AZ-libr.ру

       [4(16).8.1888, Бугуруслан Самарской губ.— 24.11.1975, Париж]
       — прозаик, поэт, живописец, график.
       Отец — купец, словак по национальности, мать — русская. Окончил коммерческую школу в Симбирске, в 1910 приехал в Москву, где занимался в художественных студиях И.И.Машкова и К.Ф.Юона, познакомился с М.Ф.Ларионовым, Н.С.Гончаровой, А.Е.Крученых. В 1912 приехал в Париж с целью посвятить себя живописи, учился в Русской Свободной академии и Академии кубистов Ла Палетт у Ж.Метценже, Д. де Сегонзака и А. Ле Фоконье, который особенно сильно повлиял на Шаршуна. В 1913 и 1914 выставлял свои кубистские картины («Эластические композиции») в Салоне независимых; в 1916 в Барселоне сблизился с французскими дадаистами (Ф.Пикабиа, А.Краван, М.Лорансен) и тогда же написал первые абстрактно-геометрические картины (см. мемуарный очерк Шаршуна «Мое участие во французском дадаистическом движении» // Воздушные пути. Альманах V. Нью-Йорк, 1967), выставлявшиеся в салонах «Дада» и Независимых (1921); в середине 1920-х стал работать в стилистике «орнаментального кубизма».
       В 1921-23 провел 15 месяцев в Берлине, общался там с Андреем Белым, А.Б.Кусиковым, Б.Б.Божневым, В.Я.Парнахом и др. В 1921 напечатал брошюру «Слепой мозг. Перевод Да-да» и поэму на французском языка «Foule Immobile» («Неподвижная толпа») с дадаистическими иллюстрациями (2-е изд.: Paris, 1966).
       В 1921 Шаршун стал участником парижской «Палаты поэтов», а также литературно-художественных кружков «Гатарапак» и «Через»; на поэтических вечерах «читал удивленным слушателям с невозмутимой серьезностью вполне непонятные стихи» (Юлиус А. Русский литературный Париж 20-х годов // Современник. Торонто. 1966. №13. С.87).
       С 1925 примкнул к деятельности парижского Союза молодых писателей и поэтов, посещал заседания «Зеленой лампы» и «воскресенья» у Д.С.Мережковского и 3.Н.Гиппиус. Будучи приверженцем учения Р.Штейнера, Шаршун с начала 1930-х входил в парижский антропософский кружок, возглавлявшийся Н.А.Тургеневой. При этом Шаршун «был в добрых отношениях со всеми, но в то же время умел держаться от всех в стороне. <...> Он был прирожденным одиночкой, сосредоточенным исключительно на своем» (Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924-1974), Париж; Нью-Йорк, 1987. С.305); «...не на одном уровне с остальными, а немного выше их, или немного в стороне от них <...> Другого измерения или с другой планеты — чужой и непонятный» (Одоевцева И. На берегах Сены. М., 1989. С.100). По мысли Г.В.Адамовича; Шаршун оказывался в кругу русских парижан «вне конкурса» «не столько по размерам таланта <...>, сколько по страстному напряжению и какой-то беззащитной чистоте его, по глубокой непосредственности и соединению мудрости с наивностью» (Путь правый // Последние новости. 1934. № 4795. 10 мая. С. 2). С этими наблюдениями соотносима и автохарактеристика Шаршуна в его «Шепотных афоризмах»: «Я примитивный человек, наделенный сложным характером».
       В 1930-е Шаршун печатался в эмигрантской периодике лишь эпизодически (большинство его выступлений — в «Числах» и в выборгском «Журнале содружества»), но публиковал свои произведения отд. изданиями, осуществлявшимися на ротаторе незначительными тиражами (от 50 до 200 экземпляров). С авангардистскими живописными опытами Ш. типологически связана книга «Небо-колокол. Поэзия в прозе (1919-1929 гг.)» (Париж, 1938), состоящая из псевдодокументальных зарисовок «потока жизни», условных драматических сценок («Подкованные ткачи», «Дитя А хи ЛЛА», «Колье цимбалиста» и др.), родственных аналогичным опытам обэриутов, сюрреалистических композиций, представляющих собой как демонстративно бесконтрольную фиксацию рождающихся в сознании автора образов и ситуаций, так и игровые фантазии на различные культурно-исторические и литературной темы («Радиограмма Цеппелину», «Европейский фильм Чаплина», «Качай же, черт, качели»). Реальность в интерпретации Шаршуна предстает как логически неупорядоченная совокупность авторских наблюдений и ассоциаций; свой метод он определял как «магический реализм» и сводил его к «автоматическому записыванью»: «Творю только с натуры через опыт, без неизвестного знаменателя, глупо и безответно, как поет кукушка» (Литературная анкета // Числа (Париж). 1931. Кн.5. С.288). Опубликованные в «Журнале содружества» прозаические миниатюры Шаршун — «Антильский мед» 1935. №7), «Неудавшийся Обломов» 1936. №3), «Экзотическая песня»1936. №7), «Абиссиния» (1937. №5) — объединяются в единый цикл рассказов о поступках, размышлениях и переживаниях Тихони, художника и писателя, двойника автора; притязая на отображение только внутренней жизни героя, эти рассказы не имеют сюжетно-композиционной определенности: «Лишенные логических связей, они представляют собою как бы монолог автора о самом себе, со зрительными эффектами и фантастическими происшествиями»; «Повсюду у Шаршуна нет ни плана, ни действия, ни связи, ни конца и ни начала. <...> Одинокий герой Тихоня, страдающий от своей робости и отчуждения от людей, парадоксально ощущает себя в одно и то же время центром вселенной» (Пахмусс Т. Сергей Шаршун и французский сюрреализм // Записки Русской академической группы в США. New York, 1994. Т. XXVI. С.180, 182). В.Ф.Ходасевич писал о творческих ориентирах Шаршуна в статье об альманахе «Круг» (в 1937 в 1-м выпуске «Круга» была напечатана проза Шаршуна «Вожирар», во 2-м — его «XII письмо к другу»), полемизируя с проповедовавшейся в кругах «русского Монпарнаса» установкой на «документализм»: «...прием Шаршуна заключается <...> в отсутствии всякого приема, это — род механического письма, судорожная запись чьего-то невнятного бормотания, которое, может быть, ему слышится. В этом качестве его писания представляют собою наиболее чистый случай "документа"» Возрождение. 1937. №4105. 12 нояб. С.9.
       Двойниками автора являются и герой прозаической поэмы Шаршуна «Долголиков» (Париж, 1934), и Михаил Самоедов, герой романа «Путь правый» (Париж, 1934). «Долголиков» охватывает широкий спектр жизненных восприятий, включая воспоминания о детстве и юности в России; эпизоды, из которых складывается сюжет «Пути правого», построены главным образом на материале парижской жизни; «Долголиков» составлен из относительно самостоятельных и разностильных фрагментов, в «Пути правом» в центре событий — рассказ о неразделенном любовном чувстве героя к художнице Наденьке Вайтиной и его многочисленных попытках завязать с нею общение. Г.Адамович, характеризуя «Долголикова» как «повествование о душе предельно одинокой, доброй и доверчивой», о новом Дон Кихоте («Но Дон Кихот без порывов и горячности. Дон Кихот грустный, ослабевший, начитавшийся декадентских книг и поверивший их туманно-волшебным обещаниям...»), заключал: «...автор — подлинный поэт, но он вовсе не "беллетрист" в обычном смысле этого слова,— т.е. не романист, не создатель мира <...> Автор — лирик, глядящий в самого себя». Попытка Шаршуна в «Пути правом» создать «беллетристически» упорядоченное произведение привели, по мысли Адамовича, к неудаче: роман «похож, в сущности, на погребенную, заглушённую песню — или, точнее, песню с глубокой и верной мелодией, но нелепым текстом» (Последние новости. 1934. № 4795. 10 мая. С.2). Более резко о «Пути правом» отозвался В.Ходасевич, назвавший его автора «дилетантом, не осознавшим собственных художественных заданий, мечущимся из стороны в сторону», рассыпающим «меткие, но столь же случайные и столь же неразработанные наблюдения <...> В романе нет ни настоящей фабулы, ни внутреннего развития. Его можно оборвать на десятой странице, а он изложен на ста» (Возрождение. 1934. №3249. 26 апр. С.3). Напротив, Ю.Фельзен, расценив «Путь правый» как «одну из самых замечательных русских книг в последние годы», особую заслугу автора видел в создании образа главного героя: «...обреченный в силу предельной своей независимости на полное одиночество, на жестокую отгороженность от мира, он постоянно находится в особой разреженной атмосфере, где нет у него ни утешителей, ни друзей, где он всегда наедине с самим собой и только перед собой отвечает за свои поступки, решения и мысли» (Числа (Париж). 1934. Кн.10. С.285,283).
       Тот же персонаж, но под другими фамилиями (Берлогин, Скудин),— в книгах Шаршуна «Заячье сердце. Лирическая повесть» (Париж, 1937), «Подать. Лирическое повествование» (Париж, 1938); отдельные главы этих произведений соотносятся с рассказами Шаршуна, публиковавшимися самостоятельно; скомпонованные в произвольном порядке эпизоды житейских неурядиц героя сменяют «авторские размышления вслух, перехваченные его героем» (заглавие гл. XII «Заячьего сердца»), в которых, по убеждению Адамовича, «столько душевного бескомпромиссного напряжения, столько парсифалевской простоты и детской веры в добро, что книгу забыть нельзя» (Последние новости. 1937. № 6011. 9 сент. С.З).
       В первые послевоенные годы увидели свет пьеса Шаршуна «Победитель» (Париж, 1950), первая часть задуманной эпопеи «Вслепую» — «Яно Грустнейший, или Хождение к истокам отцовской крови» (Париж, 1951). В эти же годы активизируется деятельность Шаршуна — живописца и книжного графика: в его абстрактных картинах 1940-70-х разрабатываются темы воды и моря, музыки.
       С 1944 Шаршун ежегодно устраивал персональные выставки в парижских галереях, провел ряд выставок в городах Западной Европы и Америки (см.: Северюхин Д.Я., Лейкинд О.Л. Художники русской эмиграции (1917-1941). Биографический словарь. СПб., 1994. С.514-517). Как художник Шаршун достиг мировой известности: его работы экспонируются в крупнейших музеях совр. искусства Европы и США.
       В 1960-70-е книги Шаршуна выходили под маркой парижского издательства «Вопрос»: «Неприятные рассказы» (1964), «Небо-колокол» (1965; 2-е изд., перераб.), «Шепотные афоризмы» (1969), «Без маяка. Четыре пейзажа» (1969), «Без себя. Скучная проза» (1972). Также Шаршун «упорно выпускал (по мере накопления) четырехстраничные листовки 21x14 см, "Клапаны" и "Вьюшки"» (Померанцев К. Сквозь смерть: Воспоминания. London, 1986. С.159), включавшие его афоризмы, худож. микроэтюды, философские рассуждения; в «Свечечке» №1(1972) Шаршун сообщал: «Этот журнал-листовку я выпускаю с 1922 г. под разными названиями. Вышла добрая полсотня номеров».
       «Долголиков» и другие произведения 1930-х в значительно переработанном виде вкупе с новыми творческими опытами составили «солипсическую эпопею» «Герой интереснее романа» в 5 вып.: «Долголиков. Поэма» (1961), «Ракета. Лирическое повествование» (1965), «Роздых. Идиллия» (1966), «Акафист Долголикову» (1967), «Подвернувшийся случай» (1966). Первая книга этой эпопеи была воспринята как наиболее значимое и характерное произведение Шаршуна, позволяющее в полной мере ощутить своеобразие его писательской манеры. Я.Н.Горбов писал о «Долголикове», явно подразумевая параллелизм литературного и живописного творчества Шаршун: «Повествование то гладко, то прерывисто, то просто, то утрированно замысловато. В иных своих разрезах оно приближается к наиболее проверенным, выдержавшим все испытания, образчикам реализма <...> — в других принуждает к поискам: сразу бросаются в глаза лишь краска и рисунок,— сокровенное же содержание абстрактно. <...> Образ одиночества — глухого, непроницаемого, почти выраженного линиями какого-то чертежа, какой-то теоремы,— дрожит на каждой странице этой привлекательной и увлекательной поэмы... Ее необычность не только не пугает — она притягивает, гипнотизирует» (Возрождение. 1963. №141. С.148). Г.Адамович, расценивший этот «прерывистый, сбивчивый, взвивающийся и тут же срывающийся рассказ о столкновении человека с миром» как «одну из самых странных книг, когда-либо написанных по-русски, и одну из самых оригинальных», подчеркивал, что «редчайшее духовное своеобразие» книги объясняется чертами личности ее автора: «Шаршун — парижанин, бывший дадаист, в молодости сблизившийся с монпарнасской богемой и переживший, как свои, многие из ее преходящих увлечений. Но в нем уцелел и русский сектант-подвижник из заволжских степей, готовый за свою веру пойти на костер. Волга и Сена, далекие российские просторы и парижские продымленные ночные кофейни, родные поля и площадная французская ругань <...> все это соседствует в его поэме», отображающей «духовную реальность, похожую на сон, мираж или блуждание по крайней окраине доступного нам мироздания» (Мосты. 1963. Кн.10. С.414-416).

Литература и другие источники информации