Николаева Олеся
|
Другие персоны с фамилией Николаева
Другие персоны с именем Олеся Кто родился в этот день 06.06 Кто родился в этот год 1955 |
[6.6.1955, Москва]
— поэт, прозаик, публицист.
Родилась в семье А.М.Николаева, поэта-фронтовика, издательского работника. Среда, окружение, образ
жизни московской литературно-художественной интеллигенции нашли отражение в творческом
поведении, тематике, мировоззрении Николаевой.
Николаева окончила Литературный институт им. М.Горького (1979), где с 1989 руководит поэтическим
семинаром, а в 1990-91 читала спецкурс «История русской религиозной мысли». Стихи начала писать с 7
лет, прозу — с 15. Первая публикация — в журнале «Смена» (1972. №3). Стихотворения, новеллы, эссе
Николаевой публиковались в альм. «День поэзии», «Чистые пруды», в журнале «Новый мир», «Знамя»,
«Арион», «Огонек», «Волга», «Родина», «Вестник РХД» и др.
Стихи, вошедшие в первую книгу Николаевой «Сад чудес» (М., 1980), отмечены открытостью,
распахнутостью, свойственной настроениям «молодежной» поэзии 1960-х с ее антимещанским пафосом и
интеллектуализмом. Некоторые особенности поэтики Николаевой: описательность, перечислительность,
интерес к «длинным» размерам и жанру стих, в прозе, эстетизация многочисленных бытовых реалий и
попытка увидеть в них метафизическое начало — отчасти закладываются уже в пору «Сада чудес» под
влиянием разных традиций: от В.Ходасевича, О.Мандельштама и Б.Пастернака до Ю.Левитанского.
Более явственно поэтика Николаевой обнаруживает себя в ее второй книге стихов «На корабле зимы» (М.,
1986), позволяющей возводить генезис ее творчества не только к традициям русской поэзии Серебряного
века, фольклору, но и к церковной литургической поэзии: именно здесь начинают угадываться интонации
и ритмика псалмов, риторические фигуры канонов, перечислительные нанизывания и «плетения словес»,
причастные и отглагольные предрифмы, свойственные акафистам («Возвращение»: «...А когда-то и я —
дорогой ценой тебя откупавшая, / многих ангелов отогнавшая, многих демонов раздражившая, / от
отцовских благословений давно отпавшая / и для чаяний материнских давно отжившая,— / с легким
сердцем гляну на луговое-пашенное, / лесопарковое, садопустырное, петроводальнее, / к звездам
воздетое, снегом с дождем приукрашенное / гнездо мое несравненное, невесомое, беспечальное...»).
Николаева — православная христианка.
В 1982 она была на послушании в Пюхтицком монастыре, в 1987-89 — чтецом и певчей в Преображенском
храме Переделкино.
В 1991-93 преподавала древнегреческий язык иконописцам Псково-Печерского монастыря (см. эссе
Николаева «Пора учить древнегреческий» // Московские новости. 1991. №39).
В 1995 работала личным шофером игуменьи Серафимы в Новодевичьем монастыре. Муж Николаевой,
журналист, критик В.Вигилянский, в 1995 был рукоположен в дьяконы, а потом в священники Русской
Православной Церкви.
Христианская просвещенность, представления об эстетической убедительности православия и церковной
жизни в значительной мере определили своеобразие стиля зрелой Николаевой, причем тематика и поэтика
ее стихов и прозы 1980-х связаны с сознательным и деятельным отстаиванием христианских ценностей в
обществе. В поэме «Августин» (Здесь. М., 1990) сошлись и самоирония, и установка на великодушие.
История солдата-дезертира, выдающего себя за монаха Августина и прячущегося у рассказчицы,
атмосфера московской интеллигентской среды дополняются метафизическим комментарием событий с
позиций христианской онтологии, составленным по мотивам Писания и творений святых отцов. В изречении
Исаака Сирина («...осуждающий своего брата / сам скорее впадет в подобное прегрешенье») заключена и
одна из основных мыслей «Августина».
Вобравшая произведения 1989-96 книга стихов Николаевой «Amor Fati» (СПб., 1997) в полной мере
отражает свободное эстетизированное мировосприятие автора. Формула amor fati, трактуемая Николаевой
как «любовь к скорбям», у стоиков означала добровольное следование судьбе. Прямые и косвенные
цитаты указывают на творческие истоки Николаевой. Ее верлибры и рифмованный стих зачатую
напоминают т.н. молитвенный стих, восходящий к библейским текстам. Николаева отдает предпочтение
не классическим метрам, а в основном акцентному стиху («Рождение стихотворения»: «Иногда мне
кажется: ненавижу. Иногда мне кажется: презираю. Иногда мне кажется: лучше нажраться мяса и
выблевать под кустом. / Выболтаться до зияющей юродивой речи на пустыре посреди бурьяна! /
Проговориться в поле невнятиц под гудящей высотой у бессвязной межи! / Проболтаться, оговориться,
выронить, словно платок из кармана, / слово, из которого вырастают, как пальцы, предлоги, флексии,
приставки, творительные, предложные падежи!..»).
Акцентный стих у Николаевой оказался не только жизнеспособным, но и приоткрыл новые
художественной возможности русской поэзии, предоставляемые как за счет генезиса, тесно связанного с
духовной литературой, жанрами церковной гимнографии и их составными частями: канонами, кондаками,
икосами, ирмосами, так и за счет общей тенденции современного стиха к освобождению от косных
«правил» советской поэтики.
Излюбленные Николаевой композиционно-синтаксические приемы — обращение, анафора, параллелизм,
нагнетание, амплификация — заимствованы из репертуара риторических фигур «слов» отцов Церкви
(«Или», «Гимн свету», «Семь начал», «Похвала Ольге», «Три сестры»). Как отмечают А.Машевский и
А.Пурин (Письма по телефону. С.209), прозаизация поэтического мира совмещается с блистательным
звукорядом, религиозное послушничество — с подлинностью мирских чувств, бытописательство — с
историзмом («Отрывки»: «...В России судьба иностранца трагична, комична <...> Он принят по высшему
чину, как ангел, сошедший с небес, / и он же — взашей и в спину крестом изгоняем, как бес. / И то здесь
страстями Голгофы окончат над ним самосуд, / то в лучших российских покоях присягу ему принесут...»).
И.Роднянская назвала эстетику Николаевой «эстетикой средневекового "реализма", где всякое жизненное
обстоятельство места и времени высвечено, по законам обратной перспективы, лучом "оттуда", где
всякое фактичное "здесь" обеспечено значимым "там", где все тутошние узлы развязываются в загробное
утро вечности» (Роднянская И.— С.211). Это перекликается с определением Вольфа Шмидта,
профессора-слависта Гамбургского университета: в своем представлении Николаеву на
премию-стипендию Альфреда Топфера (1998) он назвал направление ее творчества «мистическим
реализмом» (личный архив Николаевой). Это не символизм с его скудным, фиксированным, оспоренным
акмеистами словарем и условными рядами «соответствий», это «именно здоровый "реализм", как его
понимало искусство христианского средневековья, когда аллегоричность и притчеобразность не были
помехой самой фактурной вещественности» (Роднянская И.- С.211).
Одним из важных мотивов поэзии Николаевой является сама суть стихотворчества («Начинается поединок
заглавных букв...», «Письмо другу», «Когда-то и я учила мертвые языки...», эссе «Слово и безмолвие» //
Вопросы литературы. 1996. №5). Николаева приходит к выводу: «поэзия... обретает родство с
православным "внутренним деланием", восстанавливающим нарушенный "энергийный образ" человека. И
творческое вдохновение, и божественная благодать — те энергии, которые могут быть восприняты
художником и подвижником. Источник у них — один, и цель у них тоже одна — преображение» (Поэзия как
энергия // Знамя. 2001. №2).
В стихах Николаевой выстраивается образ автора — человека, умудренного духовным разумением.
Двухслойная жизнь, которую ведет героиня, когда сочетаются юродство и эстетство, игра и молитва,—
не разрушает этот образ, а, напротив, снимает с него налет учительства. Постижение неизменного
«внутреннего человека», вечного человека остается главным художественным заданием Николаевой.
Новый поворот в стихах Николаевой отразился в шестой книге поэта «Испанские письма» (М., 2004).
Преображенная испанским антуражем, по-новому выявляется современной российская действительность,
исковерканная пошлым представлением о любви и свободе, но жаждущая восстановить поруганный путь в
Небесный Иерусалим.
Первая книга повестей Николаевой «Ключи от мира» (1990) была посвящена московской интеллигенции.
Повести, вошедшие в книгу, и последующие рассказы («Лучший друг опального князя», 1994; «Агент
страхования», 1995) представили прозу Николаевой — ироничную, порой беспощадную, но правдивую.
В 2003 Николаева опубликовала журнальный вариант романа «Мене, текел, фарес» (Знамя. №5), за
который получила премию ж. «Лучшая проза года». Так же как и роман «Инвалид детства» (Юность. 1990.
№2), как и повесть «Куке из рода серафимов» (Знамя. 1993. №1) роман продолжает авторскую традицию
художественного осмысления взаимоотношений религии и общества, Церкви и интеллигенции. В
аннотации к нему говорится: «Основные герои — православные монахи — самая обделенная вниманием
прозы категория наших современников. Отсюда — необычность, даже экзотичность романов Олеси
Николаевой, сочетающих в себе драматичность повествования, остроту сюжетных поворотов, юмор и
самоиронию». Но то, что иным кажется экзотикой, для автора — естественная среда: монастыри на
далеких заснеженных просторах и сверкающих московских улицах, иконописные мастерские, пустыньки,
отшельнические скиты, куда так стремятся некоторые герои. Книга открыла незнакомый многим мир
православного монашества, показала, что жизнь в ограде Церкви полна напряженности, драматизма и
юмора не менее, чем светское бытие. Автор мастерски сталкивает два мира, какими их видит приметливая
и острая на словцо героиня. «Мене, текел, фарес» — грозные библейские слова читаются тут
предупреждением о грядущем конце «царств», где оскудела любовь.
Богословско-философские и культурологические обоснования своего мировоззрения нашли отражение в
книгах эссеистики Николаевой: «Современная культура и Православие» (1999) и «Православие и свобода»
(2002): «Трезвое понимание эпохи, в которую мы живем, может предостеречь от некоторых тонких и
завуалированных соблазнов, которыми переполнена современная жизнь, и хотя бы отчасти отразить ее
агрессивные посягательства на душу каждого человека» (Православие и свобода. С.380). Николаева
освобождает слово «свобода» от идеологических коннотаций и обращается к свободе как к
фундаментальному понятию христианской антропологии.
В представлении на получение Пушкинской премии 2004 комиссии по Государственным премиям
редколлегия журнала «Новый мир» заключала: «Литературная и общественная деятельность Олеси
Николаевой связана с отстаиванием христианских ценностей в атеистическом постхристианском мире.
Такой главной ценностью является для поэта собственно человек — с его неповторимой бессмертной
душой, богоподобной свободой, творческим даром и уникальной судьбой» (Архив редакции журнала.). Эта
формулировка послужила, однако, препятствием для утверждения Николаевой: в самый последний момент
премия была вручена совершенно другому поэту, даже не прошедшему по голосам предварительную
литературную комиссию.
Николаева выступала также с многочисленными литературно-критическими эссе, интервью,
публицистическими статьями, посвященными проблемам культуры, религии, Церкви. Стихи, эссеистика,
проза Николаевой переводилась на английский, французский, немецкий, итальянский, китайский,
японский и другие языки. Была участницей поэтических фестивалей в Париже и Гренобле (Франция, 1988),
Нью-Йорке (США, 1991), Солерно (Италия, 1992), Кельне (Германия, 1997).
Николаева — лауреат литературный премий: Пушкинская премия-стипендия Альфреда Топфера (1998),
премия имени Бориса Пастернака (2002), премия «За лучшую прозу года» журнала «Знамя» (2003).
Литература и другие источники информации
Дата последнего изменения: |
Наверх