Миллер Лариса Емельяновна [29.03.1940]
Миллер Лариса Емельяновна
[29.3.1940, Москва]
— поэтесса, прозаик, эссеист, критик.
Окончила МГПИЯ им. М.Тореза, автор книг «Безымянный день: Стихи» (1977), «В
ожидании Эдипа» (1993; стихи и проза), «Земля и дом: Стихи» (1986), «Стихи и
проза» (1992), «Стихи и о стихах» (1996), «Заметки, записи, штрихи...» (1997),
«Между облаком и ямой» (1999).
Духовно сосредоточенная и просветленная лирика Миллер родилась из
противостояния брежневскому застою с его «психушками» для диссидентов, из
противостояния всему «безумию» советского времени, послевоенному антисемитизму,
родилась ради защиты собственной личности, ради сохранения духовно-нравственных
и эстетических ценностей прошлого, ради потребности исцелять средствами
лирического искусства души др. людей, ради внесения гармонии, взаимопонимания;
нравственной отзывчивости в души, чувства и сознание людей, внутренне
опустошенных апокалипсическим декадансом ельцинского безвременья. Без связи
Миллер с русским «безумием» не было бы ее медитативной и
гармонически-просветленной лирики. Покинуть «безумную» Россию ради
благоразумного Израиля или США для Миллер значит потерять языковую,
духовно-нравственную и культурную почву, на которой родилось и развивается ее
творчество.
Общий характер лирики Миллер и ее ценность достаточно точно определил наставник
поэтессы А.Тарковский: «Л.Миллер — поэт гармонического стихотворения, а это
было и будет драгоценностью во все времена. Язык ее поэзии — чистый и ясный до
прозрачности литературный русский язык, которому для выразительности не нужно
ни неологизмов, ни словечек из областных словарей: у нее нет ничего общего ни с
футуризмом, ни с вычурностью какой-нибудь другой поэтической школы минувших
лет. Это вполне современная нам реалистическая поэзия, а именно такая поэзия,
на мой (читателя) взгляд, наиболее калорийна». (Литературная газета. 1993. 24
марта).
Реализм в поэзии Миллер — реализм лирический, типологически родственный
реализму Баратынского, Ахматовой, Набокова, Г.Иванова, А.Тарковского,
Кушнера... Любой поэтический реализм отчасти, в большей или меньшей степени,
близок к романтизму, к его устремленности к идеалам, но идеалам не мистическим,
отвлеченно-возвышенным, божественным, утопическим, а земным, значимым как в
повседневной, бытовой жизни, так и в жизни духовной, позволяющим не только
стойко переносить житейские трудности, но и лирически-мудро, внутренне
уравновешенно относиться к жизни и смерти, верить в светлое будущее. В лирике
Миллер в качестве жизненно необходимых, целительных идеалов, помогающих
преодолеть мрачные чувства и переживания, вызванные общественными или
интимно-личными причинами, заставляющих поверить в то, что они преходящи, что
после них наступит какой-то просвет и какое-то душевное облегчение и
спокойствие, выступает обычно природа («Осенний ветер гонит лист и ствол
качает. / Не полегчало коль еще, то полегчает. / Вот только птица пролетит и
ствол качнется, / И полегчает наконец, душа очнется. / Душа очнется наконец, и
боль отступит. / И станет слышен вещий глас в древесном хрусте /Ив шевелении
листвы. Под этой сенью / Не на погибель все дано, а во спасенье»), а также
самые разные голоса жизни («Точно свет на маяке / Чей-то голос вдалеке. /
Чей-то слабый голосок, / Как под ветром колосок. / Сквозь белесый полумрак / Я
иду за шагом шаг, / Я иду, и не дышу, / И на голос тот спешу. / Отгорели все
лучи. / Тихий голос, ты звучи. / В этом мире без лучей, / Дальний голос, чей
ты, чей? / Глас людской ли, пенье ль птах, / Пенье ль ветра в проводах»).
В роли идеалов для Миллер выступают голоса любимых поэтов, звуки музыки, образы
мирового искусства, а со временем все больше и религиозные учения (Мейстера
Экхарта и др.). Особенно нравственно и эстетически Миллер чутка к чужой боли, к
страданиям других людей, к современной социальной ситуации, пагубно влияющей на
человека. Прямых гражданских, публицистических откликов на социальную
действительность в лирике Миллер нет (они есть в ее прозе, в ее газетных и
журнальных заметках и статьях): поэтесса в стихах пишет только о том, как
характер времени отразился в ее переживаниях и размышлениях философского
порядка. Так, например, в стихотворении 1982 запечатлен скрытый, неозвученный
драматизм времен брежневского застоя, его глухая тишина: «А на экране, на
экране / И жизнь, и смерть; и слез, и брани / Поток; и лес воздетых рук, / Но
нету звука. Дайте звук. / О, неисправная система: / Беззвучно губят, любят
немо. / Как в неозвученном кино, / Стучу в оглохшее окно, / Зову кого-то и за
плечи / Трясу, не ведая, что речи, / Что дара речи лишена, / И вместо зова —
тишина». В своей лирике Миллер реалистически запечатлевает свои личные и
интимные переживания, а также гражданские чувства, вызванные как современными
общественными событиями, так и размышлениями об исторических событиях прошлого.
Лирика Миллер медитативна по своему характеру, в ней чувства и переживания
органически связаны с размышлениями и уравновешены в динамической, внутренне
подвижной гармонии; поэтесса, как правило, не исповедуется в своих чувствах и
переживаниях, а стремится философски их осмыслить, понять их ритм, неизбежность
смены страданий и отчаяний надеждами и упованиями на лучшее, счастья —
несчастиями, любви — ее охлаждением и даже утратой, трагических событий —
ожиданием лучших времен. Философический характер имеют размышления Миллер (в
стихах и эссе) о назначении поэзии (и искусства) в целом и своей лирики в
частности. В стихотворении 1983, имеющем программный характер, она писала:
«Будто я Шехерезада, / И слагать стихи мне надо, / Потому что лишь слова / Мне
дают на жизнь права. / Я о слове так радею, / Будто, если оскудею, / Замолчу,
теряя нить, / Повелят меня казнить». Стихи пишутся для того, чтобы самому поэту
выжить в тяжелейших условиях, нравственно и духовно не сломиться, сохранить и
умножить свою жизнетворческую энергию и вместе с тем помочь своим поэтическим
словом врачевать души других людей, помочь им выжить, а любимому — даже
спастись от смерти. Представив себя Эвридикой в роли Орфея, она говорит
любимому: «Я верю в чудо, верю в чудо: / Я уведу тебя оттуда, /Из царства
мертвых. На краю / Всего земного запою. / И песнь моя нездешней силы / Тебя
поднимет из могилы. / Владыке Тартара клянусь, / Что на тебя не оглянусь. / На
всем пути из мрака к свету / Не оглянусь, верна обету. / Иди за мной, иди за
мной. / И на поверхности земной / Не удержу тебя ни словом, / Ни взглядом. К
горизонтам новым / Пойдешь, забудешь голос мой,— / Мне б только знать, что ты
живой».
Религиозные взгляды Миллер не связаны с какой-то определенной конфессией, ее
представление о Боге связано с чувством вечности, с созерцанием Его (а не
действенным устремлением к Нему) как идеального, светлого духовного начала.
Бог, по ее мнению, высказанному в стих. «Пена дней, житейский мусор...»,
сотворил «не мир, а лишь сырец, / Чтоб, томим духовной жаждой, / Мир творил
земной творец», то есть творческий человек, созерцающий Бога как идеал.
Г.С.Померанец, высоко оценивающий творчество Миллер в целом, особенно ее прозу,
но неадекватно воспринявший это ее стихотворение, попытался оспорить мнение
поэтессы как ересь в статье «Молитвы художника» (См.: Померанец Г. Страстная
односторонность и беспристрастие духа. М.; СПб., 1998. С.96-100).
Проза Миллер имеет в основном автобиографический характер,
литературно-критические статьи, эссе и заметки посвящены главным образом
любимым поэтам (Мандельштаму, Г.Иванову, Набокову, Пастернаку, А.Тарковскому,
рано погибшему молодому поэту Илье Тюрину и др.), раскрытию собственных
эстетических взглядов и духовно-религиозных идеалов.
Соч.:
Стихи и проза / предисл. Г.С.Померанца, 3.А.Миркиной. М., 1991;
Между облаком и ямой. М., 1999.
Лит.:
Кузовлева Т. Зонт, танцующий на краю бездны: [рец. на кн: «Заметки, записи,
штрихи»] // Литературная газета. 1997. 29 окт.;
Бек Т. Отважная весть: [рец. на кн: «Между облаком и ямой»] // Литературная
газета. 2000. 2-8 февр. С.10;
Галина М. Из книжных лавок // Арион. 2000. №2;
Чайковская В. Все неверно (М.Галина. Из книжных лавок) // Арион. 2000. №2) //
Знамя. 2000. №11.
М.Ф.Пьяных
Оглавление | Все источники