Шаршун Сергей Иванович [16.08.1888-24.11.1975]
Шаршун Сергей Иванович
[4(16).8.1888, Бугуруслан Самарской губ.— 24.11.1975, Париж]
— прозаик, поэт, живописец, график.
Отец — купец, словак по национальности, мать — русская. Окончил коммерческую
школу в Симбирске, в 1910 приехал в Москву, где занимался в художественных
студиях И.И.Машкова и К.Ф.Юона, познакомился с М.Ф.Ларионовым, Н.С.Гончаровой,
А.Е.Крученых. В 1912 приехал в Париж с целью посвятить себя живописи, учился в
Русской Свободной академии и Академии кубистов Ла Палетт у Ж.Метценже, Д. де
Сегонзака и А. Ле Фоконье, который особенно сильно повлиял на Шаршуна. В 1913 и
1914 выставлял свои кубистские картины («Эластические композиции») в Салоне
независимых; в 1916 в Барселоне сблизился с французскими дадаистами (Ф.Пикабиа,
А.Краван, М.Лорансен) и тогда же написал первые абстрактно-геометрические
картины (см. мемуарный очерк Шаршуна «Мое участие во французском дадаистическом
движении» // Воздушные пути. Альманах V. Нью-Йорк, 1967), выставлявшиеся в
салонах «Дада» и Независимых (1921); в середине 1920-х стал работать в
стилистике «орнаментального кубизма».
В 1921-23 провел 15 месяцев в Берлине, общался там с Андреем Белым,
А.Б.Кусиковым, Б.Б.Божневым, В.Я.Парнахом и др. В 1921 напечатал брошюру
«Слепой мозг. Перевод Да-да» и поэму на французском языка «Foule Immobile»
(«Неподвижная толпа») с дадаистическими иллюстрациями (2-е изд.: Paris, 1966).
В 1921 Шаршун стал участником парижской «Палаты поэтов», а также
литературно-художественных кружков «Гатарапак» и «Через»; на поэтических
вечерах «читал удивленным слушателям с невозмутимой серьезностью вполне
непонятные стихи» (Юлиус А. Русский литературный Париж 20-х годов //
Современник. Торонто. 1966. №13. С.87).
С 1925 примкнул к деятельности парижского Союза молодых писателей и поэтов,
посещал заседания «Зеленой лампы» и «воскресенья» у Д.С.Мережковского и
3.Н.Гиппиус. Будучи приверженцем учения Р.Штейнера, Шаршун с начала 1930-х
входил в парижский антропософский кружок, возглавлявшийся Н.А.Тургеневой. При
этом Шаршун «был в добрых отношениях со всеми, но в то же время умел держаться
от всех в стороне. <...> Он был прирожденным одиночкой, сосредоточенным
исключительно на своем» (Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за
полвека (1924-1974), Париж; Нью-Йорк, 1987. С.305); «...не на одном уровне с
остальными, а немного выше их, или немного в стороне от них <...> Другого
измерения или с другой планеты — чужой и непонятный» (Одоевцева И. На берегах
Сены. М., 1989. С.100). По мысли Г.В.Адамовича; Шаршун оказывался в кругу
русских парижан «вне конкурса» «не столько по размерам таланта <...>, сколько
по страстному напряжению и какой-то беззащитной чистоте его, по глубокой
непосредственности и соединению мудрости с наивностью» (Путь правый //
Последние новости. 1934. № 4795. 10 мая. С. 2). С этими наблюдениями соотносима
и автохарактеристика Шаршуна в его «Шепотных афоризмах»: «Я примитивный
человек, наделенный сложным характером».
В 1930-е Шаршун печатался в эмигрантской периодике лишь эпизодически
(большинство его выступлений — в «Числах» и в выборгском «Журнале
содружества»), но публиковал свои произведения отд. изданиями,
осуществлявшимися на ротаторе незначительными тиражами (от 50 до 200
экземпляров). С авангардистскими живописными опытами Ш. типологически связана
книга «Небо-колокол. Поэзия в прозе (1919-1929 гг.)» (Париж, 1938), состоящая
из псевдодокументальных зарисовок «потока жизни», условных драматических сценок
(«Подкованные ткачи», «Дитя А хи ЛЛА», «Колье цимбалиста» и др.), родственных
аналогичным опытам обэриутов, сюрреалистических композиций, представляющих
собой как демонстративно бесконтрольную фиксацию рождающихся в сознании автора
образов и ситуаций, так и игровые фантазии на различные культурно-исторические
и литературной темы («Радиограмма Цеппелину», «Европейский фильм Чаплина»,
«Качай же, черт, качели»). Реальность в интерпретации Шаршуна предстает как
логически неупорядоченная совокупность авторских наблюдений и ассоциаций; свой
метод он определял как «магический реализм» и сводил его к «автоматическому
записыванью»: «Творю только с натуры через опыт, без неизвестного знаменателя,
глупо и безответно, как поет кукушка» (Литературная анкета // Числа (Париж).
1931. Кн.5. С.288). Опубликованные в «Журнале содружества» прозаические
миниатюры Шаршун — «Антильский мед» 1935. №7), «Неудавшийся Обломов» 1936. №3),
«Экзотическая песня»1936. №7), «Абиссиния» (1937. №5) — объединяются в единый
цикл рассказов о поступках, размышлениях и переживаниях Тихони, художника и
писателя, двойника автора; притязая на отображение только внутренней жизни
героя, эти рассказы не имеют сюжетно-композиционной определенности: «Лишенные
логических связей, они представляют собою как бы монолог автора о самом себе,
со зрительными эффектами и фантастическими происшествиями»; «Повсюду у Шаршуна
нет ни плана, ни действия, ни связи, ни конца и ни начала. <...> Одинокий герой
Тихоня, страдающий от своей робости и отчуждения от людей, парадоксально
ощущает себя в одно и то же время центром вселенной» (Пахмусс Т. Сергей Шаршун
и французский сюрреализм // Записки Русской академической группы в США. New
York, 1994. Т. XXVI. С.180, 182). В.Ф.Ходасевич писал о творческих ориентирах
Шаршуна в статье об альманахе «Круг» (в 1937 в 1-м выпуске «Круга» была
напечатана проза Шаршуна «Вожирар», во 2-м — его «XII письмо к другу»),
полемизируя с проповедовавшейся в кругах «русского Монпарнаса» установкой на
«документализм»: «...прием Шаршуна заключается <...> в отсутствии всякого
приема, это — род механического письма, судорожная запись чьего-то невнятного
бормотания, которое, может быть, ему слышится. В этом качестве его писания
представляют собою наиболее чистый случай "документа"» Возрождение. 1937.
№4105. 12 нояб. С.9.
Двойниками автора являются и герой прозаической поэмы Шаршуна «Долголиков»
(Париж, 1934), и Михаил Самоедов, герой романа «Путь правый» (Париж, 1934).
«Долголиков» охватывает широкий спектр жизненных восприятий, включая
воспоминания о детстве и юности в России; эпизоды, из которых складывается
сюжет «Пути правого», построены главным образом на материале парижской жизни;
«Долголиков» составлен из относительно самостоятельных и разностильных
фрагментов, в «Пути правом» в центре событий — рассказ о неразделенном любовном
чувстве героя к художнице Наденьке Вайтиной и его многочисленных попытках
завязать с нею общение. Г.Адамович, характеризуя «Долголикова» как
«повествование о душе предельно одинокой, доброй и доверчивой», о новом Дон
Кихоте («Но Дон Кихот без порывов и горячности. Дон Кихот грустный, ослабевший,
начитавшийся декадентских книг и поверивший их туманно-волшебным
обещаниям...»), заключал: «...автор — подлинный поэт, но он вовсе не
"беллетрист" в обычном смысле этого слова,— т.е. не романист, не создатель мира
<...> Автор — лирик, глядящий в самого себя». Попытка Шаршуна в «Пути правом»
создать «беллетристически» упорядоченное произведение привели, по мысли
Адамовича, к неудаче: роман «похож, в сущности, на погребенную, заглушённую
песню — или, точнее, песню с глубокой и верной мелодией, но нелепым текстом»
(Последние новости. 1934. № 4795. 10 мая. С.2). Более резко о «Пути правом»
отозвался В.Ходасевич, назвавший его автора «дилетантом, не осознавшим
собственных художественных заданий, мечущимся из стороны в сторону»,
рассыпающим «меткие, но столь же случайные и столь же неразработанные
наблюдения <...> В романе нет ни настоящей фабулы, ни внутреннего развития. Его
можно оборвать на десятой странице, а он изложен на ста» (Возрождение. 1934.
№3249. 26 апр. С.3). Напротив, Ю.Фельзен, расценив «Путь правый» как «одну из
самых замечательных русских книг в последние годы», особую заслугу автора видел
в создании образа главного героя: «...обреченный в силу предельной своей
независимости на полное одиночество, на жестокую отгороженность от мира, он
постоянно находится в особой разреженной атмосфере, где нет у него ни
утешителей, ни друзей, где он всегда наедине с самим собой и только перед собой
отвечает за свои поступки, решения и мысли» (Числа (Париж). 1934. Кн.10.
С.285,283).
Тот же персонаж, но под другими фамилиями (Берлогин, Скудин),— в книгах Шаршуна
«Заячье сердце. Лирическая повесть» (Париж, 1937), «Подать. Лирическое
повествование» (Париж, 1938); отдельные главы этих произведений соотносятся с
рассказами Шаршуна, публиковавшимися самостоятельно; скомпонованные в
произвольном порядке эпизоды житейских неурядиц героя сменяют «авторские
размышления вслух, перехваченные его героем» (заглавие гл. XII «Заячьего
сердца»), в которых, по убеждению Адамовича, «столько душевного
бескомпромиссного напряжения, столько парсифалевской простоты и детской веры в
добро, что книгу забыть нельзя» (Последние новости. 1937. № 6011. 9 сент. С.З).
В первые послевоенные годы увидели свет пьеса Шаршуна «Победитель» (Париж,
1950), первая часть задуманной эпопеи «Вслепую» — «Яно Грустнейший, или
Хождение к истокам отцовской крови» (Париж, 1951). В эти же годы активизируется
деятельность Шаршуна — живописца и книжного графика: в его абстрактных картинах
1940-70-х разрабатываются темы воды и моря, музыки.
С 1944 Шаршун ежегодно устраивал персональные выставки в парижских галереях,
провел ряд выставок в городах Западной Европы и Америки (см.: Северюхин Д.Я.,
Лейкинд О.Л. Художники русской эмиграции (1917-1941). Биографический словарь.
СПб., 1994. С.514-517). Как художник Шаршун достиг мировой известности: его
работы экспонируются в крупнейших музеях совр. искусства Европы и США.
В 1960-70-е книги Шаршуна выходили под маркой парижского издательства «Вопрос»:
«Неприятные рассказы» (1964), «Небо-колокол» (1965; 2-е изд., перераб.),
«Шепотные афоризмы» (1969), «Без маяка. Четыре пейзажа» (1969), «Без себя.
Скучная проза» (1972). Также Шаршун «упорно выпускал (по мере накопления)
четырехстраничные листовки 21x14 см, "Клапаны" и "Вьюшки"» (Померанцев К.
Сквозь смерть: Воспоминания. London, 1986. С.159), включавшие его афоризмы,
худож. микроэтюды, философские рассуждения; в «Свечечке» №1(1972) Шаршун
сообщал: «Этот журнал-листовку я выпускаю с 1922 г. под разными названиями.
Вышла добрая полсотня номеров».
«Долголиков» и другие произведения 1930-х в значительно переработанном виде
вкупе с новыми творческими опытами составили «солипсическую эпопею» «Герой
интереснее романа» в 5 вып.: «Долголиков. Поэма» (1961), «Ракета. Лирическое
повествование» (1965), «Роздых. Идиллия» (1966), «Акафист Долголикову» (1967),
«Подвернувшийся случай» (1966). Первая книга этой эпопеи была воспринята как
наиболее значимое и характерное произведение Шаршуна, позволяющее в полной мере
ощутить своеобразие его писательской манеры. Я.Н.Горбов писал о «Долголикове»,
явно подразумевая параллелизм литературного и живописного творчества Шаршун:
«Повествование то гладко, то прерывисто, то просто, то утрированно замысловато.
В иных своих разрезах оно приближается к наиболее проверенным, выдержавшим все
испытания, образчикам реализма <...> — в других принуждает к поискам: сразу
бросаются в глаза лишь краска и рисунок,— сокровенное же содержание абстрактно.
<...> Образ одиночества — глухого, непроницаемого, почти выраженного линиями
какого-то чертежа, какой-то теоремы,— дрожит на каждой странице этой
привлекательной и увлекательной поэмы... Ее необычность не только не пугает —
она притягивает, гипнотизирует» (Возрождение. 1963. №141. С.148). Г.Адамович,
расценивший этот «прерывистый, сбивчивый, взвивающийся и тут же срывающийся
рассказ о столкновении человека с миром» как «одну из самых странных книг,
когда-либо написанных по-русски, и одну из самых оригинальных», подчеркивал,
что «редчайшее духовное своеобразие» книги объясняется чертами личности ее
автора: «Шаршун — парижанин, бывший дадаист, в молодости сблизившийся с
монпарнасской богемой и переживший, как свои, многие из ее преходящих
увлечений. Но в нем уцелел и русский сектант-подвижник из заволжских степей,
готовый за свою веру пойти на костер. Волга и Сена, далекие российские просторы
и парижские продымленные ночные кофейни, родные поля и площадная французская
ругань <...> все это соседствует в его поэме», отображающей «духовную
реальность, похожую на сон, мираж или блуждание по крайней окраине доступного
нам мироздания» (Мосты. 1963. Кн.10. С.414-416).
Соч.:
Небо пристегнуто к земле: [рассказы, фрагменты из «Шепотных афоризмов»] //
Новая юность. 1993. №2.
Лит.:
Нильский П. Страх перед необычным. Два новых романа Сергея Шаршуна // Сегодня.
Рига. 1934. №359. 29 дек.;
Bosquet A. Charchoun. Une Archeologie de I'Ame. Paris, 1973;
Feppa P. Профиль Шаршуна // Новый журнал. Нью-Йорк. 1976. Кн.122;
Бахрах А. Шаршун, которого я знал // Гнозис. V-VI. New York, 1979;
Пахмусс Т. Из архивных материалов: Сергей Шаршун — русский художник и писатель
// Cahiers du Monde russe et sovtetique. 1983. Vol. XXIV. №3;
Яновский В.С. Поля Елисейские: Книга памяти. Нью-Йорк, 1983. С.237-238;
Ровская Н. Сергей Шаршун // Новый журнал. 1986. Кн.163;
Пахмусс Т. Сергей Шаршун и дадаизм // Новый журнал. 1989. Кн.177.
Д.В.Лавров
Оглавление | Все источники