AZ-libr.ру

       [1.7.1937, Омск - 9.12.1993, Москва]
       — поэт.
       В 1959 закончил факультет журналистики МГУ. Первые стихи опубликовал в коллективном сб. «Общежитие» (1961), где, кроме него, были представлены В.Костров, Д.Сухарев и В.Павлинов.
       Дмитриев начинал как романтик. В своих стихах он любуется людьми дела, первооткрывателями, геологами, заметно героизируя их. Вскоре лирика его обретает эпические свойства, а герои стихов — бытовое правдоподобие, сохраняя, тем не менее, качества, составляющие, как тогда говорили, «положительный образ молодого современника». В студенческие годы и после окончания университета много ездил по стране, увлеченный романтикой целины, гигантских строек, геологических открытий, неожиданных встреч. На волне молодого энтузиазма, навеянного ветрами первой «оттепели», и рождались первые книги поэта «Проспекты и просеки» (1963) и «Арбатские сибиряки» (1965), в которых было немало точно схваченных, хотя и не всегда поэтически осмысленных зарисовок с натуры.
       Заметной в творчестве Дмитриева стала книга «Удар по кремню» (1967), открывающаяся концептуальным для поэта стих. «Я полюбил спокойную манеру...», где он определил дальнейшую линию творческого поведения и нравственно-эстетическую позицию: «...ценить слова и зря не тратить их». «Спокойная манера» подобна «медленно катящейся реке», которая течет, «завися очень мало от ливней и от таянья снегов». Дмитриев отвергает суету и мелочность в пользу непреходящего, «вечного». Речь идет о манере, шире — о стиле, и его стихи отнюдь не лишены ни волнения, ни страсти.
       Муза Дмитриев стала строже. Поэт, переборов тягу к романтическим абстракциям, заглянул в забытые уголки жизни и осветил их лучом поэзии. Как бы заново увидел он и городскую окраину, и базары, и разрушаемый дом на Арбате, пронзительно ощутив сокрушительные последствия наступления цивилизации на природу: «К стволу прислонившись плечом, / Стою я, зажму рясь от боли, /Как будто мечом рассечен, / Границей асфальта и поля».
       В 1960-е Дмитриев переживает общее для поэтов его времени острое влечение к природе, носившее у него сентиментальную окраску. Впрочем, от инерции «советского руссоизма» его спасало чувство юмора: «Выучу названия цветов, / Буду травы звать по именам! / Кто-то улыбнется — я готов / Быть смешным по нашим временам!» (сб. «Летом на земле», 1970).
       Тем не менее, Дмитриев — поэт города, его поэзия вобрала в себя ту сумму опыта, которая связана с Москвой. «Возвращение в город» — это и тема стихов, и метафора, раскрывающая лучшие движения души Дмитриева. Он делится с читателями воспоминаниями о старой Москве, «о доме с мезонином / Под крышей кружевной!», размышляет о том, что же будет дороже новым поколениям москвичей — «Особняк столетний / Иль башня в сто окон?» («Новая Москва»). У зрелого человека свой взгляд на обновленную Москву, он может вызвать в своих воспоминаниях ее старый облик, например, Суворовский бульвар, как в одноименном стих.: «И там сегодня, без вина хмелея, / Я в желтых листьях, в ливнях и в снегу / По голубой от сумерек аллее / Навстречу русой девочке бегу». Поэт не возражает против появившегося здесь тоннеля, в котором «...авто скрываются. / И вновь из тьмы являются на свет...». Он принимает это как неизбежность меняющейся жизни и, обращаясь к Москве, восклицает: «О, наслажденье — / Твою постигнуть красоту: / Старинных зданий возрожденье, / Строений новых высоту!».
       Для Дмитриева, мальчиком гонявшего футбольный мяч по асфальту московских дворов, встреча с рекой и лесом в зрелости не сразу обернулась поэтическими открытиями. Должно было появиться то ощущение природы, которое не форсировало чувство, но сохраняло открытость души для свежих впечатлений, способность удивляться прекрасному: «И слушая, как бьют часы Кремля, / Я видел луг, усыпанный росою, / Мне вспоминалась мягкая земля, / податливая под ногой босою...».
       Город Дмитриев ощущает как истый горожанин — одновременно любит и клянет его, рвется из города и не может без него жить. Он видит «неприветливый город, где небо квадратно», и у него вырывается вздох облегчения, когда за светофором возникает дом, в котором он живет: «Как спокойно на родине! Шепчут шины, / И трамваи звенят за углом...» Позднее поэт скажет: «Мое отдохновение — Москва: / Заяузье, Арбат, Замоскворечье...» Дмитриев использует в стихах о Москве преимущества детского, самого непосредственного ощущения большого города. Он еще помнит «скрип валенок, дразнящий свист саней / В аллеях Александровского сада». Образ Москвы в стихах Д. создают ее улицы и переулки, Москва-река и Яуза с их мостами, особенно любимо Замоскворечье с Николой в Кузнецах, Черниговским и Малым Толмачевским переулками, дворы и дворики, звонки трамваев — это свидетели детства, свидетели истории.
       В стихах и поэмах Дмитриева Москву можно увидеть во все времена года и в любое время суток, увидеть лиловые закаты и рассветы над Москвой, «когда от куполов Кремля вокруг / Расходится сиянье позолоты...». Свою Москву поэт дарит читателю как некую панацею от болей и обид: «...В невыносимый день, в ужасный час / Идите в Кремль, и старые соборы / Спокойствием своим поддержат вас». Словно глядя на Москву сверху, Дмитриев рисует панорамную картину города: «Бульварное кольцо / Лежит в кольце Садовом. / Садовое кольцо / Лежит в кольце застав. / А из него Москва / Стремится к далям новым, / Как руки, широко / Проспекты разметав» («Вековые кольца»). Этот почти кинематографический ракурс позволяет заключить в пределы одного стих, и развернутую панораму Москвы со словно сошедшим с небес Кремлем, и кольца дорог, и города-спутники, стоящие как стражи вокруг столицы, и устремленные к ней поезда, и людские потоки, вливающиеся в улицы города, оживляя и одухотворяя его. Удивительно теплыми московскими пейзажами наполнена поэма «Замоскворечье» (1977-78). Маленькая поэма «Две Анны» (1983) начинается со строк, ставших ее лейтмотивом: «А в Измайлове пахло весенним дождем / И листвой, и землей, и смолой...».
       Дмитриев может плениться красотами Беломорья, карельских озер, передать в стихах таинственное свечение сев. пейзажа. Но сердце его принадлежит Москве. Он любит ее такою, какою она вошла в юное сознание, и, представляя себя воскресшим в XXV в., Дмитриев и тогда идет «в направление старины»: «К своей Москве в другой Москве пойду / И через двести лет, и через триста». Дмитриев не просто поэт города, он — поэт Москвы.
       Город в лирике Дмитриев — это большая самостоятельная тема, отражение духовной и нравственной жизни современника в ее наименее исследованном варианте, в ней он совершенно суве-ренен. Из наибольшего последовательно разработанных поэтом следует назвать также темы дружбы, товарищества как категорий не только этических, но и эстетических («мои друзья — хорошие поэты...»). Беспечность и юношеская неразборчивость в дружбе уступают место пониманию сложности этого чувства, ибо каждый человек — это целый мир неразгаданных тайн, связей, надежд и стремлений. Он ценит в дружбе чувство взаимопонимания, хранит верность старым привязанностям. В стих. «Приглашение друга» (1976) он вспоминает: «Сколь был широк беспечный круг / У нас вначале!». С годами круг друзей сужался. Но, теряя чью-то дружбу, поэт желал одного: «Но все ж, былая дружба, / Не обернись враждой». Обращаясь к своим сверстникам, поэт высказывает заветное: «Пошли вперед — / Длинна ли, коротка ли / Сейчас ложится каждому стезя. / Всех вас хочу увидеть стариками, / Мои сорокалетние друзья!»
       Дмитриев всегда оставался «городским» поэтом, и время отразилось в его лирике через сознание и комплекс переживаний столичного жителя.
      

Литература и другие источники информации