битве смертной победим... / Дремучей кровью крепнут груди / Под свитером твоим тугим / Ты мир готова, как ребенка, / Привлечь на грудь свою, / И он, / Насытясь, засмеется звонко / В порозовевший небосклон...» («Бег на лыжах», 1930).
       В то время когда слово «Россия» было изгнанным из печатной лексики и заменено словом «республика», Обрадович смело начинает с него стихотворение «1924», посвященное смерти Ленина («Россия... Как в тысячелетье ином...», 1927), что опять же для пролетарских поэтов было нетипично. На поэзию Обрадовича обратил внимание М.Горький. 3 апр. 1928 он писал ему из Сорренто: «Ваши стихи, Сергей Александрович, я знаю; давно слежу за ростом Вашего дарования. С искренней радостью вижу, что в книге "Поход" Ваше "мироощущение" расширилось и углубилось, что процесс "осознавания" Вами явлений жизни развивается хорошо и непрерывно, о чем говорят мне, читателю, новые темы, обогащение "лексикона", простота и четкость образов...» (М.Горький. Соч.: Т.30. М., 1955. С.89).
       1920-е оказались в судьбе поэта наиболее яркими с точки зрения художественных поисков по сравнению с последующими десятилетиями. Оттенок творческой горечи звучит в стихотворении «Замысел» (1935): «...Я одинок. / И, как аптекарь строгий, / Я мысль кладу и слово на весы <...> Мир распадается, приобретая форму / Жилплощади обычной... / Мгла. / Мир распадается, теряет слово. / Уж полночь. Ты изнемогла...». Публицистические стихи середины 1930-х («Баллада о неизвестном солдате, зарытом в могиле на площади Парижа в 1918 году», 1918; «Бригадир», 1932; «Москва», 1936 и др.) в сущности все более и более становились стихотворными (несмотря на разнообразие ритмического рисунка) иллюстрациями к «Правде» и «Известиям»: «Шагает хозяйкою по борозде, / По стропилам лучистым всходит,— / И всюду люди поют о труде, / Поют о партии, о вожде, / О строителе и садоводе...» («Баллада о весне 1933 года»).
       В статье «Как не надо писать» (Литературная учеба. 1939. Нояб. (11). С.75-86), предостерегая молодых поэтов от неточностей, умозрительности, декларативной жизнерадостности, говоря об опасности для поэта зарифмовывать прозаические фразы, Обрадович словно обращается к себе самому. Так, в двух строфах, посвященных 60-летию Сталина, Обрадович сливается с гулом поздравительных стихотворных штампов: «Как рукопожатье друга в бою, (выделено.— В.П.) / Немеркнущей в бурную ночь маяк, / Как знамя мира — в каждом краю / Слово Сталин на всех языках. / И шепчет сыну над зыбкою мать: / — Ты слышишь?.. Освобождая народ, / Красная Армия — грозная рать / — С именем Сталина в бой идет» (Новый мир. 1939. №12. С.139).
       Стихи военных лет также не стали поэтическим открытием в творчестве Обрадовича: здесь и «отеческий взгляд» на воинов, идущих в бой, и «в серой шинели Сталин», ведущий на рассвете в атаку гвардейцев, героическая работа в тылу, интернациональная дружба — все это было стихотворным, гражданским, но не поэтическим обращением к читателю. На этом фоне выиграло стих. «Сожженные отстроят города...» (1945), посвященное Победе. Выдержанные в классической форме, четыре строфы посвящены надежде на счастье, радости открытия истины, которую народ увидел «Еще яснее в мире затемненном...», неповторимости торжества тех майских дней.
       После войны Обрадович занимался переводческой работой. С белорусского им были переведены Янка Купала, Петрусь Бровка, Катусь Киреенко; с украинского — Андрей Малышко; с чувашского — Яков Ухсай, Петр Хузангай; с киргизского — Калык Акыев, Алыкул Осмонов, Аалы Токомбаев; с татарского — Фатых Карим, Муса Джалиль. Неоценимым остается его участие в переводе кабардинского эпоса «Нарты». В позднем творчестве поэт снова обращается к теме любви, которая, как и в произведениях 1920-х, раскрывается через лирическое «Я», а не газетно-отстраненное «мы», тем самым возвращая дух проникновенности и доверительности, с которым Обрадович начинал свой поэтический путь: «Краткое, как вздох, одно лишь слово / Ты мне прошептала в этот вечер... / Помнишь: сорок лет тому назад / Уходил на фронт во тьму солдат...» («Что со мною было в этот вечер...», 1953).

Литература и другие источники информации