AZ-libr.ру

       [24.5(6.6).1903, Москва — 9.10.1935, Париж]
       — поэт, прозаик.
       По справедливому замечанию французского русиста Л.Аллена, творческое наследие Поплавского и поныне ждет своего истолкователя. При этом нельзя сказать, что Поплавский обойден вниманием. Скорей, наоборот: и при жизни о нем писали много и многие, как, наверное, ни об одном из «молодых» представителей первой волны эмиграции (Г.Иванов, В.Набоков, М.Слоним, Д.Святополк-Мирский и др.). В отличие от многих он не был забыт тотчас после гибели. Напротив, как вспоминал Г.Адамович, «вскоре после смерти поэта, на одном из публичных собраний; Мережковский сказал, что если эмигрантская литература дала Поплавского, то этого одного с лихвой достаточно для ее оправдания на всяких будущих судах» (Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников. С.13). И в дальнейшем «литературный рейтинг» Поплавского медленно, но неуклонно рос.
       В 1950-60-е, когда дожившие до этого времени литераторы первой эмиграционной волны сели за мемуары, он оказался едва ли не самой колоритной фигурой, «главной достопримечательностью» русского Монпарнаса 1920-30-х. Подтверждение тому — книга «Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников», увидевшая свет на родине поэта в 1993. Перечень авторов, писавших о Поплавском, весьма внушителен, если к уже вышеназванным прибавить Г.Газданова, И.Одоевцеву, Н.Татищева, Н.Берберову. Однако легко заметить, что почти все они — коллеги Поплавского, писатели и поэты. Профессиональные исследователи русской литературы XX в., за редким исключением (Л.Аллен, С.Карлинский), обходят стороной «феномен Поплавского», словно бы оказавшись не готовыми к его постижению. Но и в свидетельствах современников Поплавского поражает разноголосица, резкая полярность мнений, касается ли это личности поэта, его короткой жизни, загадочной гибели или каких-либо аспектов его творчества. Зачастую можно подумать, что речь идет не об одном Поплавском, но о нескольких, причем совершенно разных поэтах. Вот как, например, говорят два современных Поплавскому литератора о генезисе его поэтики. А.Бахрах: «Как поэт, Поплавский не был переимчив, и трудно определить, по чьим стопам всходил он на Парнас» (Борис Поплавский в оценках... С.27). Г.Газданов: «Я не знаю другого поэта, литературное происхождение которого было бы так легко определить» (Борис Поплавский в оценках... С.60).
       Романы Поплавского «Аполлон Безобразов» и «Домой с небес» опубликованы целиком лишь в 1993. И поэтому все сказанное о прозе Поплавского прежде требует коррекции, а полноценное осмысление и включение романов Поплавского в контекст русской прозы XX в.— дело будущего. Прозаическое наследие Поплавского — никоим образом не обычная «проза поэта», т.е. нечто достаточно второстепенное по сравнению с основным — стихами.
       С другой стороны, Н.Берберова писала о Поплавском: «...лучшее, что осталось от него,— это его дневниковая исповедь...» (Борис Поплавский в оценках... С.150). А «Дневники» Поплавского, вызвавшие в свое время профессиональный интерес у Н.Бердяева (Борис Поплавский в оценках... С.150-155), в полном объеме увидели свет лишь в 1996.
       Поплавский родился в семье музыкантов. И отец его, Юлиан Игнатьевич, по происхождению поляк, внук крепостного крестьянина, и мать, прибалтийская дворянка София Валентиновна, урожденная Кохмановская,— оба окончили Московскую консерваторию. Однако от музыкальной карьеры отказались: отец служил в Обществе заводчиков и фабрикантов, мать занималась, воспитанием детей.
       Поплавский учился в московском Французском лицее Филиппа Неррийского, параллельно занимаясь музыкой и рисованием. Стихи начал писать под влиянием старшей сестры Наталии, в канун революции издавшей свой единственный сб. (Поплавская Н. Стихи зеленой дамы. М., 1917).
       В 1918 Поплавский вместе с отцом уехал из Москвы на юг России, а в дек. 1920 — после захвата Красной Армией Крыма — оказался в Константинополе, где, по свидетельству отца, «посещал подготовительные курсы на аттестат зрелости, охотно рисовал с натуры, много читал... Но все это проделывал, смотря на жизнь свою сквозь глубокий покров мистики, как бы чувствуя дыхание истоков Византии, породившей православную веру, которой он отдался беззаветно» (Борис Поплавский в оценках... С.79). Попытка — на пределе интеллектуальных и эмоциональных возможностей — «выяснить отношения с Богом» («роман с Богом», как говорил сам Поплавский), вера, а точнее, мучительная жажда обрести и, обретенную, удержать ее,— в дальнейшем они и будут решительным образом определять как творчество, так и саму жизнь Поплавского. Но православие Поплавского не будет отличаться особой «конфессиональной чистотой»: ему будут присущи не только ощутимый католический оттенок (культ св. Терезы) и определенный «ветхозаветный уклон» в розановском духе, но и несомненные тео- и антропософские «ереси».
       В 1921 семья Поплавского переезжает во Францию, где Поплавский поступает в Парижскую художественную академию «Гранд Шомиер».
       В 1922 для продолжения занятий живописью он отправляется в Берлин, тогдашнюю «столицу» русской эмиграции. Там он знакомится с А.Белым и, вернувшись в Париж, очевидно не без впечатлений от этого знакомства, уже целиком посвящает себя лит. занятиям. Некоторое время он посещает лекции на историко-филологическом факультете Сорбонны, но вскоре оставляет университет, избрав путь самообразования. Практически ежедневно он пишет «свое» (стихи, дневниковые записи, позднее — прозу), а многочасовые штудии в библиотечном зале (А.Бахрах потом скажет об «огромной начитанности» поэта) чередует с тренировками в зале спортивном. Литературную одаренность соединяется в Поплавский с мощным волевым началом: будучи в детстве «хилым мальчуганом и плаксою» (Яновский В.— С.14), в итоге многолетних изнурительных занятий гиревым спортом и боксом он добьется того, что к концу 1920-х его известность как поэта будет соперничать с репутацией человека исключительной физической силы.
       Впервые стихи Поплавского были опубликованы в 1928 в парижской «Воле России». А уже в 1929 Д.Святополк-Мирский напишет: «Среди парижан определенно выделился Борис Поплавский» (Борис Поплавский в оценках... С.166).
       С 1929 стихи Поплавского постоянно печатаются в почти недоступных «молодым авторам» «Современных записках». В журнале «Числа» Поплавский регулярно публикует стихи, критические статьи, отрывки из первого романа.
       В 1931 благодаря единовременной поддержке мецената выходит первый поэтический сборник Поплавский «Флаги», о котором Г.Иванов говорит в рецензии: «Силу "нездешней радости", которая распространяется от "Флагов", можно сравнить безо всякого кощунства с впечатлением от "Симфоний" Белого и даже от "Стихов о Прекрасной Даме"» (Борис Поплавский в оценках... С.159). К этому времени Поплавский всюду «принят», в т.ч. у Мережковских. И.Одоевцева вспоминает: «Зинаида Николаевна хорошо приняла его, и он вскоре сделался желанным гостем на "воскресеньях". Выяснилось, что он замечательный оратор. Лучший даже, чем "златоуст эмиграции" Адамович» (Борис Поплавский в оценках... С.70). Словом, все складывается в литературной судьбе Поплавский весьма успешно. Более того, 30-летний поэт имеет «собственного Эккермана»! Много лет спустя поэт, прозаик и мемуарист граф Н.Татищев напишет: «Каким бы глупым перестарком я ни был в 30-х гг., перед вторым потопом, все же понимал и поэтический уровень Поплавского, и что моя обязанность — по возможности сохранить все им сказанное...» (Борис Поплавский в оценках... С.121).
       Однако вот что пишет в это время Поплавский в дневнике: «...по-прежнему киплю под страшным давлением, без темы, без аудитории, без жены, без страны, без друзей» (Борис Поплавский в оценках... С.29). Внешние «успехи» на поверку оказываются весьма эфемерны. А «личная жизнь» Поплавского не складывается. Так же, впрочем, как и «роман с Богом». Его материальное положение все без исключения определяют как полунищенское. Он существует на мизерное пособие Синдиката французских художников, членом которого состоит. Поплавский балансирует на грани нервного срыва. Вдобавок откровенно богемный образ жизни (занятия в библиотеке Св. Женевьевы заканчиваются в ночных кафе Монпарнаса), вызывающее поведение, «артистическая антибуржуазность», простирающаяся до намерения вернуться на родину (т.е. в СССР 1930-х),— все это как бы прощается теми немногими, кто близко знает Поплавского. Но у прочих лишь усиливает — или рождает — его неприятие. Наиболее опытные и дальновидные тогдашние литературные оппоненты Поплавского впоследствии все-таки признают его. Так, В.Ходасевич в 1938 напишет: «Как лирический поэт, Поплавский несомненно, был одним из самых талантливых в эмиграции, пожалуй — даже самый талантливый» (Борис Поплавский в оценках... С.178). В.Набоков, один из авторов досуществовавшего до наших дней мифа о «неграмотности Поплавского», в 1951 скажет: «Я никогда не прощу себе той злобной рецензии» (Борис Поплавский в оценках... С.166-168; имеется в виду рецензия В.Набокова на «Флаги»). Однако Г.Струве и в 1956 («Русская литеруература в изгнании») будет писать о Поплавском с глухой неприязнью.
       Сборник «Флаги» оказался единственным прижизненным сборником Поплавского. Попытки выпустить отдельным изданием роман «Аполлон Безобразов» («Домой с небес» Поплавский закончил за несколько дней до смерти) успехом не увенчались.
       Отец поэта написал: «Глубоко загадочны были последние годы Бориса Поплавского». Так или иначе, но 9 окт. 1935 Поплавский, совместно с неким С.Ярхо приняв «сверхдозу» героина, скончался. Вероятней всего, это было умышленное убийство. Хотя версии несчастного случая и самоубийства до конца не исключаются.
       Стихи Поплавский периода «Флагов» существуют на стыке двух культур. В них преломляется опыт как новой русской (Блок, Пастернак, Хлебников), так и французской (Рембо, Аполлинер) поэзии. Ю.Терапиано писал: «Замечательность стихов и впечатление, производимое ими, состоит в том, что он, по существу, был первым и последним русским сюрреалистом» (Борис Поплавский в оценках... С.136). Его стихи нередко представляют собой «пересказ» неких несуществующих картин. Не случайно поэзию Поплавский неоднократно соотносили с живописью Шагала и, отмечая мощное мелодическое начало, все-таки находили ее «более живописной, чем музыкальной» (Борис Поплавский в оценках... С.180). Визионерское небрежение логикой, «психоделический» характер образов, нарочитое нарушение языковых норм приводят к тому, что, как писал Ю.Терапиано, «для формалистов "аполлоновского типа", тщательно отделывающих, вылизывающих каждую строку, стихи Поплавский невыносимы» (Борис Поплавский в оценках... С.135).
       В стихах Поплавского 1930-х (посмертный сборник «Снежный час») меньше формальной «умышленности», а «трагический импрессионизм» лучших заставляет говорить о Поплавском как о достойном продолжателе традиций русской метафизической лирики.
       Дальнейший переход Поплавского к прозе закономерен. «Писать без стиля, по-розановски, искать, скорей, приблизительного, чем точного, животно-народным, смешным языком, но писать» — так Поплавский определяет свой «творческий метод» в начале 1930-х. Проза, обладающая большей степенью формальной свободы, становится следующим этапом развития для «поэта самопознания» (Н.Татищев). Но и сама проза Поплавский претерпевает аналогичную его поэзии эволюцию: от изобилующего блестящими стилистическими играми «Аполлона Безобразова» (1932) — к жестоко исповедальному, автобиографичному

Литература и другие источники информации