Золотарёв Алексей Алексеевич [15.11.1879-13.02.1950]
Золотарёв Алексей Алексеевич
[3(15).11.1879, Георгиевская слобода близ Рыбинска Ярославской губ.— 13.2.1950, Москва]
— прозаик, религиозный философ, публицист, критик, краевед.
Сын священника. Учился в Рыбинской классической гимназии (окончил в 1897); поддавшись атеизму сверстников, пережил духовный кризис.
С 1897 — в Киевской Духовной академии; мироотношение Золотарёва этих лет запечатлено в повести «В старой Лавре» (1908), где передана атмосфера умственного брожения на рубеже веков и говорится о нереализованных возможностях России.
В 1900 перешел на естественное отделение Петербургского университета. За участие в студенческой демонстрации и распространение нелегальной литературы в 1902 выслан в Рыбинск; позже вернулся в Петербург и возобновил учебу.
В 1905 вел революционную агитацию в Рыбинске и окрестных селах; в 1906 отправлен на 3 года в Нарымский край. Сибирские впечатления отразились в повести «На чужой стороне» (1910), где изображена колония ссыльных и выражена вера в творческие силы народов России; героями обсуждаются черты русской литературы как акта национальной самокритики, русско-польские отношения. По болезни (туберкулез) сибирскую ссылку вскоре заменили высылкой за границу. Учился на естественном факультете в Сорбонне. В пору пребывания на о. Капри завязалась многолетняя дружба Золотарёва с М.Горьким, которой не мешали серьезные мировоззренческие расхождения. Вернувшись в Рыбинск (1909), обратился к публицистике интернационалистской и социалистической направленности; отвергал любое кровопролитие.
В начале 1911 — новая высылка Золотарёва в Сибирь, опять замененная высылкой за границу. Живя на Капри, Золотарёв перевел «Изгнание торжествующего зверя» Дж.Бруно.
В 1912 завершил начатую в 1908 большую повесть «Во едину от суббот» о русских эмигрантах в Париже.
В центре повестей Золотарёв — люди революционно настроенные, отвергающие историческое прошлое человечества как безысходно мрачное и кровавое («мы сильны своей ненавистью к старому») ради построения «храма Всечеловечества», объявляющие все национально самобытное себя исчерпавшим («на земле пришел конец отечествам»), порой впрямую ратующие за кровопролитие как извечную движущую силу истории. Этот комплекс умонастроений (в нем угадываются как атеистические марксизм и ницшеанство, так и «третьезаветное» религиозное сознание) автор оценивает неоднозначно. С одной стороны, Золотарёв, пристально внимательный к ценностям прошлого и верный идее ненасильственного преображения общества, не приемлет революционный радикализм; с другой — ему импонирует страстная устремленность к лучшему будущему. Повести Золотарёва свидетельствуют о внутренней кризисности революционно-утопического сознания в предреволюционную пору. Овеянные светлыми предчувствиями, они вместе с тем выражают и опасения автора: человечество, устремившись к лучшему, может вернуться далеко вспять — к «вселенскому зверинцу», и бунт против прошлого тогда обернется истреблением «новыми людьми» всех остальных. Близкие писателю персонажи органически не способны отречься от своих национально-культурных корней (хотя и придерживаются революционных взглядов); их не покидают растерянность и сомнения в верности выбранного пути. Знаменателен общий заголовок, данный всем трем повестям: «Ночные люди» (другой вариант — «Ночные души»). В последней из них от мужчин, одержимых спорами, отделены женщины, одаренные чертами праведничества и исполненные сострадательной любви. «Все мы,— говорит одна из них о своем поколении,— какие-то о двух лицах... какие-то ненастоящие, несвоевременные люди, все еще, как горемычная страна наша, вечно — накануне, всегда — в ожидании» («Во едину от суббот»). Здесь ощутим голос автора. Повести Золотарёва автобиографичны, что, в частности, проявилось в образах Платоныча (в первой и третьей повестях) и ссыльного студента Ветрова (во второй).
Дореволюционная проза Золотарёва отмечена влиянием горьковского стиля (укрупненность человеческих фигур, некоторая торжественность слога) и вместе с тем оригинальна. Автор заметил, что его произведения — «отчасти работа летописная», разумея их укорененность в давних традициях отечественной словесности. Некоторая композиционная аморфность прозы (о чем говорил сам автор), порой чрезмерная патетичность («крик», по его самокритичному выражению) искупаются глубиной мысли, эмоциональной целостностью произведений, подлинностью душевного напряжения, ощутимого в повествовании. Прозу Золотарёв одобряли Горький, А.В.Луначарский, В.Л.Львов-Рогачевский, А.И.Введенский; но в печати появились также полемические и негативные отклики (в т.ч. А.А.Измайлова).
В предреволюционное десятилетие в ж. «Современник» и «Заветы», в ярославских и рыбинских газетах Золотарёв проявил себя как литературный критик и публицист: отозвался на творчество С.Г.Скитальца. С.А.Клычкова, А.К.Лозина-Лозинского, С.И.Гусева-Оренбургского, Б.А.Тимофеева; писал о I Интернационале, отдавая предпочтение М.А.Бакунину перед К.Марксом; высказывался по общим вопросам истории России (о роли народа в создании культурных ценностей, о судьбе старообрядчества, реформах Петра I, о литературе XIX в.); выступал поборником федерального устроения страны и одновременно — сильной государственности; ратовал за свободное становление хозяйственной и культурной жизни провинции.
После возвращения в Россию (весна 1914) Золотарёв погружается в общественную жизнь Рыбинска, сосредоточивается на краеведении и библиотечном деле. Участвует в организации религиозно-философского кружка, получившего в 1916 статус официального общества.
В пору войны Золотарёв занял оборонческую позицию. Февральскую революцию принял восторженно, вошел в партию Народной свободы. Вскоре после Октябрьской революции отмечал, что «страшная тень от массовых расстрелов и казней легла на всю страну и закрыла от нас Европу». Золотарёв ощущал себя ответственным за происшедшее в России. Вспоминая реплику матери, произнесенную на рубеже 1910-20 («Леня! Леня! Какую жизнь вы нам создали! А я-то мечтала, что всем свободно и привольно будет!»), он признавался: «Эти слова ласкового укора жгут и сейчас мое сердце».
После 1917 в Рыбинске под руководством Золотарёва были учреждены городской архив, картинная галерея, зоологический музей.
В 1917 — делегат Всероссийского съезда религиозных общин. Продолжал писательство, плоды которого оставались в рукописях: цикл каприйских новелл «Путь любви», роман-хроника «Рабы Божий» и «В тысячелетнем Угличе» (не завершены), поэтический сб. «Песни в ночи» (утрачен). Одним из первых в стране выступил как теоретик краеведения.
Весной 1930 вместе со своими коллегами был сослан. Работал на лесопилках по берегам Северной Двины, корректором и статистиком в Архангельске.
В 1933, по окончании срока ссылки, поселился в Москве (благодаря хлопотам Е.П.Пешковой). Жил без постоянного заработка и пенсии. При участии историка Н.П.Анциферова подготовил книгу «Ярославль: История, культура, быт» (1935; сохранилась в рукописи). Своими мыслями Золотарёв щедро делился с друзьями и учениками. Наступившую эпоху считал временем «начавшейся бессемейственности мира». Среди рукописей 1930-40-х — пространная «Книга о книгах: Заметки для памяти и рецензии для себя», содержащая, в частности, суровый отклик на трилогию А.Н.Толстого «Хождение по мукам» и роман «Петр I».
В 1940-е Золотарёв написал ряд статей философско-религиозного и историко-культурного характера, вошедших в его рукописный сборник «Своею дорогой», где с христианских позиций подвергнуты критике дарвинизм, марксизм и ницшеанство; обоснована мысль о совместимости религии и науч. знания; характеризовалась огромная позитивная роль духовенства в исторической жизни России. Центральное произведение Золотарёва 1930-40-х — большая мемуарно-очерковая книга «Campo santo моей памяти: Образы усопших в моем сознании» (campo santo на итальянском яз.— священный луг, кладбище), состоящая из биографий и характеристик как безвестных людей, так и крупных деятелей русской культуры (Н.А.Бердяев, Ф.И.Шаляпин, М.Горький, В.И.Качалов, Н.А.Морозов, А.А.Ухтомский, И.М.Гревс, В.В.Вересаев, К.П.Пятницкий, Вас.И.Немирович-Данченко, А.С.Новиков-Прибой). В книге 497 очерков, часть их утрачена. Автор выступает летописцем горестных человеческих судеб. Вот слова о рыбинском священнике: «Боже! Как невыразимо грустно погибают... сейчас русские исконные люди!.. Нет слов рассказать об этом как следует». Золотарёв настойчиво восстанавливает доброе имя и честь людей, которые при новой власти третировались и преследовались. «Campo santo...» обладает чертами биографического исследования, традиционного летописания, агиографии, надгробных речей и молитв.
Золотарёв снискал репутацию праведника и для широкого круга друзей, родственников и учеников стал личностью легендарной. Память о нем живет в виде устного предания. Философ С.А.Аскольдов (Алексеев) отметил, что встреча с Золотарёвым (в конце 1920-х) была для него «даром Параклета» — Утешителя, являющего собой третью ипостась Святой Троицы; назвал его «вторым изданьем Сковороды», «лучшим из умов», «тихим и безгневным философом».
Соч.:
В старой Лавре // Знание. СПб., 1908. Кн 23;
На чужой стороне // Знание. СПб., 1911. Кн 35;
Во едину от суббот // Знание СПб., 1913. Кн. 40. Отд. изд.: Берлин, 1912;
[Изложение доклада на съезде итальянских эмигрантов. Рим, 1913. Март] // Вестник Европы. 1913. № 7. С. 294-296;
[Письма 1912-17] // Zanotti-Bianko U. Carteggio 1906-18. Laterza, 1987;
Из истории русской публицистики и критики 1910-х гг.: Наследие А.А.Золотарева // Контекст-91. М., 1991;
Соловки. У Света Незаходимого. Богатырское сословие / вступ. статья В.Е.Хализева // Литературное обозрение. 1992. №2;
Campo santo моей памяти. Рукопись, извлеченная из архива // Русь. Ростов Великий. 1994. №10;
Campo santo моей памяти. Рукопись, извлеченная из архива // Новая Европа. Милан, М. 1996. №9;
Из писем А.М.Горькому // Известия РАН, отделение литературы и языка. 1994. №2;
О Гегеле и гегельянстве // Вопр. философии. 1994. №5;
Вера и знание... // Континент. М., 1994.
Лит.:
Дивильковский А. Российского леса щепки // Современный мир. 1914. №9;
Астафьев А.В. Забытый писатель // Горьковские чтения 1964-65. М., 1966;
Аниковская А.Н., Хализев В.Е. О литературной жизни в России 1930-40-х гг.: По материалам архива Золотарева // Филологические науки. 1992. №2;
Хализев В. Е. Один из «китежан» // Континент. М., 1994. Т.82.
В.Е.Хализев
Оглавление | Все источники