Айтматов Чингиз Торекулович [12.12.1928-10.06.2008]
Айтматов Чингиз Торекулович
[12.12.1928, аул Шекер Кировского р-на Киргизской ССР — 10.06.2008]
— прозаик, критик, публицист.
Айтматову принадлежат также пьеса (в соавторстве), киносценарии, переводы (с русского на киргизский и с киргизского на русский); пишет на киргизском и русском языке.
В 1937 в результате репрессий Айтматов лишился отца, партийного работника, слушателя Института красной профессуры, а также и многих других родственников; большую роль в его формировании сыграли мать, учительница, и бабушка — знаток фольклора, киргизского и казахского. С 10 лет Айтматов познал труд земледельца. В годы Великой Отечественной войны, хорошо зная русский язык, подростком исполнял обязанности секретаря сельсовета, налогового агента, учетчика комбайнового агрегата и т.д. Айтматов принадлежит к поколению, «не успевшему» на войну, но тяжкий опыт жизни народа в тылу впоследствии отразится в ряде его произведений — изнурительный труд женщин, голодный блеск ребячьих глаз, страшные листки похоронок.
На рубеже 1940-50-х Айтматов учится в зооветеринарном техникуме, затем — в Киргизском сельскохозяйственном институте, по окончании которого (1953) 3 года работает зоотехником. В студенческие годы активно сотрудничает в газетах и журналах республики, позднее несколько лет проработает собкором «Правды» в Киргизии, будет возглавлять журнал «Литературный Киргизстан». Начало писательского пути Айтматова — рассказ «Газетчик Дзюй-до» (1952). К середине 1950-х он уже известен в республике не только как автор актуальных публицистических выступлений, но и как талантливый, своеобразный новеллист: «Ашим» (1953), «Белый дождь» (1954), «Соперники» (1956), «Трудная переправа» (1956) и др. Повесть «Лицом к лицу» (1957) стала в советской многонациональной литературе о войне одной из первых попыток нетрадиционного подхода к теме: Айтматов рассказал не о герое-победителе, но о человеке, сломленном войной, ставшем дезертиром и преступившем ту нравственную черту, за которой возможно только окончательное падение (почти через два десятилетия к аналогичной коллизии обратится В.Распутин в повести «Живи и помни»). На рубеже 1980-90-х Айтматов вернулся к своему замыслу и создал второй вариант повести, связав два трагических сюжета советской эпохи — войну и коллективизацию. Именно тогда, в годы коллективизации, душа героя претерпела тот непоправимый нравственный урон, от которого она уже не сумела воспрянуть.
В 1958 Айтматов заканчивает высшие курсы при Литературном институте им. М.Горького в Москве. В этом же году появляется повесть «Джамиля», которая приносит автору известность и за рубежом. Это история юной киргизской женщины, идущей навстречу любви наперекор вековым обычаям, а также повествование о красоте мира, о рождении художника. «Джамиля» была переведена на ряд европейских языках. Луи Арагон даже назвал ее самой прекрасной, после «Ромео и Джульетты», повестью о любви.
Айтматов всегда с гордостью говорил о том, что как писатель он «родом из шестидесятых», что за это он навсегда благодарен судьбе. Знаменитые «Повести гор и степей» Айтматов — «Верблюжий глаз» и «Тополек мой в красной косынке» (обе — 1961), «Первый учитель» и «Материнское поле» (обе — 1963), «Прощай, Гюльсары!» (1966), «Ранние журавли» (1975) были страстными то обличающими, то исполненными самой светлой веры и надежды повествованиями о подлинной человечности.
Официальное признание и читательский интерес к творчеству Айтматова увеличивался с каждой новой книгой, и после выхода сборника «Повести гор и степей» (первоначально в него входили всего 3 произведения) Айтматов становится одним из самых молодых лауреатов Ленинской премии (1963), затем трижды удостаивается Государственных премий (1968, 1977, 1983). В 1978 к титулу народного писателя Киргизской ССР присоединяется звание Героя Социалистического Труда. Айтматов работает в ЦК КП республики, Верховном совете СССР нескольких созывов, секретарствует в СП и Союзе кинематографистов СССР. С энтузиазмом встретив «перестройку» (несмотря на ее парадоксы — «Парадоксы перестройки» назвал Айтматов одну из статей, опубликованных летом 1990), он входит в Президентский совет, с 1988 возглавляет один из самых престижных журналов — «Иностранная литература», становится инициатором и организатором «Иссыккульского форума» — неформального миротворческого движения интеллектуалов различных стран. По замыслу Айтматов, это не симпозиум, не конгресс, не клуб, не международное совещание, а шерне (кирг.) — продолжение киргизской национальной традиции своеобразных философских бесед умудренных жизнью уважаемых людей, старейшин, о самом главном, на чем должен держаться мир. Осенью 1990 Айтматов отправляется послом в Люксембург. «Становлюсь дипломатом» — так было озаглавлено интервью, данное им в те дни «Литературной газете» (1990. 7 нояб.). Но уже 6 марта 1994 в интервью газете «Невское время» Айтматов подчеркивает, что отошел от политики во имя литературы: «Общечеловеческие ценности остаются незыблемыми, донести их до людей — моя задача». Впрочем, позднее А. вновь возвращается к идее возможности соединения литературной и государственной деятельности, приняв назначение послом республики Кыргызстан в Бельгии.
Творчество Айтматов во многом уникально; острота нравственной, философской, социальной проблематики сочетаются у него с поэтикой, наследующей традиции Востока и Запада, русского психологизма и латиноамериканской «мифологической школы», а также многовековой опыт киргизского и казахского устного народно-поэтического творчества. Высокая трагедийность и вдохновенный лиризм образуют неповторимую эмоциональную атмосферу его книг. Возрастающая масштабность мышления Айтматова — философского и футурологического — расширяет художественное время и пространство его произведений. Все сильнее ощущается в них связь каждой отдельной личности с жизнью всеобщей, а судеб человечества — с мирозданием. Все это уводит писателя от ставших тесными рамок повести к сложным структурам многопланового романа.
Изменяется и характер фольклоризма Айтматов Включение элементов устного народнопоэтического творчества всегда придавало произведениям писателя особый национальный колорит, особую «живописность» и эмоциональную выразительность. Но ни «Плач белой верблюдицы» в «Прощай, Гюльсары!», ни тени героев знаменитого киргизского эпоса «Манас» за плечами «ранних журавлей» — мальчишек военных лет из одноименной повести — еще не играли в худож. системе ранней прозы Айтматов решающую роль. Всепроникающая магия айтматовского мифа уже предчувствовалась в диалоге Матери-земли и Матери Человеческой — Толгонай («Материнское поле»). Эта магия нарастала и укрупнялась в «Белом пароходе» («После сказки», 1970), в истории рода легендарной Матери-оленихи. Особое значение мифа приоткрылось в повести «Пегий пес, бегущий краем моря» (1977), где «слились, как море и небо у черты горизонта, специфика нивхских легенд и реалий повседневности, а в роковом Великом Тумане растаяли, растворились временные границы действия. Только Природа и Люди, Человек и Океан, только быстротечность и одновременно бесконечность жизни, где может быть один-единственный закон — нравственный».
Новый этап творчества Айтматов открывается романом «И дольше века длится день» (второе название — «Буранный полустанок», 1980). В 1990 опубликовано дополнение — «Повесть к роману» — «Белое облако Чингисхана», где судьба одного из самых трагических героев — учителя Абуталипа — развивается в соотнесенности с древней легендой. В 1986 появляется «Плаха» — «роман-крик» об опасности восхождения на плаху всего человечества.
В первом романе Айтматов, от начала и до конца посвященном жгучим современным проблемам (ими живут люди маленького полустанка Боранлы-Буранный, как и вся большая страна), возникает тема легендарного прошлого, образ страшной казни с помощью обруча из верблюжьей кожи — шири (кирг.). Самый первый вариант названия роману дал именно этот образ — «Обруч». Шири палачи надевали на голову пленника, кожа засыхала, и человек от невыносимой боли терял способность мыслить, хранить память. Он становился манкуртом — «чучелом прежнего человека». Он даже мог убить свою мать... Возникнув в мифологическую эпоху, древняя легенда откликнется в романе темой совр. манкуртизма, поразившего многих героев, начиная от рядовых обывателей и кончая главами государств. Чтобы показать, как именно это происходит, Айтматов рассказывает не только историю разрушенной святыни — древнего кладбища Ана-Беит, он обращается и к будущему — к теме контакта с внеземной цивилизацией. Кроме современного и легендарного, в романе появляется третий сюжет — научно-фантастический — наиболее спорный, не принятый многими читателями и критиками, о чем свидетельствуют обширные материалы из периодики тех лет.
Специфика айтматовской романной формы — в соединении на первый взгляд несоединимого. С одной стороны, современный сюжет произведения раскрывается в лучших традициях жизнеподобного реализма в его национальном выражении (почти единогласной была оценка образа Едигея как одной из самых больших удач романа). Что же касается будущего, то здесь Айтматов приводил в действие иной художественный механизм — жанр притчи, когда полностью может исключаться «обстановочность», действующие лица не наделяются разработанными характерами и т.д. Автор как бы предлагает читателю свои условия игры — возможность собственного моделирования деталей в «предлагаемых обстоятельствах». Главное здесь для Айтматова — мораль притчи, ее категорический нравственный императив.
Подобное художественное решение Айтматов вызовет еще более бурную дискуссию, когда в «Плахе» (1986) Айтматов противопоставит бурям современности не традиционного для советской литературы пожилого мудрого «человека трудолюбивой души», а искреннего, честного, ищущего, но слабого, беззащитного в своей инфантильности представителя совр. молодежи Авдия Каллистратова. Утверждая взаимосвязь времен, идею преемственности самых высоких нравственных идеалов человечества, Айтматов предлагает на этот раз сопряжение сюжета конца XX столетия с сюжетом библейским. Несмотря на попытки ряда критиков упрекнуть Айтматов за обращение к «чужому для него материалу», которым он вдобавок «не владеет», сам по себе интерес писателя к идеям и образам христианства не случаен. Об этом говорит и опубликованный в 1988 отрывок из нового романа «Богоматерь в снегах». Но вновь самую высокую оценку читателей и критики получила современная линия «Плахи» — экологическая, впрочем, тоже насквозь проникнутая поэтикой мифа (в романе рисуется удивительная судьба волчьей семьи, а волк — традиционная для ряда мифов фигура), была «положительно отмечена» острота социальной проблематики романа (уже угрожающий самой идее человеческого бытия бюрократизм, браконьерство, наркомания), а библейские сцены романа вызвали резкие упреки, в т.ч. особо убийственное противопоставление М.Булгакову. Как правило, критикой не принимался во внимание даже тот факт, что библейские образы в романе «представляет» не автор, а его герой — недоучившийся семинарист.
Еще большее недоумение вызвал у критики роман Айтматова «Тавро Кассандры» (1994), в котором на смену ядерному апокалипсису урочища Ана-Беит и апокалипсису экологическому — Моюнкумской саванны — на этот раз приходит апокалипсис «генетический». Отказавшийся вернуться с орбиты русский ученый-космонавт открывает лучи, позволяющие выявить нежелание человеческих зародышей увидеть свет, чтобы не участвовать в дальнейшей мистерии Мирового зла. Еще один роман-крик, роман-предостережение. Футурологические прогнозы Айтматов становятся все более трагическими. Но Айтматов следует своему credo, сформулированному еще в начале 1970-х: «Литература должна самоотверженно нести свой крест, вторгаться в сложности жизни с тем, чтобы человек знал, любил, тревожился за все доброе, лучшее, достойное в себе, в людях, в обществе» (Автобиография). К 1990-м Айтматов становится, по данным ЮНЕСКО, одним из наиболее печатаемых писателей на земном шаре.
Соч.:
СС: в 3 т. М., 1982-84;
Восхождение на Фудзияму / в соавт. с К.Мухамеджановым // Мухамеджанов К. Дар доброты: пьесы. М., 1986;
Статьи. Выступления. Диалоги. Интервью. М., 1988;
Буранный полустанок. Плаха: романы. М., 1989;
Тавро Кассандры: роман // Знамя. 1994. № 12.
Лит.:
Воронов В.И. Чингиз Айтматов. Очерк творчества. М., 1976;
Мирза-Ахмедова П. Национальная эпическая традиция в творчестве Чингиза Айтматова. Ташкент, 1980;
Исенов А. Психологизм современной прозы: на материале творчества Чингиза Айтматова. Алма-Ата, 1985;
Рыскулова Ж. Восприятие творчества Чингиза Айтматова в англоязычных странах. Фрунзе, 1987;
Базаров Г. Прикосновение к личности: Штрихи к портрету и образу Чингиза Айтматова. Фрунзе, 1988;
Гачев Г.Д. Чингиз Айтматов: В свете мировой культуры. Фрунзе, 1989.
С.Ф.Бикбулатова
Оглавление | Все источники