Холин Игорь Сергеевич [11.01.1920-15.06.1999]
Холин Игорь Сергеевич
[11.1.1920, Москва — 15.6.1999, Москва]
— поэт, прозаик.
Отец — офицер царской армии, во время Гражданской войны воевал за красных, умер от тифа в 1920. Мать — белошвейка, была не в силах прокормить семью из четырех детей, отчего Холин с малых лет скитается по детским домам разных городов, беспризорничает, затем его берут воспитанником в армию, в училище «красных старшин» в Харькове. Иного образования Холин не получил. Уйдя в 1937 из армии, начинает самостоятельную трудовую жизнь. С 1940 по 1946 — опять воинская служба, участие в Великой Отечественной войне, которую прошел от начала до конца, дважды был ранен, отмечен боевыми наградами. После демобилизации в звании капитана живет в Москве, работает пожарным, официантом, в течение 2 лет отбывает срок заключения в лагере, где и начинает писать стихи.
В 1949 сближается с художником и поэтом Е.Л.Кропивницким, жившим в Подмосковье, вместе с Г.Сапгиром становится его учеником и последователем. С конца 1950-х Холин — заметная фигура в объединении художников и поэтов, собиравшихся в Лианозово, тогдашнем пригороде Москвы, в доме Оскара Рабина, зятя Е.Л.Кропивницкого. «Анде-граундное» искусство лианозовцев противостояло официальному, и сам Холин долгие годы был непечатаемым поэтом. Широкому читателю он был известен как автор детских стихотворных книг (их вышло более 20 в 1950-70-е). Первые малообъемные книги «взрослых» стихов Холина выходят в Париже и Москве только в 1989. Отдельные публикации за рубежом в 1960-70-е поставили Холин в оппозицию поэтическому истеблишменту, в частности, стихотворцам-фронтовикам, героический и государственный пафос которых ему был совершенно чужд. Война представлена в стихах Холина не победным триумфом, даже не трагедийно-героическим актом во имя общей цели, а погружением «обезумевших людей» на дно Ада, гротескными плясками смерти. «Серые шинели» — лишь материал войны, от них не останется ничего, кроме ужасающего следа: «Ни звезды / Ни креста / Ни черта / Волосы / Вместо травы / Торчат / Из земли / На братской могиле». «Барачную» тему с использованием принципов поэтики обэриутов Холин почерпнул у Е.Кропивницкого, но сделал ее полностью своей, полемически заострив изображение послевоенной жизни низов под социальным углом зрения. «Мы всегда исходим из реальности»,— утверждал Холин, отграничивая себя и Г.Сапгира от «большей части советских поэтов, выдающих себя за реалистов» (Вопросы литературы. 1991. №3. С.35). В цикле «Жители барака» (начало и середина 1950-х) выделены мрачные стороны быта окраин большого города, убогое, отупляющее, бескультурное существование их обитателей. Барачная скученность, грязь, нищета — в лаконичных сценках жизни Холина толкуются как социальный абсурд. Его составляющие — повальное пьянство, хулиганство, воровство. «Пивная как кабак. / Ругаются матом, / Курят табак, / Дышат спиртным перегаром. / Пей, / Деньги достались даром, / Загнал шины / С машины. / Пропивается кирпич, / Доски, / Выявляются тезки, / Наживаются миокардиты, / Размножаются бандиты». Так же унылы, грубы, обезличены, уродливо функциональны семейные, интимные отношения жителей бараков, воспроизведенные в цикле «Лирика без лирики» в духе рассказов М.Зощенко об обывателях: «Счетовод Никита / Ходит к Ниночке открыто, / А его жену тайком / Навещает управдом». «Кто он — зверь, человек?» — спрашивает автор об одном своем безымянном персонаже. В ряде описательных и портретных стихотворений ощутимо влияние лирических сатир Саши Черного.
Исследователи барачной поэзии Холина (В.Г.Кулаков и др.) отмечают подчеркнутую безэмоциональность стихового высказывания, бесстрастную регистрационность, протокольность манеры изложения трагедийных «случаев» и комедийных курьезов, происходящих в жизни его героев. Оригинальна форма холинских стихов: минимализм изобразительных средств, особенно синтаксических, когда одно слово стремится заместить собою весь стих, голое словесное перечисление, отказ от пунктуации. «Особое значение приобретают паузы — они придают дополнительный вес слову, концентрируют в нем информацию <...> В дело идут самые экзотические для поэзии лексические ряды, и им предоставляется право говорить самим за себя <...> Это уже не прямое авторское слово, это слово чужое, цитатное» (Кулаков В. Лианозово... С.12,13).
В цикле «Космические» сходные принципы поэтики применяются к жанру стихотворной антиутопии; здесь пародийно обыграны достижения НТР, кибернетики, космонавтики, высмеяна возможная роботизация человечества, уничтожающего самое себя: «Вот плод идей / Миллионов людей». Наряду с «конкретистским» стихом у Холина имеются опыты концептуализма — мини- и видеопоэзии, когда стихотворение предстает в виде текста уличного объявления («Заводу требуются...» и далее идет перечень профессий), справки, записи домашнего адреса, указателя на «Пункт / Сдачи / Крови / Кала / Мочи», обозначения входа в туалет, состоящего из двух букв укрупненного шрифта (М Ж) и даже в виде 4-строчного многоточия (цикл «Поп или конкрет стихи»). «Мысль изреченная» в такого рода текстах вообще не нужна. Зато лирическое «я», близкое автору даже анкетно, возрождается в философических стихах, где неприкрыто декларирует свои мысли и чувства: поэт «торжествует», «протестует», «терпит», «плачет», «скорбит» и т.п. Происходит возвращение Холина к традиционным, вечным темам лирики — красоты, любви, патриотизма, смысла бытия человека, соотнесенного с высшим предназначением, ставится мировоззренческая задача познать мир в его добре и зле. На полном дыхании звучит тема поэтического долга. Таков один из ярчайших манифестов русской гражданской лирики XX в.: «В тяжелое время / Как некое зло / Поэзии бремя / На плечи легло / Несу свою ношу / Бреду / Как в бреду / Но ношу не брошу / Не упаду». Тем не менее и в стихах 1960-70-х у Холина немало сатирических мотивов («Пошлость беспредельно торжествует») и парадоксов, вроде этого: «Чем ниже опускаюсь я / Тем ближе к Богу». Происходит также «перерождение автора-наблюдателя в автора-персонажа» (Айзенберг М.— С.101). Появляется уникальный цикл «Холин», который автор, однако, предлагает «понимать как шутку», эксперимент, подчеркивая: «Я не являюсь героем своих стихов» (Сегодня. 1995. 28 сент.). Неслучайно своими учителями («Тредьяковский / Державин / Хлебников») Холин называет поэтов-экспериментаторов. С Хлебниковым его связывает острый интерес к зауми, поэтические упражнения с корнями и звуковыми оболочками слов («Элды / Белды / Болды / Взголды / Волды / Велды / Голды / Хелды»). Как и Хлебников, Холин считал себя миссионером, пытался выстроить свою поэтическую вселенную: «Я участвовал / В кампании / По строительству / Мироздания». В программной поэме «Умер земной шар» налицо стремление гармонизировать мир в целом, укрупнив свое «я» до общечеловеческих, даже вселенских размеров, уподобив себя Богу как «началу всех начал». В то же время Холин одергивал себя, впадавшего в космическое язычество и пантеизм: «Когда я забываю о Боге / Я / Поклоняюсь / Самому себе». Холину принадлежит поэма «Бог», им написаны стихи, напоминающие молитвы: «Свет / Свет / Свет / Свет / Свет / Свет / Свят». В поэмах (не все из них опубликованы) повествовательный стих Холина тяготеет к верлибру, они разные по степени художественности, но полная аналитическая оценка этих произведений — дело будущего.
В середине 1970-х Холин переходит к прозе, которая известна меньше, т.к. опубликована далеко не вся. По характеристике автора, «проза эта, как и мои стихи, гротескная, сатирическая» (Вопросы литературы. 1991. №3. С.36). Роман «Кошки-мышки» распространялся в самиздате, небольшой отрывок из него был опубликован за границей. «Избранная проза» Холина вышла только в 2000, после смерти автора, как и «Избранное. Стихи и поэмы» (1999). В последнюю книгу не вошли поздние (после 1991) стихи; в ней представлен только «классический» Холин. Первое посмертное издание прозы Холина открывает абсурдистская повесть «Памятник печке» (1971), где Пушкин, сошедший с пьедестала на площади его имени, оказывается ненужным, лишним в неуютной империи соцлагеря, который «век свой доживает». Рассказы-миниатюры Холина, составляющие основной корпус сборника, к сожалению, не датированы. Их несколько сотен, сюжеты некоторых соприкасаются и с новым временем. В целом же это исторический срез столетий, начиная с эпохи раннего христианства («Иерусалимские пересказы»).
Мир философской прозы Холина, основанной на поэтике анекдота, байки, притчи, апокрифа, такой же богатый и многоцветный, как и мир его лирики и стихотворной сатиры. Он нуждается хотя бы в первоначальном осмыслении, коего еще не было. Легче всего прочитывается историко-лит. значение небольшого цикла «Солдатские байки», являющегося весомым дополнением к фронтовой лирической повести 1960-70-х, своего рода ее прит-чевым конспектом. Объемный цикл рассказов-анекдотов «Кремлевские штучки» — искрометное сатирическое завершение «сталинского периода» творчества Холина, периода, начатого некогда поэмой «Новое имя вождя». Проза Холина не отделена строго от его стихотворчества. В разделе «Настроения» есть немало лаконичных тестов, ритмически организованных и даже рифмованных. «Мир и Я. / Остальное — пустые слова». Или: «Россияне — почему не марсиане?» В рассказе «Встреча» — два безымянных героя, «два человека». Один, нагруженный продуктами и «барахлишком», направляется «в третье тысячелетье». «Думаешь, они нам хорошую жизнь приготовили?» Другой, «который налегке», держит путь в XIX век — «к деду с бабкой, они у меня недалеко от Житомира имеют собственный хутор». Свою поэзию, свой выбор автор не определяет и читателю не подсказывает. Но со своим веком прощается: «До свиданья, голодное, холодное, обшарпанное, неумытое двадцатое столетие!»
Соч.:
Стихотворения с посвящениями / послесл. Г.Маневича. Париж, 1989;
Жители барака. М., 1989;
Лирика без лирики. Париж; М.; Нью-Йорк, 1995;
Избранное. Стихи и поэмы. М., 1999;
Избранная проза. М., 2000.
Лит.:
Кулаков В. Лианозово: История одной поэтической группы // Вопросы литературы. 1991. №3;
Интервью с И.С.Холиным // Там же;
Айзенберг М. Некоторые другие... // Театр. 1991. №4;
Кулаков В. Барачная поэзия Игоря Холина как классический эпос новой литературы // Новое литературное обозрение. 1993. №5;
Некрасов В. Обязанность знать // Там же;
Игорь Холин: между прочим, у меня был и сталинский период / интервью Рассказовой Т. // Сегодня. 1995. 28 сент.;
Федякин С. «Время всходит над нами... как ночь» // Независимая газета. 1995. 16 дек.;
Блиндяев А. Мир как опечатка и похороны за счет завода. Трое из «Третьей волны» // Книжное обозрение. 1996. №24. 11 июня;
Воробьев В. Друг Земного Шара // Зеркало: литератрно-художественный журнал. Тель-Авив. №17,18 (140);
Сапгир Г. Идущий к нам Холин // Игорь Холин. Избранное. Стихи и поэмы. М., 1999;
Колымагин Б. Пока дышу, пока пишу // Литературная газета. 1999. №45;
Смирнов А. Опыт Холина // Новый мир. 2000. №4;
Бек Т. Плутать вперед // Общая газета. 2000. №23;
Лимонов Э. Индус с караимом // Книга мертвых. СПб.: Лимбус-Пресс. 2000.
Ю.П.Иванов
Оглавление | Все источники