Кан Диана Елисеевна [10.05.1964]
Кан Диана Елисеевна
[10.5.1964, г. Термез Узбекской ССР]
— поэт.
Отец — этнический кореец, кадровый офицер Советской Армии. Мать — русская, с
казачьими корнями. В Термезе Кан окончила школу, в 1983 семья переехала в
Оренбург, тогда же Кан начала писать стихи.
В 1984-90 училась на факультете журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова, а затем
вернулась в Оренбург. Несколько лет работала в газете «Оренбургская неделя».
Первая книга стихов Кан «Високосная весна» вышла в Калуге в 1993.
В 1994 Кан принята в Союз Писателей России, в 1995 зачислена на Высшие
литературные курсы при Литературном институте им. А.М.Горького, в семинар
Ю.П.Кузнецова. Стихотворения Кан публикуются многими центральными («Москва»,
«Наш современник» и др.) и региональными периодическими изданиями России.
С 1997 Кан живет в г.Новокуйбышевске Самарской обл.
Как художник Кан — дитя двух культур. «Мои стихи — это довольно причудливый
сплав полярного — православия и мусульманства, Востока и Запада, любви и
смерти. Так и никак иначе сложилась судьба. Родилась я и выросла в православной
семье — в Средней Азии»,— писала Кан в предисловии к сборнику «Бактрийский
горизонт» (С.3). Вместе с тем «не строки, обнажающие темперамент поэтессы, дают
право говорить о ее зрелости, а те новые философско-православные интонации,
которые появились в ее второй книге и подняли ее поэзию на качественно новый
уровень,— подчеркнула критик М.Переяслова.— Вдоволь оттосковав по Востоку ("Я
выплакала свой Восток, / покорная судьбе, / всей тяжестью гремучих строк, /
поющих о тебе"), героиня Дианы Кан стала принимать жизнь такой, какой ее
даровал Создатель...» (Переяслова М.— С.8).
Первая книга Кан «Високосная весна» представляет драму любви, сотрясающей
внутренний мир поэтессы. Языковое многообразие, свобода поэтической речи,
мастерски живописуемые коллизии стали своего рода творческим обещанием автора.
Заметная цветаевская интонация подчеркивала острый драматизм стихотворного
сюжета: «Поутру с причитаньями снимут, / сложат руки на стылой груди, /
домотканую простынь накинут... / Стой поодаль! И не подходи. / Не гляди на меня
на такую. / От такой невелик тебе прок...» («Поутру с причитаньями снимут...»,
1993). В «Високосной весне» у Кан достаточно вольное отношение к православному
распорядку, несмотря на, казалось бы, прямые поэтические заявления: «Тебя
хранит Аллах. / Меня хранит Христос. / Отсюда на губах / извечный привкус слез»
(«Тебя хранит Аллах...», 1993). Драма любви безоглядно отодвигает все другие
приоритеты на периферию жизни.
Вторая книга Кан «Согдиана» (1998), несмотря на заглавное среднеазиатское
обозначение всего корпуса стихотворений, содержит властный, идущий от
сердечного труда, православный и русский акцент. Миросозерцание автора
становится православным по существу, а не по букве: «Золотые отшвырнув оковы, /
по миру босое — Боже мой! — / русское заплаканное Слово, / ты идешь с поникшей
головой. / ...Бедами болезными твоими / Русь живет и крепнет, не шутя. / Ты у
Божьей Матери Марии / тайное любимое дитя» («Слово», 1998). Отношение Кан к
Русскому Слову, как к тайне и красоте, интонация, проникнутая убежденностью в
своей правоте, и наряду с этим отсутствие шумливой легковесности поэтической
речи — таковы черты художественного характера поэтессы. Русское и азиатское
начала нашли свое место в ее мирочувствии: Святая Русь — это дух и сердце, Азия
— это душа и плоть. Ключ к такому необычному родству — в понятии «империя».
Только в рамках имперского миросознания соседство и взаимопроникновение России
и Азии не покажется ложным: «О, Согдиана, родина моя! / Я руку протяну, а ты
отпрянешь / и острие дамасского копья, / обороняясь, в грудь мою направишь» («О
Согдиана, родина моя...», 1998); «Все чаще, неизбежней и шальней / ты снишься
мне, казацкая фуражка, / степное ржанье яицких коней, / имперский посвист
есаульской шашки. / ...Заплакать бы над Родиной навзрыд, / завыть сквозь
торжество хазарских луков... / Глядит с портрета — плакать не велит / мой
дед-казак Андрей Степаныч Струков» («Все чаще, неизбежней и шальней...», 1998).
Этническая «родина» у Кан пишется со строчной буквы, духовная «Родина» — с
прописной: именно так устроен ее художественный и нравственный космос.
В третьей книге «Бактрийский горизонт» (2000) продолжаются художественные и
духовные искания поэтессы. Она пишет в предисловии: «У археологов, работающих
на территории Средней Азии, есть образное выражение — "бактрийский горизонт",
означающее, что искать всегда надо глубже, чем искали до тебя... Мне думается,
что понятие "бактрийского горизонта" применимо не только к археологии, но — к
любой человеческой деятельности. Тем более к русской поэзии, которая вообще не
терпит поверхностности» (С.3). В стихотворении о чудотворной Табынской иконе
Божьей Матери, которую взяли с собой в изгнание казаки атамана Дутова, картина
скорбного ухода на чужбину русского воинства, потерпевшего поражение на своей
земле, кажется написанной с натуры — столь отчетлив словесный рисунок автора:
«Табынская икона Божьей Матери, / дожди хлестали Твой пресвет-лый лик... /
Вилась дорога поминальной скатертью, / вела за ледяной Карасарык. / Рубцом
легла передовая линия / последней бранной воле вопреки, / где как лампасы
яицкие синие, / китайские сияют ледники...» («Табынская икона Божьей
Матери...», 1999). Совершенно иная, мягкая, тихая речь в почти домашнем стих.
«Власьев день...» (2000): «Власьев день. / Вкушай, Буренушка, / хлеб с
крещенскою водой... / Пей родимую до донышка. / Слаще нет ее, родной! / Пуаь
сметаною не доишься / ты, кормилица семьи, / за грехи людские молишься, / злак
вкушаешь от земли».
Интонационная широта поэтического голоса Кан включает в себя и стихи обостренно
гражданского звучания, и исторические реминисценции, и любовную лирику, и
сатирический жест, а также фольклорную осеннюю песню, фонетика которой наглядно
демонстрирует как сладость русской речи, так и любовное, почти материнское
отношение к ней поэтессы: «Осень-несмеянушка ронит дробны слезыньки. /
Золотые-рдяные расплетает косыньки. / Светится опятами и горчит рябиною, /
исходя крылатою песней журавлиною» («Осень-несмеянушка...», 2003).
Четвертая книга стихотворений Кан «Подданная русских захолустий» (2003)
представила ее творчество как поэтическое явление всероссийского масштаба. В
этой книге голосовой и тематический спектр поэтессы представлен во всей своей
полноте. Реалии современного мира взвешиваются художником на весах правды,
красоты, совести. Поэтическая эмоция у Кан может быть и взрывной, и очень
сдержанной, что говорит о внутренней творческой устойчивости и
мировоззренческой определенности. Ее отрицание не должного отличается
страстностью, категоричностью: «Пусть меж Тигром и Ефратом / вечно соловьи
поют. / Нам с тобой туда не надо. / Мы с тобой сгодимся тут. / ...А когда слова
умолкнут, / воцарится вновь покой / меж Урал-рекой и Волгой, / меж Днепром и
Дон-рекой. / Потому что между речью / свыше Господом дана / православному
наречью / золотая тишина» («Знай, скрипи своим оралом...», 2002). Предельная
степень ос-корбленности родового чувства — источник гражданских мотивов в
поэзии Кан Вместе с тем православие, преображая родовое и осветляя его, не
позволяет темной мстительности не только взять верх, но и заявить о себе — и
потому даже гневные стихи Кан не теряют духовной прозрачности и речевой
гармонии.
В стихах Кан очень много биографического, а порой и житейского. Очевидна
насыщающая ее сердце грусть о несбыточном, которая сближает поэтический голос
Кан с образом певца, который догадывается о небесном происхождении своей поющей
и скорбной души,— в первую очередь с М.Ю.Лермонтовым. Отношения родового и
православного в поэзии Кан определяются во многом природными свойствами ее
поэтического голоса и проживаемой судьбой. Первый, родовой переворот в сознании
поэта связан с семьей: «Только сегодня, сейчас! — поняла: / самое женское в
мире занятие / хлебные крошки сметать со стола»; «...ни на минуточку не
забывать / в мире занятье не менее женское — / детские слезы в подол собирать».
Но и сама семья оказывается тем камнем, на котором установится православный
душевный строй, когда из глубины женско-материнско-го начала вымолвится:
«...Глажу, словно малых деток по головушкам, / грустным взором золотые
купола...»; «В кругу молчаливых монашек, / смирив горделивую грусть, / в букет
монастырских ромашек / лицом покаянно уткнусь». По словам В.Ганичева, имя Кан
«сегодня отражает состояние и уровень духовности нового литературного
поколения» (Российский писатель. 2002. №24. С.4). Кан — лауреат премий журнала
«Наш современник» (1998, 2000), Всероссийской литературной премии «Традиция»
(2002).
Соч.:
Високосная весна Калуга, 1993,
Согдиана Самара, 1998,
Бактрийский горизонт. Самара, 2000,
Подданная русских захолустий. Самара, 2003
Лит.:
Переяслова М. Ветер с Востока // День литературы 1998. №2. С.8;
Ардатов А. Я в мире легче ноши не хочу... // Самарские известия. 2002. №210. 13
окт. С.2,
Чванов М Всего мира Надежда и Утешение // Гостиный двор. Оренбург, 2003. №14.
С.184-186;
Лютый В. Поручение: Неотмирное в поэзии Дианы Кан // Подъем. 2004. №3
С.162-171.
В.Д.Лютый
Оглавление | Все источники