Наседкин Василий Фёдорович [13.01.1895-15.03.1938]
Наседкин Василий Фёдорович
[1(13).1.1895, д. Веровка Уфимской губ., Башкирия — 15.3.1938, Москва]
— поэт, мемуарист.
Сын крестьянина родом из воспетого С.Т.Аксаковым края. С детства свободно говорил по-башкирски. Окончил сельскую приходскую школу. Вопреки родительскому отказу в средствах поступает учиться в 4-годичную учительскую семинарию в г.Стерлитамаке, подрабатывая одновременно десятником на железной дороге.
В 1913 приезжает в Москву, где поступает в университет на физико-математический факультет, оттуда затем переходит вольнослушателем в Народный университет им. А.Шанявского.
В 1915, оставив его, уходит добровольцем на фронт, где занимается агитацией среди солдат от партии большевиков.
В 1917 вступает в ее ряды и принимает участие в восстании перешедших на сторону революции юнкеров (среди которых он находился) в октябрьские дни в Москве.
В годы Гражданской войны Наседкин — комиссар Красной Армии.
В 1920 был направлен в Туркестан на борьбу с басмачами.
В 1921 порывает с партией под впечатлением увиденного на родине крестьянского разорения, допущенного новой властью. Позже на допросе в ГПУ (1930) свое решение мотивировал: «Из ВКП(б) вышел, с одной стороны, по болезни и еще от несогласия с политикой партии по крестьянскому вопросу. Я видел картины продразверстки на Урале. И они произвели на меня тягостное впечатление» (Куняев Ст., Куняев С— С.374).
По возвращении в 1923 из Туркестана поступает в руководимый В.Брюсовым Литературный институт, в котором «считался в начале двадцатых годов одним из лучших, способнейших учеников... Это отмечал и сам Брюсов, внимательно следивший за творческим ростом молодого поэта, и С.Есенин, его старший собрат...» (Чагин П.— С.4-5). Занятия в институте совмещает с редакторской работой в журнале «Город и деревня». Входит в писательскую группу «Перевал» при редактируемом А.К.Воронским журнала «Красная новь», направленном против левачества и администрирования рапповцев, за преемственную связь новой литературы с лучшими традициями отечественной и мировой литературы.
В 1924 возобновляются начавшиеся еще в университете Шанявского отношения с Есениным, который даже намеревается сделать его секретарем планируемого им альманахе «Поляне». Наседкин становится другом семьи Есенина, в дек. 1925 он женится на его старшей сестре Екатерине. После гибели Есенина он собирает о нем материалы (составившие основу научную биографии поэта), пишет о нем книгу воспоминаний «Последний год Есенина» (1927). «...На фоне многообразной мемуарной литературы о Сергее Есенине книга Наседкина выделяется своей простотой изложения, доверительностью и чистотой тона, правдивостью в деталях. В воспоминаниях Наседкина нет той нарочитой броскости с оттенком сенсационности, что присутствует, например, в известно нашумевшем "Романе без вранья" А.Мариенгофа или в несколько манерных мемуарах В.Шершеневича "Великолепный очевидец". Василий Наседкин рассказывает нам больше о бытовом укладе Есенина, о "Есенине в халате" (если вспомнить, по аналогии, известную мемуарную серию о Бальзаке, Мериме и других европейских писателях, что выходит за рубежом). Для автора книги "Последний год Есенина" его герой действительно близкий человек. <...> И в то же время он показывает Есенина как большого художника, мастера слова, который знает о себе нечто глубинное, таит в недрах души своей заветное, о чем приходится лишь догадываться, разгадывая по сей день тайну поэта, тайну его двойника, отраженного в исповедальном поэтическом слове» (Казаков А.— С.5,6).
В том же 1927 выходит первая книга стихов Наседкина «Теплый говор», за которой с небольшими промежуткам следуют 2 других — «Ветер с поля» (1931) и «Стихи 1922-1932» (1933).
В основном это пейзажно-философская лирика элегического склада, присущая поэтам есенинского круга. Стихи Наседкина «привлекали внимание теплым, душевным лиризмом, высоким пафосом любви к родной природе, к ее степным и лесным просторам, к сини ее неба и рек, к ее ветрам, к красоте ее утренних рассветов и закатов, к живописным картинам осени — ко всему, что, говоря словами поэта, "песни и восторг родит на свете". Любимым пейзажам вторили в его стихах воспоминания о детстве, проведенном в деревне, настроения бодрости и любви к жизни» (Чагин П.— С.3). Философскую доминанту поэзии Наседкина составляет издревле свойственное человеку чувство тоски по неведомому, жажда постигнуть тайну бытия, безмерные космические пространства сделать обиталищем пытливой человеческое мысли и сердечной теплоты: «А над лугами, над селом / Церковным сводом голубое... / О, если бы туда веслом, / Как с берега, в жилье родное!» («Осень», 1926). Это также и родственная славянскому мироощущению тяга к растворению в природе, к слиянию с ней: «О, если бы полдневной синевой / Мне захлебнуться жадными очами, / И расплескаться в дымной синеве, / И разрыдаться ветром в час осенний...» («Не унесу я радости земной...», 1924). Для лирики Наседкина характерны также легкая грусть, сердечная теплота и простота формы выражения: «Стихи были несколько грустные, но в то же время какие-то безыскусные, чистые сочные...» (Иванов М.— С.5).
Немалое место в поэзии Наседкин занимает тема крестьянского труда. «Уже тогда я угадывал в его стихах то, что теперь я назвал бы активным отношением к природе, увиденной глазами человека труда» (Рыленков Н. — С.199-200): «Я смотрю — и уж будто не снится. / А как раньше: на плечи ремень, / Насыпаю севалку пшеницей / И шагаю вдоль пашни весь день» («Пахнет ветер, как свежие срубы...», 1927). Что же касается исторической судьбы русской деревни, то поэзия Наседкина в отличие от поэзии С.Есенина и С.Клычкова (во многом созвучная ей по интонации) лишена элемента драматизма и трагизма. Мотив прощания со старой патриархальной деревней звучит у него без сожаления о ней. Не вызывает в нем чувства боли и протеста и вид разрушенного храма: «И, может, через год крестов не будет. / Они падут отброшенные ветром, / В траву, к ограде, как железный лом. / И лишь тогда под шутки молодежи, / Возможно, пригодятся кузнецу, / Чтоб наварить землей сточенный лемех» («Кресты», 1927). Он с удовлетворением отмечает, как его родной и тихий деревенский край пополняется приметами исторической новизны, например, в облике крестьянина: «И на дрогах за насыпью вижу / Зипунишко и шлем со звездой. / <...> Это он в двадцать первом / Был в атаках всегда со мной / За туманною Березиной...» («Из вагона», 1925).
В 1922-23 Наседкин создает посвященный ориентальной теме цикл стихов «Согдиана», в основу которого легли впечатления, почерпнутые им во время пребывания в Туркестане. «Восхищение природой Востока, городами, архитектурой проходит через весь цикл этих стихов» (Есенина Е.— С.215). Остро звучит также здесь и социальная тема о преображении страны, которой из века в век правил «пузатый бай».
В середине 1930-х Наседкин работает в журнале «Колхозник», заводит дружбу с П.Васильевым, который посвящает ему стих. «Другу поэту» (1934) с характерным «Васильевским» обращением к своему адресату: «Как живет жена Екатерина, / Князя песни русския сестра?» Сопоставляя обоих поэтов, их современник пишет: «Густая, нарочито пестрая живопись масляными красками у Павла Васильева привлекала Наседкина, вероятно, по контрасту. Сам он писал акварелью» (Рыленков Н.- С.203).
В 1937 Наседкин арестовывают по обвинению в принадлежности к группе литераторов, подготовлявшей «террористический акт против товарища Сталина» (к ней причислялись также П.Васильев, И.Приблудный, С.Клычков, Г.Есенин (сын поэта) и др.). С применением пыток от него было получено признание «вины», отдельные пункты которого не соответствовали действительности, если принимать за «вину» образ мыслей честного человека в условиях жестокого тоталитарного режима: «Постепенно здоровые советские настроения гасли, и я становился чуждым человеком своей родины и прямо скажу — контрреволюционером. Если я спрошу себя — а чем же я был недоволен? — то отвечу на это так.
Первое. Политикой партии и правительства в отношении деревни, где мне казалось, все крестьянство бесправно и экономически угнетаемо.
Второе. Политикой партии и правительства в вопросе социальном, когда мне казалось, что русский народ живет и развивается в условиях худших, более стесненных, чем другие братские национальности Союза.
Третье. Состоянием общего литературного, главным образом, поэтического фронта, в первых рядах которого, как я думаю, стоят халтурщики, приспособленцы и скрытые контрреволюционеры. В частности, я принимал хорошие советские книги за исключение. В таком литературном состоянии я обвинял не только Союз советских писателей, но и отдел печати ЦК ВКП(б)» (Куняев Ст., Куняев С-С.383).
Несмотря на то что на судебном заседании Наседкин отказался от своих показаний как данных под пытками, он был приговорен к расстрелу.
В 1956 реабилитирован.
Соч.:
Избранные стихи. М., 1960;
Ветер с поля. М., 1968;
Ветер с поля. Уфа, 1978;
Последний год Есенина. Челябинск, 1992.
Лит.:
Чагин П. Василий Наседкин // Наседкин В. Избранные стихи. М., 1960;
Есенина Е. Об авторе // Наседкин В. Ветер с поля. М., 1968;
Рыленков Н. Встреча со старым другом // Рыленков Н. Душа поэзии. Портреты и раздумья. М., 1969;
Чванов М. То, что соединяет людей, не размывает время... // Наседкин В. Ветер с поля. Уфа, 1978;
Казаков А. Эхо есенинского бытия. // Наседкин В. Последний год Есенина. Челябинск, 1992;
Куняев Ст., Куняев С. «Мы, русские, потеряли родину и отечество...» («Дело» Василия Наседкина. 1937 год) // Куняев Ст., Куняев С. Растерзанные тени. М., 1995;
Прокофьева А.Г., Прокофьева В.Ю. Локус «степь» в поэзии оренбуржца В.Ф.Наседкина // Прокофьева А.Г., Прокофьева В.Ю. Анализ художественного произведения в аспекте его пространственных характеристик. Оренбург, 2000.
А.И.Михайлов
Оглавление | Все источники