Шадринов Алексей Юрьевич [22.02.1973-23.02.1992]
Шадринов Алексей Юрьевич
[22.2.1973, г.Белозерск Вологодской обл.— 23.2.1992, воинская часть под г.Красноярском; похоронен в Белозерске]
— поэт.
С 1980 по 1990 учился в средней школе №1 г.Белозерска. Уже «в тринадцать лет написал свои первые необыкновенно выразительные и зрелые стихи...» (Дорошенко Н.— С.1), некоторые из них были напечатаны в районной газ. По воспоминаниям И.А.Богомоловой, учительницы русского языка и литературы, Шадринов «на выпускном экзамене по литературе, отвечая последним, читал уставшей комиссии свою поэму "Оборотень", и, когда остановился, боясь наскучить, удивленные и обрадованные учителя просили его продолжать» (Далекий плач. С.130). В 1991 Шадринов был призван в армию, где трагически погиб в 19-летнем возрасте. Перед уходом в армию Шадринов принял святое крещение, решил сжечь свои стихи и бросил их в печь, но по счастливой случайности рукописи удалось спасти.
После смерти поэта появилась книга «Далекий плач» (Вологда, 1994) и подборки его стих, в московских и вологодских журналах. В 1998 родителями Шадринов был передан архив с неизвестными стих, и поэмами для публикации в Москве. Неизвестные читающей России произведения Шадринов по своей оригинальности и философичности оказались на порядок выше ранее опубликованных. Наиболее значительные из них: «Отшельник!», «Размышления странника», «Обитель», «Деревня (стихи)», «Пилигримы», «Оборотень (поэмы)», «Глушь», «Холодные берлоги», «Исповедь (проза)». Сборник избранных стихотворений и поэм Шадринов вышел в Москве в 2001.
Шадринов был дан с рождения подлинный поэтический голос, «голос истинной Поэзии» (Цыганов А.— С.7). Как человек и как поэт Шадринов был многим обязан природе. Его пейзажная лирика (стихотворение «Весь мир молчит, и занавес приподнят...», «У нас уже черемуха цвела...», «Рассветный край» и др.) — не набор сухих зарисовок, а действительно словесная живопись, которой свойственны удивительная пластичность, цветовая и образная гармония: «Река хранит причудливость изгиба, / Там след змеи пурпурной на песке, / Там расцветает лилия, там рыба / Взвилась клинком, сверкающим в прыжке» («Пилигримы»). Лирика Шадринов — медитативно-изобразительная по преимуществу, поэт знал, что мысль присутствует в самой природе, в символичности ее примет и стихий, автору нужно только продолжить, развить ее: «Ветра шумят по всей земле, / Листва колышется повсюду,— / Я чуткий в предрассветной мгле, / Знакомый голос раздобуду» («Все ж, не подъемля головы...»). Еще один устойчивый мотив в его стихотворении — предчувствие судьбы, условно говоря, «воспоминание о будущем»: «Рыдают гуси, клином размежив / Поля небес, изрытых облаками, / Моя душа над родиной летит, / Обняв ее бесплотными руками...» («Холодный воздух — хрупкая слюда...»). Романтические мотивы лирики Шадринов: душевная двойственность («Без черного нет белого...»), сознание своего бессилия, одиночество, автобиографический характер лирического героя и соответственно, исповедальность — не случайны не только в контексте его поэзии, но и в контексте времени. Предельное духовное напряжение — одна из традиций русской поэзии. Но главная тайна ее — мистический переход стихотворного текста в лирический (знаменитый ахматовский «сор»). У Шадринов видна двойственная природа подобного явления: с одной стороны, это «муть», безблагодатная материя, с другой — чудотворение, уже не авторская воля, а воля Творца: «С больших глубин поднялась эта муть, / И благо, что от сердца не дано Вам / Сорвать покров, войти и заглянуть / В горнила, порождающие Слово» («И.А.Богомоловой»).
Для поэзии Шадринов характерны драматические смены ритма, оригинальные строфические схемы, образно-символические ряды, «возвышенная» и библейская лексика: вече, обитель, бренный след, Божья Воля, Пресветлый Дух, кадила; соответствующие сравнения: «Плывет туман, как дым из преисподней...». Эпитеты у Шадринов в большинстве своем — с трагической окраской: неясный ужас, унылый корабль, безвременная ночь, сгорбленные ели и т.п. В последнем стих, поэта они определяют и тон, и даже смысл: «Мне разлука с тобой, как ночь бессонная, / Ночь глухая, беззвездная, нескончаемая» («Высоко так подняться нельзя и дереву...»).
Шадринов обладал настоящей творческой смелостью. Он мог легко соединить в двух строках лермонтовский мотив и мифологическое сравнение (душа-птица): «Меж землею и небом / Словно птица метался...». Лирика Шадринов отмечена проникновением в запредельные высоты человеческого духа («Все ж нет предела человеческой души...»), афористичностью и одновременно загадочностью мысли («Я на земле и на небесах»), дерзкими образными сопряжениями, отмеченными «детской» гениальностью: «Надо только бросить в воду камень, / Чтоб увидеть синий танец звезд». Контрасты в его поэзии — нечеловеческого диапазона: «синяя птица» детства,— и смятение, ужас бытия, полуфантастические, апокалиптические картины: «Все небо ножами распорото...» Подростковая влюбленность,— и опыт мудреца, за плечами которого — целая жизнь: «Не дорожи ничем земным, / Безудержным и мимолетным». Поразительно объемная и богатая смысловыми оттенками лексика, удивительные сравнения, рождающие множество ассоциаций, неожиданные рифмы, смелые ударения — все говорит о том, что Шадринов как языкотворец не боялся ничего и никого, он не «владел» языком, он был полностью в его власти. В поэме «Оборотень» удивляет не столько парадоксальное сочетание монолога с внутренним диалогом, сколько связанность примет русской катастрофы с диктуемым кем-то сверху поэтическим потоком сознания, пытающегося найти ответы на вечные вопросы бытия. Но наиболее сильное впечатление производит драматическая поэма-загадка «Пилигримы», полная мистики и философских откровений, находящаяся вне времени и пространства, но запечатленная на фоне живописнейших земных пейзажей. «Звук и пространство — эти понятия становятся для меня полны неизъяснимого поэтического наслаждения»,— писал Шадринов «Очарованный странник наших дней», поэт «не от мира сего» (Куняев Ст.— С.121), он сразу познал великую тайну русской поэзии: «Не мни, читатель, средь бумажной пыли / Найти следы тебе знакомых дней. / Я верен весь туманящейся были, /Я к ней клонюсь и почиваю в ней» («Пилигримы»).
Творчество Шадринова — это стремительный и ранний взлет от детской непосредственности к вершинам, большинство из которых, увы, еще только предстояло покорить; уникальное явление в русской поэзии XX в.
Соч.:
Далекий плач. Стихи. Проза. Воспоминания. Вологда, 1994;
Белые ангелы вод: стихи // Наш современник. 1996. №7;
Из книги «Далекий плач» // Москва. 1997. №10,
Оглянитесь на годы...: стихи // Москва. 1998. №11,
Из неопубликованного // Белозерье: краеведческий альм. Вып.2. Вологда, 1998;
Вернусь со стаей перелетной...: стихи // Север. 2000. №10;
Стихи // Литературная Вологда: альм. Вып.1. Вологда, 2001. С.440-443;
Стихотворения и поэмы. М., 2001.
Лит.:
Цыганов А. Земное счастье // Шадринов А. Далекий плач. Вологда, 1994. С.7-8;
Щуплов А. «И слава Богу, сил моих хватило, чтоб одолеть нечаянный испуг...» // Книжное обозрение. 1995. 23 мая;
Бараков В. Далекий плач // Москва. 1997. №10. С.176-179;
Дорошенко Н. Тема // Российский писатель. 2001. №16. Сент.;
Бараков В. «Слова лежат в глубинах русских рек...» // Зеркало. 2001. 28 нояб.;
Куняев Ст. Очарованный странник // Шадринов А.Ю. Стихотворения и поэмы. М., 2001. С.121-122;
Огрызко В.В. Изборник: Материалы к словарю русских писателей конца XX - начала XXI века. М., 2003. С.268.
В.Н.Бараков
Оглавление | Все источники