AZ-libr.ру

       [24.4.(7.5).1903, ферма близ Казани — 14.10.1958, Москва]
       — поэт.
       Отец Заболоцкого, корни крестьянского рода которого уходят ко времени освоения северного края России новгородскими ушкуйниками, в 1903 служил агрономом. Мать происходила из духовного сословия, работала помощницей сельской учительницы. Когда Заболоцкому исполнилось 7 лет, семья переехала на родину предков, в Вятскую губ., и обосновалась в с. Сернур. Окончивший там 3 класса начальной школы Заболоцкий в 1913 был принят в Уржумское реальное училище. О благодатных впечатлениях этих лет (внимание к гуманитарным дисциплинам в училище, постоянное общение с миром природы) Заболоцкий расскажет впоследствии в воспоминаниях «Ранние годы» (1955, впервые: Тарусские страницы. Калуга, 1961). После Октябрьской революции Заболоцкий покидает провинцию, отправляется в Москву, поступает на медицинское отделение университета, но бросает его и переезжает в Петроград. Там он становится студентом Педагогического института им. Герцена (отделение языка и литературы общественно-экономического факультета).
       В 1922 г. в издаваемом студентами машинописном журнале «Мысль» впервые печатает свои стихи и статью «О сущности символизма». По окончании института — служба в армии, а по завершении ее (1927) — работа в детской секции
       ГИЗа (публикует стихи и рассказы для детей, иногда под псевд. Я.Миллер), участие в создании группы ОБЭРИУ (Объединение реального искусства), куда наряду с ним входят Д.Хармс, А.Введенский, К.Вагинов, Д.Левин, И.Бахтерев и др. Первая книга «взрослых» стихов Заболоцкого «Столбцы» (1929) (стихотворная книжка для малышей «Хорошие сапоги» вышла в 1928) вызвала бурную дискуссию в прессе. Перед молодым поэтом открывалась широкая перспектива. Но опубликованная в 1933 поэма «Торжество земледелия» была оценена в печати как пасквиль на коллективизацию. Уже набранный к тому времени новый сборник Заболоцкого со стихами и поэмой не увидел света (по сохранившейся корректуре вместе с другими стихами Заболоцкого он впервые был издан сыном поэта Н.Н.Заболоцким в книге под названием «Вешних дней лаборатория». М., 1987). После репрессии Заболоцкий создает лучшие произведения для детей: прозаические переложения знаменитых романов Ф.Рабле, Д.Свифта, Ш. де Костера, на которых будет воспитываться не одно поколение юных читателей. Но лишь появление «Второй книги» (1937), куда наряду с шедеврами натурфилософской лирики 1930-х вошли «Прощание», посвященное памяти Кирова, и «Горийская симфония» о Сталине, позволило критикам заговорить о «втором рождении» поэта, избавляющегося от «прежних ошибок».
       Однако 19 марта 1938 Заболоцкий был арестован и затем осужден по сфабрикованному делу за антисоветскую пропаганду. От смертной казни его спасло то, что, несмотря на тяжелейшие физические испытания на допросах, он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации, куда якобы должны были входить Н.Тихонов, Б.Корнилов и др. Об этих событиях Заболоцкий потом поведал в «Истории моего заключения» (Даугава. 1988. №3). Срок отбывал с февр. 1939 до мая 1943 в системе Востлага НКВД в р-не Комсомольска-на-Амуре; затем в системе Алтайлага в Кулундинских степях; с марта 1944 — в Караганде, уже освобожденным из-под стражи. Частичное представление о его лагерной жизни дает подготовленная им подборка «Сто писем 1938-1944 годов» — выдержки из писем к жене и детям (Знамя. 1989. №1).
       В таких условиях Заболоцкий совершил творческий подвиг: закончил переложение «Слова о полку Игореве» (начал в 1937), ставшее лучшим в ряду опытов многих русских поэтов. Это помогло ему добиться освобождения и в 1946 переехать в Москву. В послевоенное десятилетие печатается редко. Сборник «Стихотворения» (1948) не привлек широкого внимания: социально-политическая обстановка тогда не располагала, а подчас и мешала восприятию высокой философской поэзии. В те годы поэт занимался в основном переводами, преимущественно грузинских классиков и современников (наивысшие достижения — переводы поэм Важа Пшавелы и «Витязя в тигровой шкуре»). Только последняя прижизненная книга Заболоцкого, вышедшая в пору так называемой «оттепели» (Стихотворения. М., 1957), открыла его поэзию заново. Но «большим русским поэтом» публично его впервые назвали в некрологе.
       Главная тема, мучившая Заболоцкого, «нерв» его творческих поисков — трагедия разума. От раннего стих. «Меркнут знаки Зодиака» (1929) до предсмертного «На закате» (1958) пролегает путь напряженнейшего вживания индивидуального сознания в загадочный мир бытия, который неизмеримо шире и богаче созданных людьми рассудочных конструкций. На этом пути поэт-философ претерпевает существенную эволюцию, в ходе которой можно выделить 3 стадии: 1926-33; 1932-45 и 1946-58.
       Уже в первой дошедшей до нас статье Заболоцкого «О сущности символизма» он сводит счеты с самым влиятельным направлением русской поэзии начала века. Отдавая дань уважения стремлениям символистов «реализовать» сущность мира средствами искусства, он решительно не принимает их творческий метод: «Таинственный мир, являющийся символистам, был далеко не объективным, наоборот, он носил в себе отпечаток индивидуальности автора <...> вдохновенные откровения миров были не гласом природы, но видением индивида...» (СС. Т.1. С.519). Достижение подлинного единства искусства с реальностью и было провозглашено в тех частях манифеста ОБЭРИУ, которые написал Заболоцкий,— «Общественное лицо ОБЭРИУ» и «Поэзия обэриутов» (Афиши Дома печати. 1928. №2. С.11-13). Ставя целью возродить в поэзии мир «во всей чистоте своих конкретных мужественных форм», очистить его от тины «переживаний» и «эмоций», Заболоцкий совпадал с футуристами, акмеистами, имажинистами, даже с конструктивистами. В отличие от них автор проявил явную интеллектуально-аналитическую направленность: обэриуты должны не только «организовать вещи смыслом», но и выработать органически новое мироощущение, новый способ познания или, применяя терминологию близкого к ним художника П.Н.Филонова, «новый интеллектуальный вид».
       Свойства такого метода и проявляются в «Столбцах». Может показаться, что перед нами остросатирическое изображение мещанского быта периода нэпа. Да, это в книге есть. Маклаки на толкучке Обводного канала, завсегдатаи Народного дома, бродячие музыканты, механистичные «Ивановы», едущие на работу «в своих штанах и башмаках», преуспевающие герои «нового быта» на свадебном пире... Но этот мирок «Ивановых» все-таки летит «в пространство бытия» («Свадьба»). К тому же цикл дополнялся стихами сугубо натурфилософского характера, в книгу тогда не включенными (в дальнейшем «городские столбцы» первой книги Заболоцкого продолжит «столбцами смешанными» и поэмами «Торжество земледелия», «Безумный волк» и «Деревья» — произведениями 1926-33). В них речь шла не только о конкретно-социальной сущности человека, но и о родовой сущности человека как диктатора по отношению к природе — «Саваофа», «императора коровьего мяса» («Искусство»).
       Заболоцкий начал с развенчания человека, с превращения его из «владыки Вселенной» в «клопика» («Птицы»). Даже основной закон мышления — причинно-следственные связи — объявил «выдуманными знаками» («Поэма дождя», 1-я ред.). Зато при отказе от них и возник особый пейзажный мир, где «Каждый маленький цветочек / Машет маленькой рукой», где каждая деталь одушевлена и живет независимой жизнью.
       В крупных произведениях Заболоцкого всегда возникали два антипода, и каждый был по-своему прав. В «Поэме дождя» Змея видит правду в самом процессе движения, а Волк склонен к конечным определениям. В «Торжестве земледелия» предки отдают предпочтение среднему, близкому к природе уровню развития, а Солдат немедленно принимается за претворение утопии. Такому новому наукообразному мышлению были конкретные основания. Широкую популярность в 1920-е обрела теория относительности А.Эйнштейна. Получила известность «Философия общего дела» Н.Ф.Федорова. Работы К.А.Тимирязева о растениях, В.И.Вернадского о ноосфере, Ю.А.Филипченко об эволюционной идее в биологии издавались тогда неоднократно и были известны Заболоцкому. Но нравственно-эстетическая оценка людского сообщества оставалась у него на первом плане. Причем абстрактным выразителем добра становился «поэт», подчиняющий слова естественному дыханию, творящий с детской непосредственностью и потому способный найти общий язык с природой («Искусство», «Испытание воли», «Безумный волк»). Тем самым Заболоцкий возвращался к нравственному максимализму любимого им Григория Сковороды и перекликался с Велимиром Хлебниковым. Правда, нравственное выступало у Заболоцкого в этот период как проблема рассудочная, а понимание неизбежности зла уживалось с его внутренним неприятием: даже приготовление пищи, которое «так приятно»,— «кровавое искусство жить» («Обед»). Его герои тех лет — натуры идеальные, условные, они начисто отрешены от всего бытового. А оно мстит. Исковерканным трупом Безумного «запечатано кладбище старого леса» («Безумный волк»), гибнет кот-отшельник, вышедший на битву с миром обывателей («На лестницах»), а героический пафос «Торжества земледелия» разъедает авторская ирония: идеальное не сходится с повседневным. Растущая тревога о роковой противопоставленности миров — человеческого и природного — требовала утоления, духовного преодоления разлада. С упоением вчитывался автор столбцов (столбцы — жанровое определение их создателя, обусловленное особой, кадровой формой изобразительности) в философские брошюры К.Э.Циолковского, даровавшие надежду на братское единение человека с космосом, но с грустью признавал: «...одно дело знать, а другое — чувствовать. Консервативное чувство, воспитанное в нас веками, цепляется за наше сознание и мешает ему двигаться вперед» (из письма К.Э.Циолковскому от 18 янв. 1932 // СС. Т.З. С.310).
       И все-таки создать подлинно гармоничный мир Заболоцкого помогло как раз «консервативное чувство». Именно сердцем ощутил герой его Лодейников неправедность безжалостной борьбы за существование, царящей в природе, именно мечта об усовершенствовании природы «усильем светлого ума» и нравственной чистотой привела к созданию особой образной системы. В столбцах противоречия двух миров разрешались попыткой соединить материально-стихийное с рациональным, «безумие» с «умом» (стих. «Предостережение»), и все-таки примирения не получалось. Велась борьба с музыкальностью стиха, ибо, по Заболоцкому, музыка являлась проявлением человеческого субъективизма, с которым следует бороться.
       С 1932 начинает вырабатываться формула поэтического творчества МОМ (мысль — образ — музыка). Музыка здесь — не выражение душевных тайн индивидуума, а затаенная гармония всеобщей жизни, которая воплощена материально и родственна гармонии душевной. Ее-то человек и постигает, очищаясь от суетности частного сознания и от «кровавого искусства жить». Трагичен облик замерзающей реки, которая «затвердевает в каменном гробу». Но перед нами и прообраз человека, где «уходящий трепет размышленья», «глухое томленье», и бьется река о берег «головой». Так, по принципу контрапункта предметное переходит в духовное и наоборот («Начало зимы»). С мучением пытается живой цветок понять свое отражение на схеме в науч. книге — и мертвое подобие оживает, шевельнувшись ему навстречу («Все, что было в душе...»). Жизнь и смерть, предметно-детальное и отвлеченно-разумное находят общее в едином ритме бытия. И покорители природы выступают уже не алчными потребителями, как в столбцах, а как существа, равноценные ей, но несущие разумное преобразующее начало («Север», «Седов», «Голубиная книга»). Лирическое «я» поэта раскрепостилось, но оно постоянно переходит в коллективное «мы».
       Так Заболоцкому 1930-х удалось художественно осуществить вековую мечту европейских романтиков: преодолеть дуализм мировосприятия и создать художественно-философскую систему, родственную античному мировосприятию, где «индивидуум равен роду» (Ф.Шеллинг). Поэт искренне уверовал в ее истинность, хотя подспудно в таких стихах — и в «Начале зимы», и в «Засухе», и в стих. «Вчера, о смерти размышляя...» — ощущалась тревога, как бы предвещающая, что достигнутая гармония преждевременна.
       Изменения в сознании Заболоцкий по возвращении из заключения обнаружились не сразу. В ключе 1930-х он написал ряд превосходных произведений: «Утро», «Гроза», «Бетховен»... Закончил «ЛОлейникова», завершив его патетическим описанием города, который, как мудрый дирижер, правит голосами природы. Однако уже в «Творцах дорог» (1947) прозвучали щемящие строки, свидетельствующие о том, что в сознании 3. человек вновь начал отдаляться от природы: о «хоре цветов, не уловимом ухом», о созвучье тех мелодий, «о которых /Так редко вспоминает человек». И сам поэт уподобил себя слепцу, отрешенному от цветового многообразия мира, сохраняющему связь с мирозданием лишь в своем сердце («Слепой»). Он даже отвергает «дух, полный разума и воли», если дух этот — «лишенный сердца и души» («Противостояние Марса»), и потому утверждает «черту, присущую народу»,— способность мыслить не только разумом, а «всей своей душевною природой» («Ходоки»). Поэт уже не удовлетворяется абстрактным понятием «добро» и заменяет его конкретным «доброта». Холодный сосуд разумной гармонии ощутил необходимость огня — «огня сочувствия», сострадания. Не разум, а чувство утверждает теперь Заболоцкий основой красоты и творчества («Некрасивая девочка», «Старая актриса»). Под холодными созвездиями Магадана, в пекле среднеазиатских степей испытывалось его сердце. И все умозрительные теории отступили перед чувством признательности и покаяния за свое нравственное несовершенство при воспоминании о седой крестьянке, протянувшей на кладбище ему, случайному прохожему, две поминальные лепешки («Это было давно»).
       К концу жизни Заболоцкий впервые написал стихи о любви, причем не о любви вообще (были «Лодейников», «Соловей»), но о своей, личной — цикл «Последняя любовь». Самоценность личности, непреходящую ценность каждого мгновения жизни — вот что стал поэтизировать он и в этом находить родство с другими. Все больше влечет Заболоцкого к историческим истокам отечественной устойчивости перед стихийными силами разрушения и всемирно-исторической драмы взаимного непонимания отдельных людей и народов. Написав в 1958 поэму «Рубрук в Монголии» на традиционную для русской литературы тему о противостоянии Востока и Запада, коллективистского и индивидуалистического сознания, он решил осуществить давно вызревавший замысел — поэтическую трилогию «Поклонение волхвов», «Смерть Сократа», «Сталин». Не успел.
       Творческая эволюция Заболоцкого наглядно выражается в трех универсальных метафорах, соответствующих его миропониманию разных лет. Для столбцов и поэм 1926-33 это «природа — тюрьма» — «таинственный и неподвижный мир», отрешенный от человеческого сознания («Прогулка», «Змеи», «Осень», 1932).
       В натурфилософской лирике 1932—39, включая переложение «Слова о полку Игореве» (1945),— «природа — орган», где властвует двуединый образ, выражающий равноправие духовного и материального («Метаморфозы»). В послевоенной поэзии на первый план выходит природа — «безумная, но любящая мать» — образ, в котором основу составляет не натурфилософское содержание, а сложное психологическое состояние («Я не ищу гармонии в природе...»). И смена творческих ориентиров ощущается отчетливо: сначала В. Хлебников, основатель «аналитического искусства» художник П.Филонов; в 1930-е — Е.Баратынский и Ф.Тютчев; после — сближение с поэтикой А.Блока и позднего Б.Пастернака. В целом же трудно найти значительное имя в мировом искусстве, которое не называли бы в связи с творчеством Заболоцкого: Ломоносов и Державин, Гоголь и Лев Толстой, Пушкин и Достоевский, Гете и Рабле, Брюсов и Маяковский, Боттичелли и Рокотов, Шагал и Пикассо... Архитектура, балет,

Литература и другие источники информации