AZ-libr.ру

       [21.9.1935, д. Власиха Боговаровского р-на Костромской обл.]
       — поэт.
       Родился и вырос в крестьянской семье, отец в годы Великой Отечественной войны стал офицером. О своем происхождении Костров поэтически написал: «Если спросишь меня: / — Ты откуда такой? / Я отвечу тебе: там, вдали, за рекой / Деревушка стоит на угоре. / Где хлеба колосят, где хвосты поросят / И веселый петух на заборе». До 17 лет подросток жил в сельском поселке Вохма. После окончания школы уехал в Москву и сразу был принят в главное учебное заведение страны — МГУ им. М.В.Ломоносова на химический факультет. Все годы учебы не оставляла Кострова любовь к поэзии, появились первые стихотворные публикации. Окончив в 1958 вуз, молодой инженер работает на крупном химическом предприятии, на котором, успешно занимаясь научно-исследовательской деятельностью, получает особо ценную поляризационную пленку.
       На органическую связь деревенских корней с естественнонаучным образованием у Кострова обратил внимание известный поэт Я.Смеляков, сопроводивший первую большую подборку стихов начинающего поэта в журнал «Юность» (1959. №10-11) весьма благожелательным отзывом. Редкий сплав лирического и аналитико-публицистического начал в поэзии Кострова, отмеченный Я.Смеляковым, становится характерной чертой его творчества. В споре «лириков» и «физиков», разгоревшемся в конце 1950-х — начале 1960-х, у Кострова свое особое место. Он не за «физиков» и не за «лириков», а за «химиков». То есть за людей, умеющих соединять, казалось, несоединимое. К обсуждавшейся проблеме он подошел, как сказано в одном из его стихотворений 1961, «не с позиции силы, а с позиции красоты», ибо красота, как и любовь, у поэта «всесильна» («Видение на озере»): «Я встретил на Братской рабочую силу, / Она оказалась девчонкой красивой» («Рабочая сила»), «Под горящей свечой ракиты / Я пишу стихи о ракете» и другие. И ракета, и машина, и производство у Костров одухотворены — дышат жизнью и красотой.
       В 1961 Костров выступил в коллективном сборнике стихов молодых поэтов «Общежитие» с циклом стихов «Линия». Постепенно из его поэзии исчезают избыточные научные термины, характерные для ранних стих. Костров, и уже первая авторская книга молодого писателя будет называться просто и лирично «Первый снег» (1963). В этой книге о стройках Сибири наряду с чувством радости чутким ухом поэта улавливаются и первые нотки тревоги: «Создавая величье, / Мы рушим величье». Трепетное отношение к природе с тех пор будет всегда присутствовать в поэтическом мире Кострова. Поэт с особым тютчевским проникновением внимательно вслушивается в природу, чтобы почувствовать ее душу, ее свободу, ее любовь, ее язык: «Воробей, стучащий в крышу, / Дробный дождь в пустом корыте,— / говорите, я вас слышу, / я вас слышу, говорите... / Эти травы, эти птицы / на закате и зените, / милые твои ресницы, / я вас слышу, говорите...»
       Стихи Костров очень разнообразны и по своей форме, и по содержанию. Они открыты любому проявлению жизни. Перефразируя А.Ахматову, они могут «произрастать» из всего: от взгляда на летящих в вышине журавлей, по поводу новой игрушки дочери, в связи с ремонтом городского фонтана («Письмо-поэма»), от простого вида московского городского пейзажа. Но все строчки, написанные Костровым, это борьба за существование поэзии в непоэтическом мире, борьба за сохранение и восстановление красоты бытия. Стихи Кострова о простых людях, о красоте родной земли, о дерзаниях современников энергичны и романтически приподняты. Поэтический мир Кострова не отгораживает человека от жизни, природы и бытия, и даже встречающаяся иногда научная лексика органично вплетается в пение напряженно-музыкальной строки: «Встань же, чудак, / и окошко открой / миру реальному, / чтобы смешалась венозная кровь / с артериальною. / Встань и хлебни этот синий настой. / Нравится? Умница! / Как пуповиной ты связан с Москвой / утренней улицей. / Как в испытательной гулкой трубе, / в ней турбулентности. / Это не в улице, / это в тебе / ходят троллейбусы». Поэт на все откликается чутким, добрым, а порой и опечаленным сердцем гражданина и сына своей страны.
       В стихах 1990-х появляются беспокойство, тревога и боль. Далеко не все происходящее в обществе радует Кострова, но его человеческая позиция ясна и открыта, а логика безупречна. Все это заставляет писателя еще сильнее полюбить Россию, почувствовать с ней неразрывную, «самую жгучую» связь (Н. Рубцов): «Защити, приснодева Мария! / Укажи мне дорогу, звезда. / Я распятое имя "Россия" / Не любил еще так никогда». В мире воинственной бездуховности, миражей и фантомов поэт не теряет подлинных ориентиров, ему есть на что надеяться и чем утишать «яростную новь» «метельной» России. Кострома, Переславль-Залесский, могучие ветлужские леса, издавна хранящие «старую веру» отцов, близкие и родные для поэта уголки исконной России,— древнейшие центры ее духовности и культуры.
       История для Костров, как прошлая, так и настоящая, всегда конкретна и ощутима, она неотделима от этих дорогих писателю мест, от памяти о ямщике, подорожном колокольчике, мелодии шарманки, от коренной жизни Руси-России: «Я стою, как дерево в лесу, / Сединой купаясь в синеве, / И славянской вязью времена / На моей записаны листве. / Ничего я лучше не нашел, / Никуда я больше не уйду, / И когда наступит судный срок, / На родную землю упаду». На все жизненные невзгоды у Кострова, также как у Пушкина и Тютчева, есть один общий ответ — это история своей страны, ее тысячелетняя культура, ее неисчерпаемая красота и духовность: «Не всколыхнуть нас легкой волне, / не объяснить нас / логике пошлой. / Тяжеловесны в своей глубине / мы на две трети, / как айсберги, / в прошлом». Было уже замечено, что темы Родины и Рода неотделимы в поэзии Кострова. Мать, отец, жена, дети составляют один неразрывный круг жизни и поэтического мира писателя. Обращаясь к своим дочерям, поэт в то же время обращается к дорогой его сердцу России, ко всему древнему Роду русичей: «Называйте меня папою / До конца моей судьбы. / Я вас выпросил на паперти / У работы и гульбы, /<...>/ С добрым сердцем дело делая, / Осеняю ваш союз, / Русь Червонная и Белая / И святая наша Русь» («Дарье и Екатерине»). Любовь к жене, женщине и России почти по-бло-ковски сливаются у поэта в одну большую святую любовь: «В миг последней сплошной темноты, / Глянув смерти в глазницы пустые, / Вдруг сольетесь Россия и ты, / И пойму я, что ты есть Россия, /<...>/ Все грехи свои я расскажу / Одному деревенскому Спасу. / Он подарит мне солнце в окно. / Он прощает всех-всех. Он всесилен. / В миг, когда ты, любовь и Россия / Бесконечно сольетесь в Одно».
       Непоказная, органическая духовность пронизывает всю изначально светоносную поэзию Кострова. Ее молитвенное дыхание незаметно и естественно сливается с верой отцов, с тихим светом лампад, с красотою маленьких деревенских церквей и величественными храмовыми постройками прошлого: «Голубем, снующим на карнизах, / В глубину, душа моя, нырни... / Видишь: церковь в белоснежных ризах / Загляделась в зеркало Нерли» (см. также «Успенский собор в Кремле», «Морозным вздохом белого пиона», «Едва луна печально озарила» и др.).
       Поэтически ярко поэт рассказал и о многих творческих личностях, и не только о своих учителях, друзьях, но и о близких себе по духу художниках прошлого — Я.Смелякове, А.Твардовском, Н.Старшинове, Н.Анциферове, В.Распутине, С.Есенине, скульпторе А.Опекушине и, конечно же, поэте-мессии Пушкине: «В государственном небе Москвы, / В громе славы и бедствий России / Вижу гордый наклон головы, / Горько-черные очи мессии» («Памяти скульптора Александра Михайловича Опекушина»). Литургически-возвышенно звучат и поэтические строки Костров, посвященные памяти выдающегося композитора нашего времени Г.В.Свиридова: «Незримы и невыразимы, / Лишенные телесных пут, / Рождественские серафимы / Теперь Свиридову поют. / О тесноте земной юдоли, / Где каждый звук его зачат, / В морозном небе, в чистом поле / Распевы горние звучат / <...> / Молись и верь. Земля родная. / Проглянет солнце из-за туч... / А может быть, и двери рая / Скрипичный отворяет ключ» («Памяти Георгия Васильевича Свиридова»). Надеждой, опорой и отдохновением чуткого, совестливого сердца поэта неизменно служат родная природа, далекая колыбельная песня матери, надмирный небесный свет, ощущение Гения места Руси-России, неискоренимое весело-печальное жизнелюбие народной души: «Тебе не оскорбить моей души, / Не сокрушить изменою и ложью, / покуда месяц в костромской тиши / каликою бредет по бездорожью. / Во мне еще надежда не умрет, / не будет вера в доброту убита, / пока на голубой вет-лужский лед / со звоном опускаются копыта». Или: «Торгаши товаром дразнят, / А у нас капусту рубят. / А у нас и в будни — праздник. / А у нас живут и любят».
       Многоголосые, жизнеутверждающие стихи Кострова не только глубоко гуманистичны, но и проникновенно лиричны. Поэт одарен абсолютным слухом к музыке русского слова, к интонационной и фонетической инструментовке стиха. Нарядная, сочная, праздничная поэзия Кострова по своей образно-музыкальной фактуре и романтически-ярким краскам близка кустодиево-малявинской живописи, а по своей теплоте и передаче тончайших движений души неповторимому лиризму пейзажей А.К.Саврасова.
       Костров — член СП СССР с 1961 г., он автор 18 поэтических сборников и 20 книг переводов с языков народов мира. Его поэзия переведена на многие языки планеты. Костров удостоен литературных премий: Николая Островского (1974), Государственной премии России (1987), премии мэрии Москвы (1998), им. Александра Твардовского (1998), Ивана Бунина (2000), Андрея Платонова (2000). Творчество Кострова отмечено «Золотой Пушкинской медалью к 200-летию со дня рождения А.С.Пушкина» (1999) и Большой литературной премией России (2002). На произведения Кострова написано много популярных песен. Он трижды лауреат телевизионного конкурса «Песня года» (на его стихи написана музыка композиторами Вано Мурадели, Александрой Пахмутовой, Лорой Квинт, Виктором Захарченко). Костров — автор либретто к опере «Джордано», успешно поставленной в столичных и провинциальных театрах. Костров — составитель и ответственный редактор антологии «Русская поэзия. XX век» (ОЛМА-Пресс, 1999). В настоящее время живет в Москве, является председателем Международного Пушкинского комитета и вице-президентом Международного Пушкинского фонда «Классика».
       Поэт Виктор Боков, вспоминая о своем первом впечатлении от знакомства с Костровым и его стихами, писал: «<,..> я познакомился с поэтом и обрадовался тому, что он был похож на свои стихи. Общительный, веселый, молодой, приветливый, умный и обаятельный человек глядел на меня. Все это обнаружилось и в его поэзии — поэзии солнечной, доброй, славящей и утверждающей действительность. Костров как-то сразу нашел себя, обрел свой голос. <...> Прикосновение к сборникам его стихов — это прикосновение к чуткому, любящему, думающему сердцу!» (Боков В.— С. 3, 6). Г.Красников, размышляя о творчестве Кострова, справедливо к этому добавляет: «В нашем Отечестве истинные поэты по своей сути и по небесному призванию — ангелы-хранители России, <...> классически стройные стихи Владимира Кострова <...> свидетельствуют о цельности и вневременной полноте духовного космоса русской поэзии» (Песня, женщина и река... С.5-6).

Литература и другие источники информации