AZ-libr.ру

       [24.6.1928, Баку]
       — поэтесса, переводчица.
       Родилась в интеллигентной, музыкально одаренной семье: мать, Раиса Сумбатовна Адамова,— инженер; отец, Лев Маркович Лиснянский,— врач. «Крещена тайно от партийных родителей бабушкой и няней»,— сообщает Лиснянская в автобиографии (Литературное обозрение. 1990. №4. С.30). В годы войны Лиснянская помогает медсестрам в госпитале, поет для раненых песни. Как отмечает А.Солженицын, «Инна Лиснянская с раннего возраста была проникнута чувством сострадания, и это чувство прошло через всю ее жизнь...» (Литературная газета. 1999. 19 мая). Именно это чувство сострадания к гонимым властью людям привело Лиснянскую позднее в правозащитное диссидентское движение и определило христианский лейтмотив ее поэзии.
       Стихи Лиснянская начала писать с 13 лет. Первая публикация состоялась в 1948 в газете «Молодежь Азербайджана». В Баку в 1958 вышел ее первый сборник стихов «Это было со мною»; тогда же она была принята в СП СССР.
       С 1960 живет в Москве. Здесь она училась на Высших литературных курсах при СП. В Москве выходят сборники ее стихов «Верность» (1958), «Не просто — любовь» (1963), «Из первых уст» (1966), «Виноградный свет» (1978).
       В 1979 Лиснянская участвовала в создании бесцензурного альманаха «Метрополь». В знак протеста против исключения из СП молодых писателей, участвовавших в этом альманахе, Лиснянская вместе со своим мужем С.Липкиным заявляют о своем выходе из СП. Они были исключены и из Литфонда. Стихи Лиснянской надолго, до перестройки, перестали печатать в СССР, с 1980 она печатается в журналах Русского зарубежья. За рубежом выходят ее книги «Дожди и зеркала» (Париж, 1983), «На опушке сна» (Ann Arbor, 1984), к ее творчеству проявляют интерес И.Бродский и А.Солженицын. На родине Лиснянская начинает снова и много печататься в годы горбачевской перестройки.
       В 1988 было восстановлено ее членство в СП СССР и в Литфонде.
       Лирика Лиснянская — это главным образом исповедь диссидентки-христианки, в которой раскрывается ее душевный и духовный мир, ее сострадательное отношение к гонимым властями людям и ее христианская стойкость и самоотверженность в условиях тоталитарного режима, ее симпатии к людям, близким ей по духу или по худож. мировосприятию суровой советской действительности. Поэтическое мировосприятие и стиль Лиснянской строго реалистичны, но не в эпическом, некрасовско-твардовском смысле этого слова, а в лирическом, ахматовско-акмеистическом. Самым высоким поэтическим идеалом и образцом духовной стойкости в условиях тоталитарного режима для нее является А.Ахматова, к 100-летию со дня рождения которой она публикует статью «"У шкатулки двойное дно": Заметки о "Поэме без героя"» (Литературное обозрение. 1989. №5), в которой стремится постичь индивидуально-психологические и художественные тайны творчества Ахматовой.
       На всю жизнь запомнились Лиснянской слова Б.Пастернака, сказанные о ее стихах. «То ли в конце 58-го, то ли в самом начале 59-го,— вспоминала поэтесса позднее,— точно не помню, я жила в Доме творчества в Переделкине, где меня познакомили с Корнеем Ивановичем Чуковским. Ему понравились мои стихи, и он часто просил меня их читать, то гостям у себя на даче, то заходя с кем-нибудь в Дом творчества. И вот однажды он заглянул в мою комнату с необычайным гостем — Пастернаком и предложил мне прочесть Борису Леонидовичу три стихотворения, которые ему, Корнею Ивановичу, особенно нравились. Я без смущения, что свойственно невежественному человеку, прочла. Пастернак своим особенным голосом скорее спросил, чем сказал: "Откуда в армяно-еврейской крови, взращенной на азербайджанской почве, такая русская музыка?" И еще с заведомой жалостью и сочувствием посулил мне трагическое будущее. В каких выражениях — я не запомнила. А его отзыв в виде вопроса запомнился на всю жизнь, тем более что на другой день Корней Иванович мне передал, что провожал Пастернака до дачи, и тот дорогой дважды как бы недоуменно повторил запомнившуюся мне фразу...» (Литературное обозрение. 1990. №4. С.32).
       Пастернак проникновенно почувствовал в стихах Лиснянской их «русскую музыку» и трагический характер этой музыки; что же касается его как бы вопроса, откуда она в армяно-еврейской крови, то ответ на него мог бы быть таким же, если бы Пастернак с аналогичным вопросом обратился к самому себе: «русская музыка» звучит в его поэзии и в поэзии других нерусских по крови поэтах потому, что они жили жизнью России и ее народа и что духовно и эстетически они были воспитаны главным образом на русской поэзии и русской культуре в целом, а духовное родство со времен рождения христианства стало родством более значимым для роста личности, чем кровное родство, первостепенное для язычников и варваров. Трагическая, христианская по духу, «русская музыка» лирики Лиснянской сформировалась под воздействием драматических обстоятельств советской действительности 1960-70-х, связанных с гонениями против диссидентов, и под влиянием первоклассных русских поэтов, названных самой поэтессой. «Круг моего чтения русской поэзии теперь достаточно широк и постоянен. Это: Батюшков, Баратынский, Пушкин, Тютчев, Лермонтов, Блок, Анненский, Мандельштам, Ахматова, Ходасевич, Пастернак, Цветаева, Кузмин, Есенин и Георгий Иванов» (Лит. обозрение. 1990. №4. С.32).
       Особенно глубокое влияние на формирование христианско-трагической «русской музыки» лирики Лиснянской оказало творчество А.Ахматовой и М.Цветаевой — поэтесс во многом противоположных по их художественным мировосприятиям и стилям. Знаменательно, что и в качестве литературоведа Лиснянская исследует именно «русскую музыку» этих творчески близких ей поэтесс, сосредоточивая внимание на контрапунктном характере взаимодействия «музыки» Ахматовой с «музыкой» Цветаевой. Контрапунктно и воздействие двух великих предшественниц на лирику Лиснянской, «русская музыка» которой, при всей ее глубокой связи с традициями Ахматовой и Цветаевой, остается вполне самобытной и оригинальной, определяемой индивидуально-личностными особенностями ее духовно-нравственного и эстетического роста, ее внутренним противоборством с тоталитарным советским режимом, стремившимся и в период своего старческого одряхления и ослабления к всяческому подавлению независимой, инакомыслящей, творческой личности. Обращаясь вслед за своими великими предшественницами к библейским мотивам или к мотиву сновидения (например, в стихотворении «Разговор» во сне ведется диалог с А.Тарковским, находящимся в раю), Лиснянская наполняет их собственными переживаниями. По словам самой поэтессы, ее стихотворения частно похожи на молитвы.
       В отличие от Ахматовой, у Лиснянская нет стремления к художественному отражению российской жизни XX в. в ее эпических проявлениях и событиях, нет потребности показать свою личную судьбу в широком контексте своей эпохи. Исторические события даются Лиснянской преимущественно в их лирическом восприятии, какими они преломились в ее лирических переживаниях. В стихотворении «Ничто не кажется мне чужим...» она так определяет, зачем пришла в этот суровый и жестокий мир: «А я пришла сюда, чтобы понять, / Как жить и как умирать». В сущности, об этом своем понимании, «как жить и как умирать», Лиснянская и пишет в основном в своих лирических стихах. И.Бродский 3 февр. 1983 в интервью газете «Русская мысль» сказал: «Из того, что я читал в последние годы, стихи Лиснянской произвели на меня особое впечатление. Русский поэт, да и вообще поэт,— всегда продукт того, что написано до него, он начинает, отталкиваясь, или, наоборот, по принципу эха. Единственное эхо, которое я отчетливо различаю в стихах Лиснянской,— эхо ахматовское, и слава Богу. Она совершенно замечательный лирик, особенно в коротких стихах,— это стихи чрезвычайной интенсивности. Из всех русских поэтов, которых я знаю на сегодняшний день, Лиснянская, может быть, точнее, чем кто иной, пишет о смерти,— это действительно самое прямое отношение с "предметом", о котором она говорит. А это ведь одна из самых главных тем в литературе...» (Литературное обозрение. 1990. №4. С.32). И жить, и умирать надо по-христиански, считает поэтесса, быть чуткой и отзывчивой к жизни других, особенно к их страданиям («Душа моя о живых беспокоится, / И разве этого мало?»), быть духовно стойкой в жизненных испытаниях. Лиснянская признается: «Библия для меня означает (вернее, обозначает) почти все — мысли, поступки, события, отношения с миром. Мне кажется, религиозное самосознание — это, прежде всего, совесть, и совесть болящая. А разве может быть искусство совести — без чувства вины и жажды искупления? Искусство без совести — антиискусство» (Литературное обозрение. 1990. №4. С.34), Как у трагедийного лирика, повышенное, обостренное чувство красоты жизни у Лиснянская возникает в напряженных, драматических ситуациях (см. стихотворение «Повестка»), в связи с чем тяжелый для нее и для других диссидентов период брежневского застоя она воспринимает в творческом отношении как благословенный: «Несмотря на всяческие трудности, я лично этот период моей жизни считаю благословенным. Внутренне я чувствовала себя свободной, как никогда»; «Поскольку я обычно избываю стихами все тяжкое, меня посетила Муза...» (Литературное обозрение. 1990. №4. С.32-33). Чувство внутренней, творческой свободы и вдохновения, чувство полноты и красоты жизни рождались из напряженного духовного сопротивления тоталитарному режиму, из «поперечного» характера поэтессы.
       В стихотворении «На водохранилище» (1984) Лиснянская вопрошает бабочку, видя в ней и свою судьбу: «Ах бабочка-красавица, Павлиний Глаз! / Ах солнышко, песок, водохранилище! / Так радоваться можно лишь в последний раз, / Неужто тебе завтра на судилище? / Уже ль тебе, ликующая, невдомек, / Что каторжная жизнь или острожная — / Давно удел для мыслящего поперек, / Да и в поступках ты не осторожная. / А может быть, ты дурочкой не зря слывешь, / Все блага на земле на правду выменяв? / А ты в ответ смеешься и плывешь, плывешь, / Почти до седины на солнце вылиняв. / Но знает даже бабочка Павлиний Глаз / И вся вода, хранимая насильственно, / Что так плывут не в первый, а в последний раз, / И что тебе известна эта истина».
       Назначение своей лирики и всей поэзии, проникнутой христианскими мотивами, Лиснянская видит в оказании помощи в восстановлении и становлении народного духа. Еще в годы горбачевской перестройки она говорила: «Восстановить душу живу не легче после стольких лет ее подавления, чем, может быть, одержать победу, которую мы одержали в 45-м году. И тем более не легче, чем выйти из экономического и экологического кризиса. Для этого необходимо время активного терпения и милосердия друг к другу, но и неуступчивости тем реакционным силам, которые норовят жизнь повернуть вспять» (Литературное обозрение. 1990. №4. С.34).

Литература и другие источники информации