AZ-libr.ру

       [3.11.1930, Ростов-на-Дону - 12.11.1981, Ленинград]
       — прозаик, публицист, ученый-китаевед.
       Родился в семье журналистов. Отец, Б.Б.Бахтин, в 1935 арестован как «троцкист» и расстрелян в 1938, мать, В.Ф.Панова, стала известной писательницей.
       С 1935 Вахтин месяцами жил в с.Шишаки на реке Псел в Полтавской обл. и там же провел годы немецкой оккупации — до янв. 1944. По словам В.Пановой, «это село <...> сыграло в жизни моих детей громадную роль. Ни Ростов, ни Ленинград такой роли не играли» (Панова В.— С. 138). Б поздние годы сам Вахтин не раз возвращался в Шишаки, с 1977 строил там дом, и его художественная идеология во многом сложилась под впечатлением от жизни и природы этих мест. После оккупации Вахтин с матерью жил под Пермью (тогда Молотов) и в Перми, а с 1946 — в Ленинграде.
       В 1954 окончил восточный факультет Ленинградского университета и после него до конца дней работал в институте востоковедения АН СССР.
       В 1959 защитил кандадскую диссертацию «Юэфу эпохи Хань и Наньбэйчао — памятник китайской поэзии». Представленную в 1976 и повторно в 1978 докторскую диссертацию «Поэтическое творчество Мэн Хаожаня» до защиты довести не удалось: для ленинградский властей Вахтин был человеком крайне ненадежным.
       В это время Вахтин уже более десятилетия играл значительную роль в ленинградской «неофициальной» культуре.
       В 1959-64 он пишет триптих из повестей «Летчик Тютчев, испытатель», «Ванька Каин», «Абака-сов — удивленные глаза», в котором формулирует существенный тезис: «В городе — ни в каком — нет отечества; не обнаруживается». Характерно, что как раз в эти годы сам Вахтин возглавил литературную группу «Горожане», в которую также входили Владимир Губин, Игорь Ефимов и Владимир Марамзин.
       В 1964 и 1965 одноименные сб., составленные этими авторами и официально поддержанные Д.Я.Даром и А.Г.Розеном, были отвергнуты ленинградскими издательствами. Антиномичность позиции Вахтина состоит в том, что русская трагедия для него не обязательно трагедия отлучения от земли. Тема искушения и искупления, лежащая в основе сюжетов Вахтина,— это тема современного «человека культуры», в конце концов, тема веры. Главка «Россия» в повести «Банька Каин» завершается характерным возгласом городского художника: «Только слепой не видит распятия в кресте своего окна и нимба настольной лампы». Своеобразное «почвенничество» Вахтина, особенно ярко выразившееся в повести «Одна абсолютно счастливая деревня» (1965), весьма отлично от «почвенничества» набиравших силу в ту же пору таких писателей, как Василий Белов или Валентин Распутин.
       В жестких условиях советского XX в. идеология Вахтина была изначально связана с «почвенничеством» Достоевского и Аполлона Григорьева, писателей, как и Вахтин, сугубо городских и «вселенских». Как и ими, Вахтиным владела мысль об общечеловеческом долге образованных людей перед землей, перед почвой. Силу для сближения с землей Вахтину приходилось черпать, однако же, не в окружающей советской действительности, а в языке, что сразу же увело его прозу за рамки бытового реализма: «Ее величество корова сидела веками за прялкой, стояла пожизненно под ружьем от Полтавы до Шипки, только корона у коровы не на голове, а на животе и называется вымя». Художественную эволюцию Вахтина можно определить его же парадоксом: «...назад, то есть вперед, но в противоположном направлении». Априорно отвергая Чехова — через Толстого — он двигался к Гоголю.
       Тонкой психологической прозе Вахтин сознательно предпочитал надпсихологическую красочность «большого стиля», неотделимого от стиля «народного карнавала». Праздничное отношение к слову, к самой по себе русской речи — при драматичности изображаемых коллизий — таков эмоциональный настрой прозы Вахтина.
       Национальное своеобразие писатель искал именно в языке. Показательно его участие в известной телевизионной передаче «Литературный вторник» 4 янв. 1966 «О взаимодействии старого и нового в русском языке», за которой последовало снятие и директора студии, и редактора программы. Постоянно задерживаемая историческими катаклизмами жизнь на русской земле «только-только начинается» — таков оптимистический лейтмотив прозы Вахтина. Основной пласт почвы все еще держится. Поэтому сюжетным разрешением, катарсисом в самых сатирических поздних вещах Вахтина — повестях «Дубленка» (1978) и «Надежда Платоновна Горюнова» (1980) — является опрощение героев, трактуемое автором как «отпущение грехов». Например, в «Дубленке» современный Акакий Акакиевич, дослужившийся до известного чина «инструктора сектора культуры», посрамленный современного мафиозного типа Хлестаковым, превращается в симпатичного существователя, счастливого посетителя чужих спектаклей: «Он сидит теперь в задних рядах <...>, он смеется, плачет, переживает, шепчет реплики, подсказывая их актерам, хлопает изо всех сил, однако как проникает в театр, как исчезает незаметно после спектакля, никто никогда не видел, что и не удивительно, потому что кому он нужен?»
       «Дубленка», отданная автором в альманахе «Метрополь» (1979), изданный в США, положения Вахтин в советской литературе, конечно, не упрочила. Трудно сказать точно, что в произведениях Вахтина раздражало официальное мнение больше: сатирическое изображение советской номенклатуры или прикровенный христианско-гуманистический нерв вахтинской прозы, авторское суперкультурное «почвенничество». Выступая против конфессионального и сектантского изуверства (прежде всего в таких публицистических исследованиях, как «Это мултанское дело», 1966, и «Гибель Джонстауна», 1979), Вахтин оставляет своим героям в трудных обстоятельствах только религиозное откровение: в критическую минуту каждый из них непроизвольно, но крестится. А раз так, то наша будничная беспамятность простится. «Все изменяется не изменяясь»,— любит повторять автор вместе со своими персонажами.
       Проза Вахтин напечатана теперь на родине, но сыграла большую роль как раз тогда, когда к печати ей доступ был практически закрыт и она «издавалась не издаваясь».

Литература и другие источники информации