AZ-libr.ру

       [21.10 (2.11).1893 (по др. данным - 1897), Гольдинген (ныне Кулдига), Латвия — 28.10.1941, Врешен (Вартеланд), Германия]
       — поэт, прозаик.
       Из обеспеченной дворянской семьи. Отец — украинский помещик, владевший имением в Харьковской губ., дипломированный агроном; мать — курляндская немка, дочь лютеранского священника. Детство Задонский прошло в имении отца. Он окончил житомирскую гимназию (учившийся в этой гимназии несколько лет В.Г.Короленко описал ее в «Истории моего современника»), получил музыкальное образование. В гимназии редактировал ежемесячный журнал, помещал в нем свои памфлеты на народников. Дебютировал стихами в харьковском «Южном крае», выступал с рассказами.
       С 1920 Задонский жил в Гольдингене («У этого городка, как редко у какого другого из мелких курляндских городов, есть свой стиль, свой лик, своя традиционная поступь жизни, свои предания, легенды и поэзия» // Сегодня вечером. 1927. №148), периодически — в Риге, где сотрудничал в газете «Сегодня» и ее вечернем приложении «Сегодня вечером», в журналах.
       В 1934 Задонский женился на местной учительнице, немке Э.А.Лихтенштейн. Задонский много путешествовал по Курляндии, проявляя интерес к родине своих предков по материнской линии (см. его путевые очерки: На автомобиле через Курляндию // Сегодня. 1927. №148; Городок в снегу // Сегодня. 1930. №40). Имея хороший голос, Задонский участвовал в концертах певческого общества. В 1939, когда Гитлер призвал всех немцев вернуться на историческую родину, Задонский вместе с женой эмигрировал в Германию. Через 2 года его не стало.
       Творческое наследие Задонский не собрано. При жизни он успел издать две книги прозы — роман «Ступени» (1928), сборник рассказов «Зоин роман» (1930) и роман «Ми и ее танцор» (1931).
       В центре автобиографического романа «Ступени» — жизненные искания русского дворянина, идеалиста Кирилла Высочаева, сына помещика, оказавшегося после Октябрьского переворота в эмиграции и вынужденного зарабатывать себе на жизнь сольным пением. Высочаев убежден, что главные события в жизни человека совершаются помимо его воли. Мучительно осмысляя недавние события, он приходит к выводу, что погибель России в 1917 была предопределена особенностями ее многовековой истории: «...такое могло быть только у русских... внешне-неожиданное, внешне-непоследовательное и контрастическое, внутренне оно было извечно предопределено, потому что из всего этого, из горений и потуханий, из молитвенной экстатичности и языческого богохуления, из всех элементов Федора и Иоанна состояло извечное лицо ее, которое ни время, ни огонь, ни муки не в состоянии изменить...» (Ступени. С.137). И свою судьбу Высочаев считает предопределенной свыше. Несмотря на успех, деньги, известность, он вдруг оставляет сцену. Неожиданная встреча с толстовцем Владимирским укрепляет его в мысли вернуться на родину, Волынь, и жить возле Лавры в Почаеве. Внимание писателя было приковано к жизни уездных и губернских городов, барским усадьбам, паркам и садам.
       По воспитанию человек русской культуры, Задонский лелеял стародворянский усадебный быт, дворянские особняки, прелестных мечтательных женщин, находясь отчасти во власти тургеневских мотивов. Он испытывал умиление перед давно отошедшей в прошлое стародворянской культурой, как, впрочем, и старобюргерской культурой тоже. Герои его книг — графы, князья, музыканты, актеры, молодые пианисты, «бывшие люди», оказавшиеся по воле рока не у дел. Все они хранят черты русского барства, изысканных манер. П.Пильский в предисловии к сборнику «Зоин роман» писал, что рассказы «объединены общим... едва уловимым, но неизменным чувством грусти, и эта грусть всегда светла... ощущаешь чью-то обреченность, неверие в прочность счастья, невольное и даже бессознательное сожаление о приговоренности красоты на земле... недолговечности наших радостей» (Зоин роман. С.5). В то же время в рассказах Задонского разлито много света, звучит музыка. «Вся жизнь будто приуготована для безмятежных дней и мечтаний,— все живет, но и все обречено, смешав в себе ликование с печалью...» Рассказы Задонского «похожи на забытые письма, хранящиеся в ларцах тех, кого уже нет» (Там же. С.6).
       Особой привязанностью Задонского была Курляндия (по-латышски Курземе), с ее кривыми, горбатыми улочками, садами, липовыми аллеями, средневековыми кирхами, интерьерами старинных особняков — та часть Латвии, где после Первой мировой войны еще сохранялся старый уклад остзейской провинции: «Июньским вечером, на одной <...> тихой улице в зацветающих каштанах, я увидел старую даму, выходившую из дверей бидер-мейеровского домика: тонкая вся, седая, в мягких прюнелевых туфлях, в шуршащем добротном шелку, с наколкой и огромной золотой фамильной брошью в виде замка, которым она крепко и безмятежно заперла свою успокоенную стародевичью грудь,— и я понял, что еще не все нити порваны, что, тонко качаясь, вьется еще где-то алая от вечерней зари паутинка, связующая, правда, хрупкая уже и едва уловимая, но еще дающая духовному слуху последний отлетающий и угасающий шелест старины» («На автомобиле через Курляндию»). В рассказах Задонского старый быт обозначен термином «бидермейер» — стиль, являющийся бюргерской разновидностью ампира. На смену былым хозяевам края пришли новые — светловолосые, коренастые латыши-земледельцы, зазвучали новые песни. Заслуга Задонского состояла в том, что он запечатлел в своих рассказах черты неповторимого, сошедшего после 1939 с исторической арены остзейского провинциального быта.

Литература и другие источники информации