AZ-libr.ру

       [25.5(6.6).1899, Ростов Ярославской губ. — 17.11.1973, Киев]
       — поэт, прозаик.
       Творческая личность Ушаков складывалась в прямом противоречии с его биографической основой. Вырос он в семье, богатой историческими традициями. Один из прадедов участвовал в Отечественной войне 1812, был ранен под Бородином. Другой, живя в Тобольске, общался со ссыльными декабристами — Пущиным, Кюхельбекером, Фонвизиным. Дед, поручик Семеновского полка, занимался антиправительственной пропагандой среди рабочих, за что в 1862 был приговорен к смертной казни, замененной затем ссылкой. Отец, артиллерийский офицер, участвовал в русско-японской и Первой мировой войнах. Но стихов на историческую тему мы найдем у Ушакова очень мало: его внимание в основном было сосредоточено на современности. Матери он лишился в раннем детстве (умерла от туберкулеза), да и сам был замкнутым ребенком со слабым здоровьем. Достигнув зрелости, Ушаков обойдет всю страну, путешествуя пешком, верхом и в общих вагонах по Уралу и Осетии, по Алтаю и Кольскому полуострову, по Днепру и Амуру, и поведает о своих впечатлениях в стихах (книги «Путешествия», 1940; «Новые путешествия», 1948). Детство будущего поэта прошло в поместье бабушки (Успенское-Озерки Ярославской губ.) в исполненной очарования природной среде Северной России, но предметом любования Ушакова-стихотворца станет не столько природа, сколько техника.
       В 1908 Ушаков поступил в Киевскую 1-ю гимназию (одновременно с ним учились тогда в разных классах М.Булгаков, К.Паустовский, Б.Ромашов), которую окончил с золотой медалью. С тех пор Киев будет его «второй родиной», и на закате жизни Ушаков напишет связанное с этим городом научно-беллетристическое изыскание, по его словам, «книгу лирических очерков о Киеве» — «Повесть быстротекущих лет» (1960) и автобиографический роман о своей юности «Вдоль горячего асфальта» (вышел в 1965). В этом городе Ушаков закончил и юридический факультет Института народного хозяйства, но, как указано в его автобиографии, «юристом или хозяйственником не стал. Разнообразные занятия возбуждали мое любопытство, многие профессии нравились, и только в годы зрелости я понял, что к каждому из этих занятий, к каждой профессии меня влекла заключающаяся в них поэзия живой жизни» (Стихотворения и поэмы. С.54).
       Первое стихотворение «Россия» Ушаков опубликовал в киевской газете «Пролетарская правда» в 1923, тогда же вошел в группу молодых поэтов «Майна», стал широко печататься в Киеве, Харькове, Одессе, вел занятия по теории стихосложения в киевском Доме печати. Появление Ушакова в Москве увенчалось успехом: Н.Асеев приглашает его сотрудничать в журнале «Молодая гвардия», стихи молодого поэта появляются в «Октябре», «Красной нови», «Новом ЛЕФе», в ленинградской «Звезде». Он отмечен Маяковским; прочитав строки Ушакова «На понизовье / картофель цвел, / губерния / пахла патокой», певец революции отозвался: «Здорово! Сотни раз в поэзии сообщалось о том, как цветут розы, а вот стихи о цветении картошки читаю впервые» (цит. по: Адельгейм Е.— С.101). Событием стало появление первой стихотворной книги Ушакова «Весна республики» с предисл. Н.Асеева, где призывалось «обратить внимание критики на новый, первоклассного тембра и силы голос...» (Весна республики: стихи. М., 1927. С.5). Формально поэт связал себя с конструктивистами, однако по сути художнического дарования их голой рассудочной схематичности остался чужд. В дальнейшем стихи Ушакова издаются постоянно: книги «Горячий цех» и «Календарь» (1933), «Северное сияние» (1947), «Веснодворец» (1962), «Теодолит» (1967), «Я рифмы не боюсь глагольной...» (1970), вышедшая посмертно «Якоря земли» (1974). Широкой популярности Ушакова не обрел, но некоторые его поэтические формулы стали расхожими афоризмами: «Чем продолжительней молчанье, / Тем удивительнее речь»; «Загадка тем и хороша,/Что, может быть, неразрешима»; «Как все это нежно в жизни, / Как все это в книгах грубо!» В послевоенные годы популярным было стих. «Четверка», в котором национальные варианты фамилии Иванов (Иванид-зе, Иваненко, Иванбаев) символизировали братство советских народов. Но основное творческое достижение У. в другом.
       Ушаков любил точное знание. Л.Озеров перечисляет книги, которые он видел на его столе,— по геологии, минералогии, нумизматике, строительству шахт, «а также книги о северном сиянии, о цвете и природе и о многом другом»; М.Рыльский подмечал, что «он отлично разбирался и в записках Боплана и Павла Алеппского, и в исторических и археологических трудах о Киеве»; Я.Хелемский вспоминал, что в ряд подлинно поэтических произведений Ушакова ставил «Воспоминания о камне» академика Ферсмана (О Николае Ушакове. С.20,39,116). И тем не менее в существование особой интеллектуальной, или «научной», поэзии Ушаков не верил. «Существует не научная поэзия,— утверждал он,— а рождаемые знанием удивительные образы. В поэзии нас не устраивают завитки рассудительного красноречия — глубина интеллекта не в них, а в живом, непосредственном отношении к реальным вещам и явлениям» (Там же. С.51). Да и в стихах, написанных в последние годы, содержались предельно категорические признания: «Я не философ...», «Я не мыслитель...». И тем не менее индивидуальная поэтическая философия у Ушакова была.
       Уже в «Весне республики» Ушаков утвердил свой главный творческий принцип.
       «В книгах Ушакова природа не подчинена технике, а дружит с ней, сотрудничает... Машина, агрегат, станок, наводившие ужас на старого художника, стали при новом порядке вещей, при новом взгляде на мир поэтичными и даже окружены романтическим ореолом» (Там же. С.8-9). В этом ряду и «Кладбище паровозов», которое Ушаков превозносит выше «всех кладбищ», и стихотворные послания «Мотоциклету», «Самолет», и воспевание электрификации («Голубой уголь»). Или же отдельные детали вроде той, что восхитила совр. читателя,— «тычинки вороненой стали»: «Металл воспринят как составная часть цветка!» (Там же. С.9). Для поэта 1920-30-х логика точных наук и чувство оказались не враждебными силами, которые надо примирить, а естественными проявлениями единого потока жизни. Соединение природного и машинного стало уже бытом, нормальным чувствованием человека. Такие настроения были характерны для поэзии 1920-30-х, стихи Ушакова «писались синхронно с асеевским "Стальным соловьем" и казинским "Рабочим маем"». В то же время Ушаков развивал и классическую традицию. В снятии противопоставления природы и техники (именно в снятии, а не в примирении противоречий) Ушаков осуществлял принцип Фета. Но Фет «искал прекрасного след в самой жизни, но не на всем», а Ушаков «перешагнул заказанную Фетом грань... стал искать прекрасного след именно на всем, там, где искал и находил его Фет, и там, где Фет искать отказывался» (Адельгейм Е.— С.137). Действительно, очень созвучны «молниевидное крыло» «стрельчатой ласточки» у Фета и ушаковское «О жесткокрылая цикада, / Стрекочущий мотоциклет» («Мотоциклету»), очень близки изобразительные манеры обоих поэтов — но сфера жизни, опоэтизированная художником новой эпохи, оказалась шире.
       В поздней лирике («Якоря земли») Ушаков поэтизирует уже приметы космической эпохи, утверждая сказочность реального. Луна для него — не темно-серая, в густой пыли, нет, она лазоревая, трогающая тишину лучами, правда, уже населенная людьми — «молодым рассыльным из аптеки» или геологом, написавшим на ее голубых островах стихи. Вторжение в ее просторы лунохода становится не столько торжеством техники, сколько торжеством сердца: «Все молчит и от века — и до века. / И ей снятся / Наши небеса, / Ровная рысца / Лошадки пегой, / Мягкая дорога / И телега, / Теплый колос / Возле колеса».
       Значение поэзии Ушаков в развитии российской лирики еще не определено. Но к «школе Ушакова», бесспорно, принадлежат такие поэты Киева, как Я.Хелемский и особенно Л.Вышеславский; отголоски этой школы слышатся и в раннем творчестве Б.Ахмадулиной («Светофоры», «Мотороллер», «Газированная вода» и т.п.).

Литература и другие источники информации