Кнорринг Ирина Николаевна [04.05.1906-23.01.1943]
Кнорринг Ирина Николаевна
[21.4(4.5).1906, с. Елшанка Самарской губ.— 23.1.1943, Париж]
— поэтесса т.н. младшего поколения «первой волны» эмиграции, или
«незамеченного» поколения.
Происходила из дворянской семьи, ранние годы провела в небольшом родовом
имении, где и родилась, затем в Харькове, месте службы отца, действительного
статского советника, директора гимназии, члена кадетской партии,
педагога-историка Н.Н.Кнорринга, в эмиграции деятеля культуры, члена правления
Тургеневской библиотеки, автора ряда работ по русской истории. Учеба в гимназии
была прервана в 1920, когда Ирина Кнорринг вместе с семьей покинула Харьков. С
этого времени началась неустроенная беженская жизнь, кончилось последовательное
систематическое образование: в течение нескольких месяцев Кнорринг побывала в
гимназиях, школах Туапсе, Симферополя, Севастополя, пока семья в 1920 не
очутилась в Тунисе, в Бизерте, в лагере Сфаят, где удалось вновь продолжить
учебу, а затем сдать экзамены за весь школьный курс при Морском корпусе и
получить «Свидетельство о зрелости» (случай едва ли не единственный в истории,
как отмечают современники). Четыре с половиной года жизни в Бизерте Кнорринг,
помимо учебы, посвятила изучению совр. русской поэзии, техники стиха.
В 1925 семья переехала во Францию, в Севр, а через 2 года — в Париж, где
Кнорринг прожила до самой смерти. В Париже Кнорринг продолжила учебу в
Франко-Русском институте, вошла в круг творческой поэтической молодежи, часто
встречалась с русскими поэтами-парижанами.
В 1928 вышла замуж за молодого русского поэта Ю.Б.Бек-Софиева (1899-1975),
публиковавшего свои стихи под именем Ю.Софиев, одного из организаторов «Союза
молодых поэтов и писателей», автора сборника стихов «Годы и камни» (Париж,
1937).
Писать стихи Кнорринг начала с 8 лет. Неизгладимое впечатление на эмоциональную
девочку произвели страшные годы Гражданской войны, скитаний, бездомности семьи.
Все это нашло отражение в ее последующем творчестве. Став поэтом, Кнорринг
выступила певцом своих переживаний, своего восприятия мира, происходящих
событий. Она писала лишь тогда, когда стихи являлись ее внутренней
потребностью, когда именно в них она могла высказать свои чувства, отношение к
окружающей действительности. Как свидетельствует ее отец, «стихи складывались в
ее голове как-то целиком, она просто записывала их, сразу набело, обычно без
всяких помарок» (предисл. к сборнику «После всего». Париж, 1949). Кнорринг
писала в 1924: «Я не умею говорить слова, / Звучащие одними лишь словами, / Я
говорю мгновенными стихами, / Когда в огне пылает голова...»
Стихи Кнорринг — это своеобразный дневник значительных событий ее жизни, с
удивительной точностью, подчас до мельчайших деталей воссоздающий все то, что
ее волновало, что было «собственным». И закономерно, что основными темами
поэзии Кнорринг стали Россия, эмиграция, беженские скитания, интимные
переживания. Стихи Кнорринг как бы рассказывают историю эмиграции, не предавшей
Россию, думающей о Родине, живущей ею, о тех русских людях, которые в годы
Второй мировой войны встали в ряды французского Сопротивления. Трагедия этих
русских, покинувших Россию, была глубоко пережита самой Кнорринг.
В 1924 в Сфаят-Бизерта молодая поэтесса пишет: «Забывать нас стали там, в
России, / После стольких безрассудных лет, / Даже письма вовсе не такие, / Даже
теплоты в них больше нет...» В этом же году она говорит: «Я верю в Россию.
Пройдут года, / Быть может, совсем немного, / И я, озираясь, вернусь туда /
Далекой, ночной дорогой».
В 1925: «Вы помните — шесть лет тому назад / Мы отошли от берегов России».
В 1933 в Париже Кнорринг создает цикл «О России» из 3 стих., в одном из которых
с присущей ей искренностью говорит: «Россия! Печальное слово, / Потерянное
навсегда / В скитаньях напрасно-суровых, / В пустых и ненужных годах. / Туда —
никогда не поеду. / А жить без нее не могу...» В 1938: «Я уж не так молода, /
Чтобы ехать в Россию». Кнорринг в 1924 создает яркую, необычайно выразительную
картину беженского движения из России во время Гражданской войны в «Балладе О
двадцатом годе», где рассказано об обозах, везущих тех, кто уходил от красных,
о том, как покидали родной берег корабли, переполненные эмигрантами, о
бессмысленности и гибельности совершавшегося: «Открытые зияли люки / У
дрогнувшей ноги. / Зияли жутко, словно бездны / Неистовой судьбы. / И
незаметный трап отвальный / Вел в душные гробы...»
Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей
частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и
отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и
свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от
активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит
в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. /
В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: "уже в бреду". / Посмотрит
пульс — все медленней и глуше» (1936); «Лета не было в этом году. / Лето кануло
в темном бреду» (1937); «Был день, как день. За ширмой белой / Стоял
торжественный покой. / Там коченеющее тело / Покрыли плотной простыней» (1938);
«Еще лет пять я вырву у судьбы — / С безумием, с отчаяньем и болью» (1939);
«Дотянуть бы еще хоть три месяца. / Из последних бы сил как-нибудь» (1940); «А
жить осталось так немного, / И то уж — из последних сил».
К тяжелому физическому состоянию прибавлялись неустроенность эмигрантской
жизни, постоянное невольное напоминание о том, что Франция, Париж — это
чужбина, что возвращение на родину невозможно: «Пересветы южных морей. /
Перепевы северных вьюг — / Все смешалось в душе моей / И слилось в безысходный
круг...» (1926); «Глупый друг, ты упустил одно: / Что не будет главного —
России» (1930); «В этом старом убогом отеле, / В никому не нужных трудах, /За
неделей скользит неделя, / За годами скользят года» (1931); «Надоело скитаться
без цели, / Примитивно непрочный уют. / Одиночество темных отелей, /
Одиночество темных минут» (1931); «Я в жизни своей заплуталась. / Забыла дорогу
домой. / Бродила, смотрела, устала / И быть перестала собой» («О России»,
1933); «Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию. /«Новую жизнь» все равно уже
мне не начать. / Годы прошли беспощадно-бесшумные-пустые / И наложили на все
неживую печать» (1938). Только в стихах, обращенных к родившемуся в 1929 сыну —
«белобрысому гномику», написанных с огромной материнской любовью и нежностью,
звучат светлые слова радости, счастья: «Пробежимся с тобой до распятья / Вдоль
сухих оголенных полей. / На ветру мое пестрое платье / Замелькает еще веселей»
(«В деревне. Игорю Софиеву». 1932); «Я ласкаю песней колыбельной / Слабого и
нежного тебя; /Я люблю заводные игрушки, / И протяжное пенье волчка. / Пряди
русых волос на подушке / И спокойный огонь камелька» (1934); «Пока горят на
елке свечи/И глазки детские горят. / Пока на сгорбленные плечи / Не давит
тягостный закат. <...> Смотрю на детскую улыбку. / Склоняюсь к нежному плечу, /
Не называю все ошибкой / И даже смерти не хочу» (1936).
В годы Второй мировой войны, оккупации Франции в поэзии Кнорринг вновь, как и в
1930-е, в период начала жизни в эмиграции, зазвучали гражданские мотивы:
«Войной навек проведена черта, / Что было прежде — то не повторится. / Как
изменились будничные лица! / И все — не то. И жизнь — совсем не та» (1941);
«Темнота. Не светят фонари. / Бьют часы железным боем где-то. / Час, еще
далекий до зари. / Самый страшный час — перед рассветом. / <...> Час, когда,
устав от смутных дел. / Город спит, как зверь настороженный, / А в тюрьме
выводят на расстрел / Самых лучших и непримиренных» (1942). После вторжения
германских войск в Россию Кнорринг пишет глубокое по мысли стих, о «немецком
мечтательном мальчике», который «гуляет по карте Земли», «так бодро шагает
вперед, / Неся разоренье и голод, / Повсюду, / Куда ни придет». И поэтесса
задает вечные вопросы: «Зачем это? Кому это нужно?»: «Зачем ему русские вьюги?
/ Разрушенные города? / На севере или на юге — / Везде — непременно — всегда? /
Зачем ему гибнуть и драться / Среди разрушений и бед. / Когда за плечами лишь
двадцать / Восторгом обманутых лет?.. / И над безымянной могилой / Уже не
поплачет никто. / Далекий, обманутый, милый... / За что?»
Стихи Кнорринг реалистичны, правдивы, чужды стремлению многих поэтов искать
подчас вычурную «новую» форму, все подчинив этому. В некоторых строках Кнорринг
звучат интонации Блока, Бальмонта, апокалипсические мотивы символистов.
Особенно сильно воздействие поэзии А.Ахматовой. Но всегда перед нами самобытно
мыслящая и чувствующая личность, находящая неповторимые, свойственные только ей
слова для выражения своей беды и трагедии, своего мироощущения, своего
восприятия времени. Лирика Кнорринг — искренние страницы в истории русской
эмигрантской литературы. Это поэтика минимализма: дневнико-вость,
документальность, отсутствие декоративности. Стихи Кнорринг историчны, ибо они
реально показывают историю русской интеллигенции в сложный период жизни,
показывают ее с новой, неожиданной стороны.
Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в
общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931
первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл.Ходасевич в рецензии
«"Женские" стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать
"женскость" своих стихов нарочитым приемом. <...> Той же Ахматовой Кнорринг
обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом,
покидающим ее сравнительно редко. <...> Кнорринг женственна. <...> Будем
надеяться на дальнейшие встречи с этой еще неопытной, <...> но все-таки
одаренной и чем-то милой поэтессой» (Возрождение. 1931. 25 июня). Предвидение
Вл.Ходасевича подтвердилось, чему свидетельством является отзыв Кнорринг
Иванова в статье «Поэзия и поэты» на посмертную книгу стихов Кнорринг, вышедшую
в 1949: «Покойная Ирина Кнорринг всегда, а в последние годы жизни особенно,
стояла в стороне от пресловутого Монпарнаса, не поддерживала литературных
связей, одним словом, не делала всего необходимого для того, чтобы поэта не
забывали, печатали, упоминали в печати. И поэтому даже ее последняя книга почти
никем не была отмечена с вниманием и сочувствием, которые она заслуживает...
Кнорринг была не очень сильным, но настоящим поэтом. Ее скромная гордость и
требовательная строгость к себе, мало кем оцененные, будут, я думаю, все же со
временем вознаграждены. У скромной книжки Кнорринг есть шансы пережить многие
более "блестящие" книги ее современников. И возможно, что когда иные из них
будут давно "заслуженно" забыты, бледноватая прелесть стихов покойной Кнорринг
будет все так же дышать тихой, неяркой, но непредельно-благоуханной поэзией»
(Возрождение. 1950. №10). О творчестве Кнорринг положительно высказывались
Г.Адамович, Н.Оцуп, Ю.Терапиано. Н.Станюкович, поэт, прозаик, литературный
критик, в поэтической форме отметил характерное для стихов Кнорринг сочетание
гармонии и страдания: «...О, бесприютная душа! — / Добыча горькая изгнанья, /
Как гармонично хороша / Поэма твоего страданья. / Здесь слово каждое легло,
/Как вздох усталости и боли, / И смерти черное крыло / Сломило бунт ненужной
воли». Г.Струве назвал поэзию Кнорринг «очень личной», «едва ли не самой
грустной во всей зарубежной литературе» (Струве Г. Русская литература в
изгнании. Нью-Йорк. 1956).
В 1962 А.Ахматова сказала о своеобразии поэзии Кнорринг: «По своему высокому
качеству и мастерству, даже неожиданному в поэте, оторванном от стихии языка,
стихи Ирины Кнорринг заслуживают увидеть свет. Она находит слова, которым
нельзя не верить. Ей душно и скучно на Западе. Для нее судьба поэта тесно
связана с судьбой родины, далекой и даже, может быть, не совсем понятной. Это
простые, хорошие и честные стихи» (Ахматова А. Соч. М., 1986. Т.2. С.217).
Стихи Кнорринг публиковались во многих эмигрантских периодических изданиях, в
сборнике «Союза молодых поэтов». Как свидетельствует писатель первой
эмигрантской волны В.Яновский, «эмигрантская периодическая печать в целом
относилась к стихам с сугубой нежностью. От рижского "Сегодня" до "Нового
русского слова" в Нью-Йорке, повсюду тщательно набирали стихи Кнорринг,
Червинской, Штейгера» (Яновский В.С. Поля Елисейские. СПб., 1993. С.165).
При жизни Кнорринг вышло два сборника стихов: «Стихи о себе» (Париж, 1931; 300
экземпляров), «Окна на Север: Вторая книга стихов» (Париж, 1939; 200
экземпляров / Русские поэты. Вып.10).
В 1949 отец Кнорринг издал в Париже тиражом 226 экземпляров «После всего:
Третья книга стихов (посмертная)». Обложку сделал Ю.Софиев. Произведения
Кнорринг включены во все основные эмигрантские антологии русской зарубежной
поэзии, изданные в Европе и США (Якорь / сост. Г.Адамович и М.Кантор. Берлин,
1936; На Западе / сост. Ю.Иваск. Нью-Йорк, 1953; Муза Диаспоры: 1920-1960 / под
ред. и с предисл. Ю.Терапиано. Мюнхен, I960). На родине первые публикации
стихов Кнорринг появились в 1962 в журнале «Простор» (Алма-Ата. №6), затем в
1965 в алма-атинском альманахе «День поэзии».
В 1967 в Алма-Ате издан небольшой сборник Кнорринг со странным названием «Новые
стихи», включающий в основном стихи о России.
В 1993 в Алма-Ате на средства сына и внука издан самый полный сборник Кнорринг
«После всего», в который вошло 127 стих. Похоронена Кнорринг на русском
кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа в символической могиле погибшего на Колыме
М.О.Бек-Софиева, родственника мужа. Как вспоминает Н.Берберова, смерть Кнорринг
почтили на собрании русских поэтов в 1944 после освобождения Парижа (Берберова
Н. Курсив мой. Автобиография. 2-е изд., испр. и доп. Нью-Йорк, 1983. Т.2.
С.513-514).
Соч.:
Стихи о себе. Пориж, 1931;
Окна на Север: Вторая книга стихов. Париж, 1939;
После всего: Третья книга стихов (посмертная). Париж, 1949;
Новые стихи / вступ. статья А.Жовтис. Алма-Ата, 1967;
После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993;
Мы жили тогда на планете другой...: [Подборка стихов] // Антология поэзии
Русского зарубежья: 1920-1990 (Первая и вторая волна): в 4 кн. / сост.
Е.В.Витковский. М., 1994. Кн.3. С.140-149;
Вернуться в Россию — стихами...: [подборка стихов] // 200 поэтов эмиграции:
Антология / сост. В.Крейд. М., 1995. С.250-252;
[Подборка стихов] // Русская речь. 1995. №5. С.30-38.
Лит.:
Оцуп Н. [Рец.: Стихи о себе] // Числа. 1931. №5. С.229-231;
Ходасевич Вл. «Женские» стихи: [рец.] // Возрождение. 1931. 25 июня;
Струве Г. [Рец.: Стихи о себе] // Россия и славяне. 1932. 5 марта;
Цейтлин М. [Рец.: Стихи о себе] // Современные записки. 1932. №49. С.451-452;
Жовтис А. Жизнь и судьба Ирины Кнорринг // Кнорринг И. После всего: Стихи
1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993;
Кнорринг И. Книга о дочери // Простор. 1993. №12;
Вельская Л. Поэзия Ирины Кнорринг // Русская речь. 1995, №5;
Корнилов С.И. Религия в поэзии Ирины Кнорринг // Русская словесность. 1996. №6;
Тюрина В.Г. Ахматова и Ирина Кнорринг: К проблеме литературных связей //
Художественный текст и культура: [Материалы и тезисы докладов на Международной
конференции]. Владимир, 1999.
Г.В.Карпюк
Оглавление | Все источники