Попов Александр Серафимович [19.01.1863-19.01.1949]
Серафимович Александр (настоящее имя Александр Серафимович Попов)
[7(19).1.1863, ст. Нижне-Курмоярская Обл. Войска Донского — 19.01.1949, Москва]
— прозаик.
Вырос в донской ст.Усть-Медведицкая (с 1933 город Серафимович), в семье
казачьего офицера, и до 1883, до окончания гимназии, поступления в
Петербургский университет, воспитывался на Дону, в казачьей среде, в духе
особой сословно-патриархальной гордости прошлым Войска Донского, среди
роскошной природы северного Дона. Усть-Медведицкая — древний «казацкий стан» на
реке Медведице — была богатейшей станицей с несколькими церквами, красивейшим
Преображенским монастырем, училищами и гимназией. Послужной список отца, с
шестнадцати лет ушедшего в полк, воевавшего в Малой Чечне, имевшего много
наград, пленившего неких горских князьков, его характер придавали семье Поповых
и Дубовских (по линии матери будущего писателя) высокий статус. Из рода
Дубовских вышел и знаменитый пейзажист, ученик Куинджи, Н.Н.Дубовский, певец
донских степей и небесных просторов; земляком Серафимовича был будущий
легендарный командарм 2-й Конной армии Филипп Миронов. Поэтические впечатления
детских и юношеских лет, песни и предания казачества оживут много лет спустя в
лучших рассказах писателя «Поход», «Чибис», «Странная ночь», «У обрыва»,
«Пески», романе «Город в степи» (1912). Весьма характерно, что и сын писателя
Анатолий Попов, в годы Гражданской войны комиссар на Дону, решился мужественно
выступить против политики расказачивания, мести казачеству как «реакционной
опоре трона», проводимой самим Л.Д.Троцким. На упрек Троцкого — «вы не казак,
вы — коммунист» — сын Серафимовича ответил: «Да, я коммунист, но нельзя
вычеркнуть из моей биографии то, что мой отец, дед были казаками».
Бпрочем, это ощущение своего кровного родства с землей отцов и дедов пришло к
Серафимовичу, будущему создателю классического романа о революции «Железный
поток», после мучительных исканий, тревог самопознания. В 1887, уже учась в
Петербургском университете, он был увлечен, как и многие студенты, идеей
революционного террора, мгновенного претворения в жизнь идей народовольцев,
узников Петропавловской крепости, «пробуждения» России. Как участник
готовившегося покушения на царя Александра III (в заговоре участвовал и был
казнен А.И.Ульянов, брат Ленина), Серафимович был в 1887 отчислен из
университета и после суда сослан в ссылку в город Мезень (Архангельская губ.),
а затем на родину — в Усть-Медведицкую. В ссылке им был написан первый рассказ
«На льдине» (1889), замеченный В.Г.Короленко и Г.И.Успенским. С их помощью
Серафимович издал первую книгу («Очерки и рассказы», 1901), а затем — уже с
помощью М.Горького и Л.Н.Андреева — получил работу в московской газете «Курьер»
и издал в горьковском «Знании» следующие книги: «Рассказы» (1903) и «Рассказы»
(1907). В 1912 в журнале «Современный мир» появился роман «Город в степи».
Серафимович в годы подготовки первой русской революции, в период с 1905 по 1917
— типичный исследователь и бытописатель низовой России, чаще всего
Азовско-Черноморского края, донских станиц, портовых городов юга. Нередко он
публиковал свои рассказы, очерки, складывавшиеся в циклы, подобные горьковскому
циклу новелл «По Руси», в провинциальных газетах, журналах, альманахах. Герои
его рассказов — гонимые безземельем крестьянские семьи («Чибис»), охотники («На
льдине»), рыбаки с берегов Азова («Ледяной вор»), шахтеры Донбасса («Маленький
шахтер»), одиночки-бунтари из провинциальной интеллигенции («Сопка с
крестами»), рабочие («Сцепщик», «Епишка» и др.).
Вершиной всей этой серии обличительных, часто ориентированных на схематическое
разделение персонажей по классовой психологии произведений стал социологический
роман «Город в степи» с центральным персонажем кабатчиком Захаркой Короедо вым,
рыцарем первоначального накопления, попирающим ради наживы все нормы
нравственности (у него даже рождается сын-урод... от собственной дочери!).
Роман завершается сценой слепого бунта, разрушительного «пробуждения» рабочих
масс.
Интонации печали, вечной бесприютности, страха и чувство смирения в этой
достаточно яркой, выстраданной серии картин с натуры, житейских случаев,
неудач, горестей были столь сильны, что даже М.Горький однажды сделал
Серафимовичу (в связи с рассказом «Маленький шахтер») суровое замечание по
поводу чересчур жалостливого, дежурно-печального изображения народа-страдальца:
«У вас же они (шахтеры.— В.Ч.) только бедненькие, забитые — жалко их... А ведь
это не вся правда. Шахты-то кто прорыл? Кто взрывал каменные неприступные
пласты? От воды-то захлебываются — кто откачивал? Вот у вас этот мальчонок —
ну, жалко его, конечно. Но вырастет, он-де настоящий потомственный шахтер
будет!»
Безусловно, в творчестве Серафимовича, как и в таких произведениях
межреволюционного периода, как «Человек из ресторана» И.Шмелева, «Деревня»
И.Бунина, «Яма» А.Куприна и др., отразились настроения пессимизма,
разочарования в народе, дух известной маргинализации деревни, провинциальных
«городков Окуровых», когда устойчивые социальные группы, целые прослойки
населения бывали выброшены из привычной колеи, ощутили муки бездорожья в
жестоком мире. Наиболее полно это трагическое состояние души, ситуация кризиса
былых ценностей патриархального бытия выразились у Серафимовича в рассказе
«Пески» (1908), высоко оцененном Л.Н.Толстым. В этом рассказе раскрыта трагедия
двух запроданных душ: молодой батрачки, пошедшей в жены к владельцу мельницы,
старику, прожившей с ним в атмосфере ненависти и вражды целую жизнь, и батрака,
который в свою очередь соблазнился «капиталом» — в виде мельничного колеса,
жерновов — уже постаревшей хозяйки. В орбиту нового идола — капитала, в тесный
круг жерновов, перетирающих зерно и жизни, в процесс отчуждения оказались
втянуты и герои других произведений Серафимовича.
Октябрьскую революцию 1917 старейший писатель — он к этому времени был уже
сотрудником большевистских «Известий» — встретил как величайшее, поворотное
событие в судьбе России. В отличие от И.А.Бунина, И.С.Шмелёва, Л.Н.Андреева и
др. собратьев по горьковскому литературному кружку «Среды», по издательству
«Знание», Серафимович настойчиво искал в событиях не апокалипсические видения
конца культуры, «окаянные дни» погромов, грабежей, варварства люмпенов с
наганами и анархическими лозунгами, а осознанное историческое творчество масс,
истинные самородки героического становления нового человека, нового народа. Он
избегал как односторонней идеализации революции, представления ее как
безграничного «праздника трудящихся», так и огрубления, дегероизации ее, якобы
не спрямляющей пути истории, а только громоздящей горы ненависти и жертв. Оба
подхода имели место, опирались на тот или иной состав фактов, но в итоге были
далеки от эпической полноты события.
В годы Гражданской войны Серафимович, корреспондент «Правды», глава
литературного отдела Наркомпроса, много ездит по фронтам революции, встречается
с рядовыми бойцами и командирами молодой Красной Армии, изучает трагические
коллизии сражений.
Первое упоминание о главной героине эпической фрески Гражданской войны
«Железного потока» (1924) — Таманской армии — промелькнуло в записной книжке
писателя 1920.
«Дивизия. Отчаянные рубаки. С Таманского полуострова отступали. Устали за три
года. У каждого четыре-пять котелков (т.е. срубил 4-5 голов). Плохо одеты.
Иногда одни штаны да рваные башмаки, а торс голый. Он подпоясывается, через
голое тело надевает патронташ, засовывает револьвер. Война — уже ремесло».
Это зерно замысла обнаружило огромную силу всхожести. События на Кубани весной
1918 несли в себе отголоски всеобщих событий, борьбы народа за землю, за волю
часто в прямом, а не в лозунгово-метафорическом виде. Как делить землю на
Кубани, если владеть землей уполномочены были — да еще со времен Екатерины II,
после переселения на Тамань запорожцев,— только казачьи военные общины? А
тысячи иногородних, батраков, сдельных работников, тоже вернувшихся с фронтов,
из революционных городов? Они оказались в какой-то миг в кольце ненависти
казачьих станиц, вынуждены были уходить, с боями, с остановками — ведь казаки
резали семьи, роды иногородних — на соединение с главными силами Красной
Армии...
Коренная масса таманцев во главе с вчерашним пастухом Кожухом, говорящая на
своеобразной кубанско-украинской «мове»,— это еще очень сырой, «незрелый»
ресурс революции. Это еще не армия, а толпа, готовая растерзать даже своих
вождей: Кожух на одном из митингов, когда «судорога пробежала по толпе»,
раздались крики «Продали!», вынужден был стрелять из пулемета... поверх
возбужденной массы.
Поэтика романа — с митингами, шествием оборванной и обозленной массы через
степь, с анархическими выходками матросов (с кораблей затопленного в
Новороссийске флота), с рубленой плакатной речью Кожуха, ничем не выделяемого
из массы,— отразила уровень и мн. грани реалистических исканий прозы 1920-х. В
известном смысле «Железный поток» — это поэма коллективных жизнеощущений,
величественных решений (такова сцена стихийного шествия безоружных, детей,
раненых навстречу казачьей атаке), гармония пылающих красок пейзажной живописи.
И все же этот роман не бессюжетное скопление разрозненных сцен,
натуралистических подробностей, «нутряного», т.е. чисто интуитивного постижения
фактографии событий. Среди хаоса страстей, множества цветовых пятен, кипения
людских надежд и печалей в романе постепенно выделяется главная тема,
концептуальное ядро: народ, отступая, уходя из родных мест, создает новую
систему ценностей, создает себя, превращает отступление... в победу! Одна из
героинь многофигурного в целом романа, бабка Горпина, увозившая с собой
самовар, часть своего приданого, в конце пути уже не жалеет о его потере («Та
цур ему, нехай про-падае! Нехай живе наша власть, наша рид-на»), а вся народная
масса, выйдя к своим, с сожалением смотрит на тех, кто не обладает еще их
нравственным опытом, опытом народосбережения.
Серафимович не идеализировал стихию братоубийства, не искал в событиях
романтики насилия, а потому он не стал продолжать «Железный поток» (по
первоначальному замыслу он должен быть частью эпопеи «Борьба»): чрезвычайное,
жестокое не могло быть долговременным, тиражируемым...
В 1927 Серафимович, как один из руководителей журнала «Октябрь», организаторов
литературного процесса, первым прочитал рукопись романа молодого М.А.Шолохова
«Тихий Дон» и опубликовал его (1-2 книги) в журнале в 1928. В дальнейшем он —
деятельный заступник великого творения, автор серии статей о Шолохове. В годы
Великой Отечественной войны Серафимович выезжал на фронт (в освобожденный Орел
в 1943) на Дону, создал множество очерков о русском воине. Серафимович
похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.
Соч.:
СС: в 11 т. М., 1931-33;
СС: в 7 т. М., 1959-60;
СС: в 4 т. М., 1987;
Очерки и рассказы. М., 1901;
На Пресне // Сб. товарищества «Знание». М., 1907;
Город в степи // Современный мир. М., 1912;
Железный поток. М., 1924;.
Лит.:
Волков А.Д. А.С.Серафимович. М., 1991;
Гладковская Л.А. Творческий путь А.С.Серафимовича. П., 1956;
Поляк Л.А. А.С.Серафимович. Лекции по истории русской советской литературы. Кн.
1. М., 1951;
Хигерович Р.И. Путь писателя. М., 1956;
Чалмаев В.А. Александр Серафимович. Волгоград, 1986.
В.А.Чалмаев
Оглавление | Все источники