AZ-libr.ру

       [24.6(6.7).1897, Нижний Новгород — 24.6.1962, Ленинград]
       — поэт, прозаик, драматург, мемуарист.
       Родился в семье служащего, выходца из Лифляндии (Южная Эстония, отошедшая по Ништадтскому мирному договору со Швецией к России). Благодаря дворянскому происхождению матери некоторое время учился в нижегородском Дворянском институте императора Александра II, привилегированном среднем учебном заведении. В связи с переводом отца по службе в Пензу Мариенгоф оставил институт.
       В 1916 окончил пензенскую гимназию, был мобилизован на Западный фронт, где служил в инженерно-строительной дружине.
       В событиях 1917 Мариенгоф непосредственного участия не принимал, но несколько позже (1918) свое отношение к ним выразил так: «Верьте, я только счастливый безумец, / Поставивший все на Октябрь». Возвратившись в Пензу, Мариенгоф печатает в пензенской губернской типографии «революционный альманах» «Исход».
       В 1919 Мариенгоф — секретарь издательства ВЦИК в Москве, здесь знакомится и сближается с С.Есениным и В.Шершеневичем. Подпись Мариенгоф стоит под манифестом русского имажинизма («Декларация», февр. 1919), а его стихи печатаются в многочисленных имажинистских сборниках начала 1920-х.
       Несколько десятилетий спустя Мариенгоф напишет о тогдашних своих взглядах: «Не чуждо нам (Есенину и Мариенгофу.— Ред.) было и гениальное мракобесие Василия Васильевича Розанова» (Мой век... С.402). М. вполне разделяет розановское (периода «Апокалипсиса нашего времени») понимание революции 1917 как разрешение конфликта между Христом и Солнцем-Иеговой в пользу второго. Но «счастливый безумец» идет дальше, он и Солнце лишает каких-либо сакральных прерогатив, рассматривая его лишь как некий «осветительный прибор», единственная функция которого — выхватить из тьмы времен «Я». В «Революционной Троице» (Свобода, Равенство, Братство) поэта привлекает, пожалуй, лишь свобода, понимаемая вполне по-штирнеровски. Не случайно, что «анархия» становится «лейт-словом» в поэме Мариенгофа «Кондитерская солнц» (1919).
       Вскоре, однако, восторг «счастливого безумца», намеренного «стихов серебряные росы» вручать «только тем, кто несет погромные колья», обретает и определенное эмоциональное противотечение: «Я знаю, увять и мне» (поэма «Слепые ноги»). И если совсем недавно поэт призывал кровь Христа «выплескивать, как воду из рукомойника», ради «живой жизни», то в 1920 в «мрачно-красивой» (В.Львов-Рогачевский) поэме «Сентябрь» он приходит к мысли о самоубийстве («Открою у ладони синий желоб. / Прольется кипяток. / Вольется лед»).
       Поэзия Мариенгофа-имажиниста глубоко пессимистична. Хотя «Стихами чванствую» и «Развратничаю с вдохновеньем», но наступает «Разочарование», и впору сделать «Руки галстуком». Так, определенным образом соединив названия некоторых поэтических сборниках Мариенгофа 1919-20, можно было бы определить миро- и жизнеощущение поэта в этот период, учитывая, разумеется, игровой, нарочито-эпатажный характер этих названий.
       Теоретик «ритмического стиха» и композитор А.Авраамов писал о поэзии Мариенгофа: «...вот он, преодоленный (не первозданный) хаос верлибра» (Авраамов А,— С.20). По его мнению, для описания ритмического строя стихов Мариенгофа требуется отказ от обычной «метрической номенклатуры» и переход к более тонко дифференцирующей «номенклатуре музыкальной». «По самодовлеющей мощи архитектоники и захватывающему лиризму», полагал он, стихи Мариенгофа могут быть сравнимы с музыкой Баха. Есенину в качестве «музыкального аналога» назывался Гендель. С другой стороны, изощренный ритм стихов Мариенгофа, зачастую осложненный разноударной ассонансной рифмой, сильно затрудняет их восприятие, вызывает ощущение хаотичности, некоего «сумбура вместо музыки».
       В 1920 Мариенгоф выпускает брошюру по теории имажинизма «Буян-остров». Как теоретик имажинизма, он оказывается отнюдь не столь радикален, как, например, В.Шершеневич. Мариенгоф проповедует не «каталог образов», который можно с тем же успехом читать и от конца к началу, но «прекрасное целое», которое «прекрасно только в том случае, если прекрасна каждая из его частей» (Буян-остров. С.10). Правда, «прекрасное» Мариенгоф понимает по-своему. Он пишет: «Одна из целей поэзии — вызвать у читателя максимум внутреннего напряжения. Как можно глубже всадить в ладони читательского восприятия занозу образа», чему всего лучше служит соединение высокого и низкого, «совокупление соловья и лягушки» (Буян-остров. С.11-12).
       В.Львов-Рогачевский писал о Мариенгофе что в его лирике нашли выражение «чувства и настроения хитровцев, утративших лик человеческий», добавляя: «Его могла бы спасти искренняя, горячая, непосредственная любовь» (Львов-Рогачевский В.— С.45). Слова критика оказались пророческими. Трудно без трепета читать в воспоминаниях Мариенгофастраницы, посвященные им жене, актрисе А.Никритиной. «Поэтический хитрованец» был спасен. Однако о Мариенгофе— лирическом поэте с середины 1920-х всерьез следует говорить лишь в прошедшем времени. Стихи он продолжал — от случая к случаю — писать и позже, но собранные воедино (Неизвестный Мариенгоф. С.91-151), они производят удручающее впечатление.
       Мариенгоф начинает работать для театра (пьеса «Вавилонский адвокат», 1925). По его сценариям снимаются фильмы «Дом на Трубной» (1927), «Проданный аппетит» (1928) и др. После скандального успеха книги Мариенгофао Есенине «Роман без вранья» (3 изд. 1927-29) он обращается к прозе. Во многом созвучны западноевропейской литературе «потерянного поколения» романы Мариенгофа «Циники» и «Бритый человек» (в СССР опубл. лишь в «эпоху перестройки»). Кстати, сюжет «Бритого человека» (совслужащий «с правом ношения оружия» из зависти убивает поэта, а затем успешно выдает убийство за самоубийство) вполне мог позднее послужить отправной точкой для возникновения версии об убийстве С.Есенина. Результатом издания романов на Западе (в 1929 вышли в свет «Циники», а в 1930 — «Бритый человек») было 10-летнее (1930-40) едва ли добровольное молчание Мариенгоф как писателя в СССР.
       В 1940 Мариенгоф снова начинает печататься, и в 1940-50-е Мариенгоф издает свыше полутора десятка пьес и комедий, вполне отвечающих «требованиям времени», однако у читателей и зрителей особым успехом не пользующихся. Вместе с тем значительный интерес представляют воспоминания Мариенгофа «Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги», написанные в 1950-х.
       Широкому читателю пока не известны некоторые пьесы Мариенгофа, киноповесть о Ермаке, исторический роман «Екатерина».

Литература и другие источники информации