Левитанский Юрий Давидович [22.01.1922-25.01.1996]
Левитанский Юрий Давидович
[22.1.1922, г.Козелец Черниговской обл.— 25.1.1996, Москва]
— поэт, переводчик.
Родился в семье служащих; первые годы жизни прошли в Киеве, куда переехала семья; во второй половине 1920-х родители переезжают в г.Сталино (ныне г.Донецк), где прошли школьные годы Левитанского. Здесь, будучи семиклассником, он опубликовал свои первые стихи; в последующие годы печатался в газете «Социалистический Донбасс» и «Сталинский рабочий».
В 1939 Левитанский поступил в МИФЛИ, а с 3-го курса института сразу после начала Великой Отечественной войны добровольцем ушел на фронт.
В нояб. 1941 участвовал в обороне Москвы, позднее — в боях на Орловско-Курской дуге, освобождал от фашистов Украину, Бессарабию, Румынию, Венгрию, Чехословакию, дошел до Праги. Участвовал в войне с Японией на территории Северо-Восточного Китая. Начав войну рядовым (был вместе со своим другом С.Гудзенко пулеметчиком), дослужился до лейтенанта, командовал мотострелковым отделением, был корреспондентом дивизионной газете, с 1942 — газете 53-й армии «Родина зовет». В армейской печати публиковал стихи, очерки, сатирические произведения.
С 1943 Левитанский печатается в центральных периодических изданиях— в журнале «Смена», «Знамя», «Советский воин», «Огонек», «Сибирские огни», «Советская женщина», «Дальний Восток» и др.
После войны Левитанский жил в Иркутске, где до июня 1947 работал специальным корреспондентом газеты Восточно-Сибирского военного округа «Советский боец», а после демобилизации — заведующим литературной частью местного Театра музыкальной комедии. В Иркутске выходят сборники стихов Левитанский: «Солдатская дорога» (1948), «Встреча с Москвой» (1949), «Самое дорогое: Стихи в защиту детей» (1951) и «Листья летят» (1956).
В 1952 в Новосибирске выходит сб. «Утро нового года», а в Москве — «Наши дни».
В 1955 Левитанский возвращается в Москву, поступает на Высшие литературные курсы (окончил в 1957). В столице выходят книга стихов Левитанского «Стороны света» (1959), «Земное небо» (1963), «Кинематограф» (1970), «От Мая до Мая» (1975), «День такой-то» (1976), «Сюжет с вариантами» (1978), «Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом» (1981), «Сон о дороге» (1989), «Белые стихи» (1991) и др.
Главная проблема, которую решает Левитанский в своей поэзии, лирической и реалистической по преимуществу, это проблема взаимосвязи и взаимодействия человека с конкретным историческим временем. Прежде всего, поэт стремится выяснить, как и при каких условиях время способствует духовно-нравственному, гражданскому и эстетическому росту человека, его превращению в личность, в микрокосм истории, в ее неотъемлемый и активно действующий субъект. Эту проблему Левитанский рассматривает не умозрительно и не эпически, не на примере других людей, а лирически, на поэтическом постижении смысла своей жизни, своего внутреннего роста, происходившего под воздействием исторических событий, участником или просто современником которых был он сам. На пробуждение личностного и творческого начала у Левитанского и людей его поколения огромное влияние оказало их участие в Великой Отечественной войне. Левитанский не рассказывает, как он воевал, не описывает фронтовую жизнь, а стремится понять, вспоминая войну, как это время воздействовало на его внутренний рост, а для сравнения — и на его товарищей («В ожидании дел невиданных...», «Синяя лампочка», «Птицы в Кишиневе», «Как я спал на войне...», «Трубач», «Мое поколение» и других). Много позднее, в стихотворении «Ну что с того, что я там был...» из книги «Белые стихи» (1991), свое восприятие войны он выразил парадоксальным афоризмом: «Я не участвую в войне — / она участвует во мне». Это значит: великая война оказала глубинное и решающее влияние на его личностное восприятие исторического времени, в свете которого все в человеческой жизни (личная судьба, рост человека как личности, худож. слово и искусство в целом, даже восприятие природы) оказалось внутренне связанным с конкретным историческим временем, несущим на себе его глубокий (а не только внешний) отпечаток. Это своеобразный глобальный панисторизм, который, определяя развитие личности и ее мировосприятия, отнюдь не обладает свойством жесткого детерминизма, фатума или неотвратимого рока, подчиняющих себе человека, делающих его рабом хода истории, исторических обстоятельств.
Глобальный панисторизм Левитанского нацелен на выявление в человеке личностного, свободного, творческого, духовно-нравственного начала, способного противостоять слепому ходу истории, оказывать хотя бы минимальное влияние на его развитие и не подчиняться полностью его железному детерминизму и роковой неотвратимости. Быть такой активной личностью, дееспособной частицей истории и мироздания, или не быть — зависит не столько от исторических обстоятельств, сколько от самого человека, от его личностных качеств, приобретенных во взаимодействии со временем. Левитанский не пишет драматических поэм, не показывает в образах людей и сюжетных коллизиях трагической сути этого взаимодействия между человеком и временем, а только поэтически осмысляет, как оно сказалось на его собственном мировосприятии и на его личной судьбе, а также на изменении характера самой истории («Мое воскресение», «Время, бесстрашный художник...», «Сон о рояле» и др.). При этом с наступлением зрелости Левитанского стремился все больше смотреть на свое внутреннее развитие, на свое личностное становление под влиянием истории отстраненно, как бы со стороны, эпически объективно. Такого цельного и панорамного взгляда на самого себя и на свою роль в истории Левитанский достигает в книге стихов «Кинематограф» (1970) и развивает его в книгах стихов «День такой-то» (1976), «Сюжет с вариантами: Книга пародий в двух частях с предисловием и послесловием автора» (1978), «Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом» (1981) и «Белые стихи» (1991). Если до «Кинематографа» Левитанский издавал сборник стихов, то начиная с «Кинематографа» он выпускает книги стихов, в жанровом смысле этих слов, этого наименования. В отличие от сборника, книга стихов — это особый поэтический жанр, в котором есть своя тема и идея, свой (как правило, лирический) сюжет и композиция. Цельность книги стихов Левитанского подчеркивает прологом к ней (предисл.) и эпилогом (послесл.). Книги стихов Левитанского по их внутренней структуре, масштабности содержания и объему родственны жанру лирико-повествовательной поэмы.
Глобальный левитанский панисторизм, лежащий в основании всего творчества поэта, сказался не только в его восприятии современной ему истории, участником и свидетелем которой был он сам, но и в восприятии природы («Птицы в Кишиневе», «Снег этого года», «Как показать весну» и др.), в восприятии прошлого, особенно в восприятии литературы и культуры прошлого, а также в историческом понимании корней поэтического слова («Откуда вы приходите, слова...»). Для восприятия Левитанского художественного наследия показательно стихотворение «Элегия», в котором он рассказывает о восприятии им произведения своего любимого писателя — «Вишневого сада» Чехова. Прошлое здесь, как чаще всего и в других стихотворениях Левитанский, оживает во сне и таким образом входит в его сознание, сливается с его сегодняшними переживаниями и размышлениями, придавая им историческую глубину: «Тихо. Сумерки. Бабье лето. / Четкий, частый, щемящий звук — / будто дерево рубят где-то. / Я засыпаю под этот звук. / Сон происходит в минувшем веке. / Звук этот слышится век назад. / Ходят веселые дровосеки, / рубят, рубят вишневый сад». Разумом поэт понимает, что дровосеки правы и что вишневые деревья обречены, но его чувства не согласны ни с этой деловой (деляческой) правотой, ни с обреченностью красоты вишневого сада: «Но птица вскрикнула, ветка хрустнула, / и в медленном угасанье дня / что-то вдруг старомодно-грустное, / как дождь, пронизывает меня. / Ну, полно, мне-то что быть в обиде! / Я посторонний. Я ни при чем. / Рубите вишневый сад! Рубите! / Он исторически обречен. / Вздор — сантименты! Они тут лишни. / А ну, еще разик! Еще разок! / ...И снова снятся мне вишни, вишни, / красный-красный вишневый сок».
Свою философию памяти как чувства исторического и глубоко личностного Левитанского изложил в стихотворном триптихе «Память» из книги «Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом». В первом стихотворении, говорится о «бездне памяти», которая подобна «расширяющейся Вселенной»; это «бездна» исторической памяти, которая постоянно пополняется памятью о прошедших, чаще всего горестных и трагических, событиях и переживаниях. Во втором стих, речь идет о «небе памяти», обращенном в будущее, которое становится «с годами все идилличнее», в котором «забывается слишком пасмурное и черное, / уступая место солнечному и светлому»: «Словно тихим осенним светом душа наполнилась, / и, как сон, ее омывает теченье теплое. / И не то чтобы все дурное уже не помнилось, / просто чаще припоминается что-то доброе. / Это странное и могучее свойство памяти, / порожденное зрелым опытом, а не робостью — / постепенно воспоминанья взрывоопасные / то забавной, а то смешной вытеснять подробностью. / И все чаще мы, оставляя как бы за скобками / и беду и боль, и мучения все и тяготы, / вспоминаем уже не лес, побитый осколками, / а какие там летом сладкие были ягоды».
Во второй части триптиха Левитанский размышляет, в сущности, о неписаном, но с древних времен интуитивно чувствуемом, особенно поэтами и философами, законе сохранения и умножения духовных и эстетических ценностей и идеалов, необходимых человечеству для его развития и самосовершенствования на трудных, чаще всего трагических, путях в будущее. Так, из истории христианства люди хранят не столько память о крестовых походах и церковной инквизиции, сколько об учении Христа, оказавшем и продолжающем оказывать громадное воздействие на духовное и культурно-эстетическое развитие человечества.
Однако, помня и ценя, даже идеализируя все положительное в историческом прошлом, глядя в «небо памяти», нельзя совсем забывать о трагическом в «бездне памяти», ибо, как пишет Левитанский в заключительной части триптиха, «небо памяти, идиллический луг с ромашками, / над которым сияет солнце и птица кружится... / от первого же движенья неосторожного / сразу вдребезги разлетается все и рушится».
Левитанский известен как мастер литературной пародии, как переводчик стихов поэтов Армении, Молдавии, Литвы, Латвии, Венгрии, Чехословакии, Югославии, Румынии, Польши и др. стран, как противник чеченской войны. Получая в 1995 Государственную премию России, он потребовал остановить войну в Чечне. А умер он от сердечного приступа на собрании, обсуждая трагедию этой войны.
Соч.:
Воспоминанье о красном снеге: стихи / вступ. статья В.Огнева «О стихах Юрия Левитанского». М., 1975;
Опыт, который всегда со мной. [Беседа с И.Ришиной] // Литературная газета. 1979. 11 апр.;
Два времени: стихи. М., 1980;
Избранное / вступ. статья Ю.Болдырева «Дар поэта». М., 1982;
Вот и живу теперь — поздний... [Беседа с Т.Бек] // Вопросы литературы. 1982. №6;
Попытка оправдания: стихотворения. М., 1985;
Годы: стихи. М., 1987;
Я люблю твой свет и сумрак... [Беседа с Л. Анны Пугач] // Юность. 1987. №5;
Между двух небес. М., 1996;
Сон об уходящем поезде. М., 2000;
Памятник погибшим от любви: Слово о Вадиме Сидуре // Юность. 1988. №11;
Каждый выбирает для себя: интервью // Литературная газета. 1991. 13 февр.;
— Что же из этого следует? — Следует жить...: интервью // Смена. Ленинград, 1991. 11 дек.;
«Черный квадрат» искусству ничего не сулит: интервью // Литературная газета. 1992. 4 марта;
Я не участвую в войне — она участвует во мне: интервью // Литературная газета. 1995. 12 апр.
Лит.:
Литвинцева Л.П. Ю.Д.Левитанский. Иркутск, 1954;
Яшин А. Путь к раскованности: [рец. на книгу стихов Л. «Земное небо»] // Литературная газета. 1964. 23 мая;
Раппопорт Е. От имени поколения: [рец. на книгу стихов Л. «Теченье лет»] // Сибирские огни. 1970. №8;
Сидоров Б. Исполненные доброго доверья...: [рец. на книгу стихов Л. «Теченье лет»] // Литературная газета. 1970. 19 авг.;
Скорина В. [рец. на кн. стихов «Теченье лет»] // Юность. 1970. №11;
Пьяных М. Кинематограф: [рец.] // Звезда. 1971. №7;
Латынина А. Жизнь моя, кинематограф... // Литературная Россия. 1972.14 апр.;
Котенко Н. Вот его карандаш коснулся уже бумаги...: [рец. на книгу стихов «Воспоминанье о красном снеге»] // Аврора. 1976. №9;
Левин Г. Необычайное — в обычном: [рец. на книгу стихов «День такой-то»] // Новый мир. 1978. №3;
Самойлов Д. Ничего обидного: [рец. на книгу «Сюжет с вариантами»] // Литературное обозрение. 1979. №5;
Красухин Г. Возрождение жанра: [рец. на книгу «Сюжет с вариантами»] // Литературная газета. 1979. 5 сент.;
Иоффе С. Юрий Левитанский. // Иоффе С. Живут стихи... Иркутск, 1979;
Огнев В. Фронтовое поколение поэтов // Огнев В. Годовые кольца: Дневник критика. 1975-1980. М., 1980;
Чупринии С. Юрий Левитанский: Евангелье от Сизифа. // Чупринин С. Крупным планом. Поэзия наших дней: проблемы и характеристики. М., 1983;
Поздняев М. Рядом и чуть впереди...: Штрихи к портрету Юрия Левитанского // Литературная газета. 1983. 14 дек.;
Лоздняев М. А дальше будет фабула иная...: [рец. на сб. «Годы»] // Знамя. 1988. №5;
Новиков В. Юрий Левитанский // Новиков В. Книга о пародии. М., 1989;
Бершин Е. Виток дороги: Эскиз к портрету Юрия Левитанского // Литературная газета. 1996. 13 марта;
Кедров К. Россия, хотел бы поверить в тебя еще раз: Завещание Юрия Левитанского // Известия. 1997. 22 янв.;
Гомберг Л. Война и мир Юрия Левитанского // Роза ветров в Москве: альм. Тель-Авив, 1999;
Бершин Е. И ни о чем не надо беспокоиться. 80 лет со дня рождения Юрия Левитанского // Литературная газета. 2002. 23-29 янв.
М.Ф.Пьяных
Оглавление | Все источники