AZ-libr.ру

       [7(19).1.1863, ст. Нижне-Курмоярская Обл. Войска Донского — 19.01.1949, Москва]
       — прозаик.
       Вырос в донской ст.Усть-Медведицкая (с 1933 город Серафимович), в семье казачьего офицера, и до 1883, до окончания гимназии, поступления в Петербургский университет, воспитывался на Дону, в казачьей среде, в духе особой сословно-патриархальной гордости прошлым Войска Донского, среди роскошной природы северного Дона. Усть-Медведицкая — древний «казацкий стан» на реке Медведице — была богатейшей станицей с несколькими церквами, красивейшим Преображенским монастырем, училищами и гимназией. Послужной список отца, с шестнадцати лет ушедшего в полк, воевавшего в Малой Чечне, имевшего много наград, пленившего неких горских князьков, его характер придавали семье Поповых и Дубовских (по линии матери будущего писателя) высокий статус. Из рода Дубовских вышел и знаменитый пейзажист, ученик Куинджи, Н.Н.Дубовский, певец донских степей и небесных просторов; земляком Серафимовича был будущий легендарный командарм 2-й Конной армии Филипп Миронов. Поэтические впечатления детских и юношеских лет, песни и предания казачества оживут много лет спустя в лучших рассказах писателя «Поход», «Чибис», «Странная ночь», «У обрыва», «Пески», романе «Город в степи» (1912). Весьма характерно, что и сын писателя Анатолий Попов, в годы Гражданской войны комиссар на Дону, решился мужественно выступить против политики расказачивания, мести казачеству как «реакционной опоре трона», проводимой самим Л.Д.Троцким. На упрек Троцкого — «вы не казак, вы — коммунист» — сын Серафимовича ответил: «Да, я коммунист, но нельзя вычеркнуть из моей биографии то, что мой отец, дед были казаками».
       Бпрочем, это ощущение своего кровного родства с землей отцов и дедов пришло к Серафимовичу, будущему создателю классического романа о революции «Железный поток», после мучительных исканий, тревог самопознания. В 1887, уже учась в Петербургском университете, он был увлечен, как и многие студенты, идеей революционного террора, мгновенного претворения в жизнь идей народовольцев, узников Петропавловской крепости, «пробуждения» России. Как участник готовившегося покушения на царя Александра III (в заговоре участвовал и был казнен А.И.Ульянов, брат Ленина), Серафимович был в 1887 отчислен из университета и после суда сослан в ссылку в город Мезень (Архангельская губ.), а затем на родину — в Усть-Медведицкую. В ссылке им был написан первый рассказ «На льдине» (1889), замеченный В.Г.Короленко и Г.И.Успенским. С их помощью Серафимович издал первую книгу («Очерки и рассказы», 1901), а затем — уже с помощью М.Горького и Л.Н.Андреева — получил работу в московской газете «Курьер» и издал в горьковском «Знании» следующие книги: «Рассказы» (1903) и «Рассказы» (1907). В 1912 в журнале «Современный мир» появился роман «Город в степи».
       Серафимович в годы подготовки первой русской революции, в период с 1905 по 1917 — типичный исследователь и бытописатель низовой России, чаще всего Азовско-Черноморского края, донских станиц, портовых городов юга. Нередко он публиковал свои рассказы, очерки, складывавшиеся в циклы, подобные горьковскому циклу новелл «По Руси», в провинциальных газетах, журналах, альманахах. Герои его рассказов — гонимые безземельем крестьянские семьи («Чибис»), охотники («На льдине»), рыбаки с берегов Азова («Ледяной вор»), шахтеры Донбасса («Маленький шахтер»), одиночки-бунтари из провинциальной интеллигенции («Сопка с крестами»), рабочие («Сцепщик», «Епишка» и др.).
       Вершиной всей этой серии обличительных, часто ориентированных на схематическое разделение персонажей по классовой психологии произведений стал социологический роман «Город в степи» с центральным персонажем кабатчиком Захаркой Короедо вым, рыцарем первоначального накопления, попирающим ради наживы все нормы нравственности (у него даже рождается сын-урод... от собственной дочери!). Роман завершается сценой слепого бунта, разрушительного «пробуждения» рабочих масс.
       Интонации печали, вечной бесприютности, страха и чувство смирения в этой достаточно яркой, выстраданной серии картин с натуры, житейских случаев, неудач, горестей были столь сильны, что даже М.Горький однажды сделал Серафимовичу (в связи с рассказом «Маленький шахтер») суровое замечание по поводу чересчур жалостливого, дежурно-печального изображения народа-страдальца: «У вас же они (шахтеры.— В.Ч.) только бедненькие, забитые — жалко их... А ведь это не вся правда. Шахты-то кто прорыл? Кто взрывал каменные неприступные пласты? От воды-то захлебываются — кто откачивал? Вот у вас этот мальчонок — ну, жалко его, конечно. Но вырастет, он-де настоящий потомственный шахтер будет!»
       Безусловно, в творчестве Серафимовича, как и в таких произведениях межреволюционного периода, как «Человек из ресторана» И.Шмелева, «Деревня» И.Бунина, «Яма» А.Куприна и др., отразились настроения пессимизма, разочарования в народе, дух известной маргинализации деревни, провинциальных «городков Окуровых», когда устойчивые социальные группы, целые прослойки населения бывали выброшены из привычной колеи, ощутили муки бездорожья в жестоком мире. Наиболее полно это трагическое состояние души, ситуация кризиса былых ценностей патриархального бытия выразились у Серафимовича в рассказе «Пески» (1908), высоко оцененном Л.Н.Толстым. В этом рассказе раскрыта трагедия двух запроданных душ: молодой батрачки, пошедшей в жены к владельцу мельницы, старику, прожившей с ним в атмосфере ненависти и вражды целую жизнь, и батрака, который в свою очередь соблазнился «капиталом» — в виде мельничного колеса, жерновов — уже постаревшей хозяйки. В орбиту нового идола — капитала, в тесный круг жерновов, перетирающих зерно и жизни, в процесс отчуждения оказались втянуты и герои других произведений Серафимовича.
       Октябрьскую революцию 1917 старейший писатель — он к этому времени был уже сотрудником большевистских «Известий» — встретил как величайшее, поворотное событие в судьбе России. В отличие от И.А.Бунина, И.С.Шмелёва, Л.Н.Андреева и др. собратьев по горьковскому литературному кружку «Среды», по издательству «Знание», Серафимович настойчиво искал в событиях не апокалипсические видения конца культуры, «окаянные дни» погромов, грабежей, варварства люмпенов с наганами и анархическими лозунгами, а осознанное историческое творчество масс, истинные самородки героического становления нового человека, нового народа. Он избегал как односторонней идеализации революции, представления ее как безграничного «праздника трудящихся», так и огрубления, дегероизации ее, якобы не спрямляющей пути истории, а только громоздящей горы ненависти и жертв. Оба подхода имели место, опирались на тот или иной состав фактов, но в итоге были далеки от эпической полноты события.
       В годы Гражданской войны Серафимович, корреспондент «Правды», глава литературного отдела Наркомпроса, много ездит по фронтам революции, встречается с рядовыми бойцами и командирами молодой Красной Армии, изучает трагические коллизии сражений.
       Первое упоминание о главной героине эпической фрески Гражданской войны «Железного потока» (1924) — Таманской армии — промелькнуло в записной книжке писателя 1920.
       «Дивизия. Отчаянные рубаки. С Таманского полуострова отступали. Устали за три года. У каждого четыре-пять котелков (т.е. срубил 4-5 голов). Плохо одеты. Иногда одни штаны да рваные башмаки, а торс голый. Он подпоясывается, через голое тело надевает патронташ, засовывает револьвер. Война — уже ремесло».
       Это зерно замысла обнаружило огромную силу всхожести. События на Кубани весной 1918 несли в себе отголоски всеобщих событий, борьбы народа за землю, за волю часто в прямом, а не в лозунгово-метафорическом виде. Как делить землю на Кубани, если владеть землей уполномочены были — да еще со времен Екатерины II, после переселения на Тамань запорожцев,— только казачьи военные общины? А тысячи иногородних, батраков, сдельных работников, тоже вернувшихся с фронтов, из революционных городов? Они оказались в какой-то миг в кольце ненависти казачьих станиц, вынуждены были уходить, с боями, с остановками — ведь казаки резали семьи, роды иногородних — на соединение с главными силами Красной Армии...
       Коренная масса таманцев во главе с вчерашним пастухом Кожухом, говорящая на своеобразной кубанско-украинской «мове»,— это еще очень сырой, «незрелый» ресурс революции. Это еще не армия, а толпа, готовая растерзать даже своих вождей: Кожух на одном из митингов, когда «судорога пробежала по толпе», раздались крики «Продали!», вынужден был стрелять из пулемета... поверх возбужденной массы.
       Поэтика романа — с митингами, шествием оборванной и обозленной массы через степь, с анархическими выходками матросов (с кораблей затопленного в Новороссийске флота), с рубленой плакатной речью Кожуха, ничем не выделяемого из массы,— отразила уровень и мн. грани реалистических исканий прозы 1920-х. В известном смысле «Железный поток» — это поэма коллективных жизнеощущений, величественных решений (такова сцена стихийного шествия безоружных, детей, раненых навстречу казачьей атаке), гармония пылающих красок пейзажной живописи. И все же этот роман не бессюжетное скопление разрозненных сцен, натуралистических подробностей, «нутряного», т.е. чисто интуитивного постижения фактографии событий. Среди хаоса страстей, множества цветовых пятен, кипения людских надежд и печалей в романе постепенно выделяется главная тема, концептуальное ядро: народ, отступая, уходя из родных мест, создает новую систему ценностей, создает себя, превращает отступление... в победу! Одна из героинь многофигурного в целом романа, бабка Горпина, увозившая с собой самовар, часть своего приданого, в конце пути уже не жалеет о его потере («Та цур ему, нехай про-падае! Нехай живе наша власть, наша рид-на»), а вся народная масса, выйдя к своим, с сожалением смотрит на тех, кто не обладает еще их нравственным опытом, опытом народосбережения.
       Серафимович не идеализировал стихию братоубийства, не искал в событиях романтики насилия, а потому он не стал продолжать «Железный поток» (по первоначальному замыслу он должен быть частью эпопеи «Борьба»): чрезвычайное, жестокое не могло быть долговременным, тиражируемым...
       В 1927 Серафимович, как один из руководителей журнала «Октябрь», организаторов литературного процесса, первым прочитал рукопись романа молодого М.А.Шолохова «Тихий Дон» и опубликовал его (1-2 книги) в журнале в 1928. В дальнейшем он — деятельный заступник великого творения, автор серии статей о Шолохове. В годы Великой Отечественной войны Серафимович выезжал на фронт (в освобожденный Орел в 1943) на Дону, создал множество очерков о русском воине. Серафимович похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Литература и другие источники информации