Предисловие к первому изданию
Из всех нормотворческих проблем судебной реформы становление нового российского уголовно-процессуального законодательства оказалось едва ли не самым сложным, противоречивым и затянувшимся на целое десятилетие.
Новый УПК рождался в период радикальных преобразований, в муках расставания с длительным отечественным опытом уголовной юстиции и нависшей над Россией опасности криминализации общества. Здесь слились воедино два как бы взаимоисключающих политико-правовых и социально-психологических феномена: с одной стороны, новизна либерализации судопроизводства, с другой — нарастающий вал организованной и экономической преступности, слабо поддающейся противодействию со стороны государства, его правоохранительных служб.
В ходе правовой реформы, особенно под влиянием изменений в уголовном праве и преобразований в судебной системе, законодатель был вынужден обновлять, синхронизировать регламент судопроизводства, однако сами эти акции на протяжении ряда лет напоминали характер аварийно-спасательного ремонта старого здания. Достаточно напомнить, что за 40 лет действия УПК РСФСР в него было внесено свыше 400 изменений и дополнений, существенно модернизировавших первоначальную архитектонику процессуального законодательства. Сказалась и активизация конституционного правосудия, признавшего целый ряд процессуальных норм, актов правоприменения, решений и действий судебных, прокурорских и других правоохранительных органов неконституционными, а значит, недействующими. Только за пять последних лет Конституционный Суд РФ свыше 30 раз обращался к вопросам толкования и оценки актов и решений уголовно-процессуального назначения. Они касались нарушений конституционного принципа состязательности, отклонений от беспристрастности правосудия, ограничения права на обжалование, в том числе при возобновлении дел по вновь открывшимся обстоятельствам, вопросов компетенции должностных лиц процесса в надзорной инстанции, рассмотрения дел по протестам прокуроров, отступлений от установленного порядка судопроизводства в суде присяжных и ряда других важных процессуальных проблем, связанных с конституционными гарантиями правосудия.
Таким образом, рождение нового УПК РФ обусловлено существенными изменениями в жизни общества, которые нашли отражение в Конституции РФ, в законодательстве и практике его применения. Конституция впервые в российской истории провозгласила статус правового государства, примат прав и свобод человека и гражданина как высшей социальной ценности. Она же по-новому определила место и роль суда в государственно-властной иерархии, возвратив ему изначальный смысл общественного предназначения. Судебная власть становится равновеликим партнером в рамках единой государственной власти, однако с той особенностью, что суду, согласно конституционным правомочиям, отныне подконтрольны другие ветви власти во главе с их высшими должностными лицами. Постепенно формировались и укреплялись фундаментальные демократические основы правосудия — неприкосновенность личности, презумпция невиновности, состязательность сторон и другие гуманистические черты уголовного судопроизводства. Новый УПК РФ материализует, приводит в движение механизм действия конституционных положений, обогащая и конкретизируя их содержание применительно к различным стадиям и участникам уголовного процесса. Принятый Кодекс не просто констатирует изменившееся положение суда. Он наглядно раскрыл и высветил сжатые конституционные формулы, зримо показал механизм уголовного судопроизводства на всех его стадиях. Так, наряду со ст.9 и 10 УПК РФ, развивающими конституционные требования об уважении чести, достоинства и неприкосновенности личности, ст.11 Кодекса прямо вменяет в обязанность соответствующих должностных лиц разъяснять подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему и другим участникам процесса предоставленные им права и способы их осуществления. Закон обязывает предупреждать лиц, обладающих, к примеру, свидетельским иммунитетом, что их показания могут быть использованы в качестве доказательств в процессе и что вред, причиненный нарушением их прав, подлежит возмещению. В развитие конституционной гарантии презумпции невиновности ст.14 УПК РФ устанавливает правило: подозреваемый и обвиняемый не обязаны доказывать свою невиновность, представление обвинительных доказательств всецело лежит на стороне обвинения. Столь же предметно говорится об обеспечении краеугольного принципа правосудия — состязательности. При внедрении состязательных начал и более четкой регламентации процессуального статуса участников уголовного судопроизводства в целом все они выигрывают, особенно его центральные фигуры — потерпевшие, подозреваемые, обвиняемые и подсудимые. Важно привести в действие взаимосвязанный механизм судопроизводства, обеспечить строжайшее соблюдение его норм и правил, а также требований законности на всех стадиях. И здесь, в силу возрастающей процессуальной самостоятельности и независимости, объективно повышается роль и ответственность дознавателей, следователей, экспертов, специалистов и других участников уголовного процесса. Значительным объемом полномочий наделяется следователь. Будучи ведущим должностным лицом в расследовании преступлений, он в порядке, установленном УПК РФ, возбуждает уголовное дело, самостоятельно направляет ход расследования, дает органу дознания обязательные для исполнения письменные поручения о производстве оперативно-розыскных мероприятий и осуществляет иные правомочия. Заметно возрастает процессуальная независимость следователя, в частности, в отстаивании своей позиции вопреки мнению прокурора о привлечении лица в качестве обвиняемого и об объеме обвинения, о квалификации преступления, об избрании меры пресечения и ряда других юридически значимых решений. При несогласии с надзирающим прокурором по данным вопросам следователь, отстаивая свою точку зрения, вправе обратиться за поддержкой к вышестоящему прокурору.
Особая ответственность на стадиях досудебного производства ложится на прокурора, осуществляющего многогранную деятельность в сфере уголовного преследования, обеспечения законности и обоснованности действий должностных лиц всех звеньев процессуальной цепочки. Именно подготовительные стадии нормального движения к судебному разбирательству в своей совокупности в немалой степени обусловливают качественные характеристики гласного и состязательного суда. Более того, завершение стадии предварительного расследования прямо выводит прокурора на новый уровень — представителя стороны обвинения в состязательном судопроизводстве. Теперь от прокурора, его надзорного усердия на досудебных стадиях, профессиональных способностей юриста-аналитика, психолога и оратора, его нравственно-этического заряда, зависит весомость и убедительность позиции обвинения, а с учетом особенностей состязательности при сомнительности обвинения, отказе прокурора от обвинения — окончательная судьба уголовного дела. Нетрудно представить себе, какой груз ответственности ложится на прокуратуру, призванную ныне обеспечить свое участие в суде по каждому уголовному делу.
Важно, что новый Кодекс сохранил главные позиции, определяющие процессуальный статус прокурора в уголовном судопроизводстве. Несмотря на то что несколько иначе сейчас смотрится роль прокурора в ходе судебного следствия, кассационном и надзорном производстве, в целом он достаточно весомо и авторитетно как непременный субъект представлен в уголовном процессе, сопровождая все его стадии, и в качестве лидирующей фигуры в уголовном преследовании, блюстителя законности — на решающих этапах судопроизводства.
Как позитивное явление нужно оценить расширение полномочий суда в ходе досудебного производства по уголовному делу. Отныне судебный контроль над законностью действий следственных органов становится реальностью. При этом важно иметь в виду, что судебный контроль не становится конкурентом прокурорского надзора, не исключает последнего. Согласованно действуя, они как бы взаимно дополняют друг друга, что усиливает важнейшие элементы механизма укрепления законности.
Нетрадиционно, по сравнению с прежним уголовно-процессуальным законодательством, в УПК РФ решен вопрос о принципах уголовного судопроизводства. Ныне они выделены в качестве самостоятельной (второй) главы, что позволяет более предметно оценить их значимость, осознать как целостную систему фундаментальных начал уголовного процесса, глубже понять сущностные особенности каждой уголовно-процессуальной категории.
Детализация правомочий и ответственности, установленной новым УПК РФ, усиливает прозрачность правосудия, поднимает планку судебного контроля над действиями дознавателей, следователей, прокуроров, адвокатов и самих судей.
К разряду подлинных прорывов в судебной реформе относится положение Кодекса, открывшее широкую дорогу суду присяжных на всей территории Российской Федерации. Оно сняло многолетнюю рассогласованность конституционных велений и процессуальных реалий, подрывавших веру в равный доступ российских граждан к правосудию, в первую очередь по делам о наиболее тяжких преступлениях.
И наконец, с принятием УПК РФ логически завершилось законодательное оформление целостного блока функционирования уголовной юстиции. Это событие само по себе демонстрирует качественно новый уровень правового обеспечения государственной политики борьбы с преступностью на гуманистических и общепризнанных основаниях цивилизованного правосудия, закономерно занявшего место на вершине правоохранной пирамиды. Авторы комментария исходят из того, что главенствующая роль суда будет возрастать не только силою формальной легитимности, но и открывающимися потенциальными возможностями обновляемого судопроизводства в острейшей сфере социально-правовой жизни.
Создание долговременного и фундаментального кодифицированного акта уголовного правосудия оказалось делом чрезвычайной сложности. Его нельзя рассматривать в отрыве от хода государственных и социально-правовых преобразований. А они оказались трудными в условиях строительства принципиально новой демократической государственности, отягощенной просчетами на старте преобразований. В ряду пробелов стратегического значения сказывалось отсутствие научно обоснованной программы правового обеспечения переходного периода. Отсюда спонтанность и эклектичность праворегулирующих мер и непросчитанность последствий начавшихся преобразований. Немалые разочарования принесли облегченные, романтические представления политиков и юристов, стоявших у истоков судебной реформы. Такое негативное стечение обстоятельств и поныне сказывается на состоянии законности и правопорядка, служит источником нестабильности в обществе. К сожалению, не полностью учтена российская национальная специфика во многих секторах обновляемого законодательства и в практике правоприменения.
Поэтому нам сейчас, как подчеркивает Президент Российской Федерации В.В.Путин, “исключительно важно осмыслить пройденный путь, внести необходимые коррективы. Избавиться, что называется, от “проблем роста”1{Путин В.В. Из выступления на встрече с участниками Глобальной конференции по проблемам правосудия 9 июля 2001 г. // Российская юстиция. 2001. № 9.}.
В этой связи, несомненно, надо лучше отслеживать все ценное из мирового опыта, но в первую очередь бережливее относиться к богатству отечественной практики и юридической мысли. В аспекте преемственности прошлого опыта следует основательнее анализировать действенность российского уголовно-процессуального законодательства, особенно периода демократического обновления его норм. Едва ли оправданны и уместны запоздалые политизированные оценки прошлого УПК как закона, якобы стоявшего на службе тоталитарного государства и умалявшего интересы личности. В его нормах уже давно и достаточно последовательно проводилась линия на утверждение принципа законности в уголовном судопроизводстве, с демократических позиций формулировались требования по обеспечению прав его участников, ужесточались правила осуществления профессиональной деятельности органов дознания, предварительного следствия, прокурора и суда. Он был своеобразным отражающим фоном государственно-правовой политики нашей противоречивой эпохи с ее слабостями и обретениями, которые ошибочно было бы недооценивать.
С этих позиций комментируемый Кодекс, будучи в целом крупным шагом в развитии уголовно-процессуальной доктрины и практики правосудия, не сумел, к сожалению, избавиться от некоторых спорных норм, а порой и некритического восприятия зарубежных аналогов, могущих оказаться декларативными в российских условиях.
Скажем, если закрепленное в УПК РФ сочетание смешанной процессуальной формы традиционного следствия и возрождения состязательного правосудия допустимо и оправданно, хотя бы в силу международных обязательств и конституционных требований, то не совсем логично воспринимается статус самого суда, его председательствующего в установлении истины по делу как ведущей цели правосудия. Почему-то это стержневое целеполагание изъято из процессуального оборота, как, впрочем, и “растворился” в общих рассуждениях общепризнанный важнейший принцип всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела, хотя его идеи и проглядывают в отдельных нормах УПК. Если авторы столь своеобразной модели полагали возможным компенсировать свое видение достижения этой цели ссылками на правомочие председательствующего руководить судебным заседанием во имя “обеспечения состязательности и равноправия сторон”, то этим не снимается изначальная и конечная суть проблемы подлинного правосудия. Разве раскрытию принципа состязательности могут помешать правомочные и целесообразные действия судей, если они хотят “напрямую” развеять сомнения в достоверности любой, а не “выборочной” информации, относящейся к существу дела? Зачем же полагаться на “говорящие” стороны процесса, если судей одолевают сомнения? Не потому ли “активный” суд — веками выверенная не только отечественная, но и по преимуществу зарубежная традиция? Например, по УПК Франции, председательствующий в процессе наделен дискреционными правомочиями “по совести и чести” принимать любые законные меры, могущие оказаться полезными для установления истины в правосудии. Намереваясь в 1993 г. расширить состязательные начала по англосаксонскому образцу, французский законодатель уже через полгода вынужден был вернуться к прежнему порядку “активного” суда1{См.: Уголовный процесс западных государств / Под ред. К. Ф. Гуценко. М., 2001. С. 347.}.
По этим же соображениям и в федеральном законодательстве США, а также в процессуальных акта> многих штатов уже зримо просматривается деятельное участие суда в исследовании фактов и доказательств не только по выбору и заинтересованности сторон. Ему самому предписывается докапываться до корней реальной ситуации, обернувшейся противоправным конфликтом. В частности, в Правилах доказывания, принятых в штате Нью-Джерси, подчеркивается, что они не должны “препятствовать развитию и совершенствованию доказательственного права в соответствии с основными принципами, цель которых — справедливое установление истины”.
Подобные положения содержатся и в УПК штата Техас относительно проверки истинности предъявленного обвинения. Более того, в Федеральных правилах доказывания, одобренных Верховным судом США, прямо указывается на необходимость “упрочения и совершенствования доказательственного права с тем, чтобы в конечном счете могла устанавливаться истина (the truth) и разрешались справедливо возникающие вопросы”2{См.: Уголовный процесс западных государств / Под ред. К. Ф. Гуценко. М., 2001. С. 202-203.}.
Своеобразное российское прочтение состязательности и роли суда по новому УПК РФ вряд ли способно приблизить правосудие к торжеству законности.
К разряду сомнительных нововведений можно отнести и усеченную формулу о профилактическом назначении правосудия. Некоторые авторы проекта УПК упорно, что называется до последнего дня, отторгали саму идею предупреждения преступности в процессуальных рамках по различным надуманным мотивам вроде “очищения” правосудия от несвойственных ему наслоений или дани “пережиточным” традициям прошлого. При этом игнорировался богатый опыт криминологической профилактики советского периода, получивший официальное признание Организации Объединенных Наций и воспринятый многими цивилизованными странами. Только под влиянием позиции общественности и благодаря настойчивости многих ученых законодатель сумел сохранить превентивный дух правосудия, хотя и в урезанном, рекомендательном виде. Теперь частное определение суда, если при рассмотрении уголовного дела будут с очевидностью выявлены обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, всецело зависит от желания судей. Ведь при довольно аморфной роли суда в процессе, которая ныне ему отводится по УПК, возбудить такое желание проблематично. А между тем в предшествующем “застойном” УПК РСФСР не только суд, но и орган дознания, следователь и прокурор были призваны реагировать на криминальные факторы и в месячный срок обеспечивать принятие соответствующих мер по их устранению в трудовых и учебных коллективах, по месту жительства граждан. Такое предметное реагирование предусматривалось отдельно по делам о преступлениях несовершеннолетних и в иных случаях. Сужение предупредительных мер средствами правосудия никак не вяжется с обостряющейся ситуацией с преступностью в стране.
На общем фоне демократизации уголовного процесса, расширения прав обвиняемых и подсудимых мог бы гораздо богаче выглядеть статус потерпевших от преступлений, особенно перечень реальных гарантий защиты их интересов. Ныне он явно стал беднее при производстве в надзорной инстанции, в частности, путем введения нормы о недопустимости пересмотра оправдательного приговора. А ведь этот участник процесса представляет самую уязвимую и плохо защищенную часть населения, зачастую страдающую по вине самого государства.
Таковы, на наш взгляд, очевидные приобретения и некоторые “неадекватности” нового УПК. Предвидя сложности его адаптации, законодатель заранее определил разновременный порядок введения в действие отдельных положений и норм УПК. Такая осторожность оправдана не только трудностями бюджетного финансирования, но и необходимостью более основательной подготовительной работы по освоению принципиальных положений кодифицированного уголовно-процессуального законодательства всеми звеньями правоприменительной системы. Неизбежный адаптационный период по общему правилу проходят все правовые системы, существенно обновляющие свое законодательство. Его призвана пройти и Россия, вышедшая на новый порядок уголовного судопроизводства. Уже сейчас обнаруживается естественный разброс мнений в оценке плюсов и минусов реформирования процессуального законодательства. Это связано со многими причинами, но прежде всего с новизной законодательной регламентации. В УПК РФ она просматривается и в структурной композиции процессуальных стадий, и в непривычном ранжировании разделов и глав Кодекса, и даже в юридической терминологии отдельных правовых институтов. Уже возникают вопросы, связанные с несовершенством юридической техники, сложностью применения целого ряда статей ввиду “злоупотребления” отсылочными (бланкетными) нормами, с внутренней несогласованностью статей УПК, его несостыковкой с другими федеральными законами, затрагивающими уголовно-процессуальную сферу.
Надо отдать должное, что часть справедливых нареканий, высказанных судьями, следователями, прокурорами и учеными накануне введения УПК в действие, уже учтена законодателем путем изменений и редакционных уточнений норм Кодекса. Однако ряд противоречивых, трудно воспринимаемых и реализуемых положений еще остался и ждет своего разрешения.
Озабоченность правоприменителя можно понять, но ее нельзя оправдать, в том числе ссылкой на несовершенство законодательства. Совершенных законов не бывает. Они мыслимы лишь в исторической ретроспективе. Уголовно-процессуальный кодекс принят, его требования и нормы подлежат неукоснительной реализации. Только будущее, живая практика правоприменения покажет жизнеспособность положений и норм УПК РФ. Помочь кадрам судей, прокуроров и следователей освоить неординарность и новизну УПК России, усвоить содержательную сущность и тактические приемы, связанные с реализацией его конкретных норм, — в этом заключается совместный первостепенный долг юридической науки, а также руководителей правоохранительных органов и системы судебной власти.
Надеемся, этой же цели послужит и настоящий комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ, подготовленный видными учеными, судьями, прокурорами и деятелями адвокатуры, непосредственно связанными с доктринальными и практическими проблемами уголовного процесса. Авторский коллектив с благодарностью воспримет замечания, советы и пожелания, памятуя особую сложность комментирования нового и объемного кодифицированного акта по горячим следам его издания.
А. Я. Сухарев,
доктор юридических наук, профессор