Елагин Иван [01.12.1918-08.02.1987]
Елагин Иван (настоящее имя Иван Венедиктович Матвеев; при рождении отец дал «будетлянское» имя Уотт-Зангвильд-Иоанн)
[1.12.1918, Владивосток - 8.2.1987, Питтсбург, США]
— поэт, журналист, переводчик. Семья Матвеевых оставила заметный след в истории русской культуры. Прадед Елагин, судовой лекарь, после службы на Тихом океане работал во Владивостоке модельщиком судостроительного завода; дед, Н.П.Матвеев (псевд.— Амурский), имел типографию и своеобразный салон — в его доме бывали писатели, художники, революционеры (Н.Асеев, Д.Бурлюк, братья Сибирцевы и др.); он стал журналистом, краеведом, вел большую просветительную и благотворительную деятельность, писал стихи и рассказы: сборники «Пародии и подражания» (1902), «Уссурийские рассказы» (1904). Н.П.Матвеев был редактором и издателем одной из первых владивостокских газ. («Приморская правда»), а также ж. «Природа и люди Дальнего Востока». Поэтесса Новелла Матвеева, двоюродная сестра Елагина, воссоздала в поэме «Вещи в доме» удивительную нравственную атмосферу этой «семьи художников».
В 1919, во время белого террора в Приморье, дед Елагина с женой и младшими детьми эмигрировал в Японию (умер там же в 1941). Отец Елагин — поэт-футурист В.Н.Матвеев (псевдоним Венедикт Март), опубликовавший в 1914-1922 ряд поэтических книжек, мать — фельдшер. Родители вскоре разошлись, Елагин остался с отцом.
В 1919 они уезжают на 5 лет в Харбин. Вернувшись, Елагин с отцом жили под Москвой (Томилино), но вскоре отец был арестован и отправлен в ссылку в Саратов. Малолетний Елагин попал к беспризорником. Ф.Панферов случайно опознал мальчика и помог ему добраться до отца. После окончания срока ссылки В.Март делает безуспешную попытку устроиться в Ленинграде с помощью своего крестного, бывшего народовольца И.Ювачева (с сыном его, Д.Хармсом, Елагин успевает подружиться), затем семья переезжает в Киев, где В. Март пытается продолжить работу, но в 1937 — новый арест и казнь (по разным источникам — 1937 или 1938). Были репрессированы и другие члены семьи Матвеевых.
Основными событиями киевской жизни Елагина становятся брак с молодой поэтессой Ольгой Анстей и начало литературной деятельности, которой очень способствует друг отца, украинский поэт М.Рыльский (первая публикация Елагина — перевод стихотворения М.Рыльского «Концерт» // Советская Украина. 1941. 28 янв.). В Киеве Елагин успел закончить три курса 2-го медицинского института.
Елагин увлекался многими поэтами Серебряного века (Блок, Цветаева, Пастернак, Маяковский и др.), особое место среди них занимала А.Ахматова (позднее он напишет: «Хотя я врозь с Россией, / Врозь со своей страной, / Но розы ледяные / Ахматовой — со мной»).
В авг. 1940 Елагин совершает поездку в Ленинград с тетрадкой стихов, чтобы получить напутствие в поэзию от Ахматовой. Ей было не до бесед — собирала вещи для арестованного сына и испугалась за последствия встречи для самого Елагина: «Это не принесет радости ни мне, ни Вам» («Ново-Басманная, 19». С.710). Об этом событии Елагин расскажет в поэме «Память» и стихотворении «Я никогда не верил...».
Во время войны Елагин с беременной женой оказался на оккупированной территории, затем среди «перемещенных лиц». Чехословакия, Польша, Германия... Первый ребенок, родившийся в 1943, умер.
В 1945 родилась дочь Елена, ставшая еще одним поэтом в семье Матвеевых: с 5 лет начала писать стихи. В очень трудных условиях Елагину удается издать в Германии свои первые книги стихов — «По дорогам оттуда» (1947) и «Ты, мое столетие» (1949). Именно в это время появляется псевдоним Елагин: «Западные демократии имели договоренность со Сталиным (о выдаче «перемещенных лиц».— Ред.), приходилось скрывать свое имя». Когда появилась возможность печататься, Елагин «посмотрел по сторонам и увидел литографию Елагина моста (в Петербурге.- Ред.)» (Интервью. 1980. С.62). Оба сборника Елагин послал в подарок И.А.Бунину и получил ответное письмо: «12 янв. 49 г. Дорогой поэт! Вы очень талантливы, часто радовался, читая Ваши книжечки, Вашей смелости, находчивости...» (Цит. по: Радуга. С. 131).
Все остальные основные книги Елагина выходят уже в США, куда он с семьей переезжает весной 1950 из Европы (дорога домой для него, сына «врага народа» и внука эмигранта, была закрыта).
В 1953 появляется нью-йоркское дополненное издание «По дорогам оттуда», в 1963 — «Отсветы ночные», в 1967 — «Косой полет», в 1973 — «Дракон на крыше», в 1982 — «В зале вселенной».
Дважды выходят составленные автором книги избранных произведений: «Под созвездием топора» (Франкфурт-на-Майне, 1976) и «Тяжелые звезды» (США: Анн-Арбор, 1986). Две последние книги Елагина вышли почти одновременно — «Тяжелые звезды», которую торопились опубликовать друзья Елагина, чтобы успеть порадовать умирающего поэта — в конце 1986, а «Курган», в которую включены отобранные еще самим Елагиным стихи о гибели людей в годы террора,— в самом начале 1987, вскоре после его смерти.
Перу Елагина принадлежит ряд поэм. Своеобразную автобиографическую трилогию составляют «Память» (в нее вошли — с нарушением хронологии — запомнившиеся ребенку и подростку сюжеты встреч с Н.Клюевым, Б.Пильняком, «обэриутами» и др.), «Беженская поэма» и «Нью-Йорк — Питсбург». В поэме «Звезды» (как и в ряде стих.) возникает образ отца — «поэта, седого и нищего», погибшего во время террора 1930-х. Написанная в разгар «холодной войны», «Поэма без названия», посвященная другу, поэту и художнику С.Бонгарту, повествует об истории города, в финале разрушаемого атомным взрывом. Это своеобразный фантастический жанр поэмы-предупреждения. В 1992 опубликована поэма «Дураки». Поэзия Елагина часто театрализована, подчеркнуто «сценична». Но к собственно драматургической форме он обращается только один раз — в 1949, создав изящный стихотворный водевиль в традициях французской комедиографии и с героями-французами — «Портрет мадемуазель Таржи». Всего один раз обращается Елагин и к жанру собственно рецензии, откликнувшись на сборник бывшего воина Белой гвардии И.Савина «Ладанка». Елагин не писал специальных историко-литературных работ и критических статей, но в ряде других материалов (выступления, беседы, воспоминания, а также сами стихи) содержатся очень интересные сведения о его взглядах на искусство, на проблемы перевода и т.д.
Первые американские издания Елагина, подобно немецким, создавались в сложной обстановке — пришлось для заработка перепробовать десяток профессий (в т.ч. мойщика полов в ресторане, рабочего на фабрике), прежде чем Елагин оказался сотрудником старейшей эмигрантской газете «Новое русское слово», где популярность ему принесли не фельетоны, а публикации стих.
В 1967 в беседе с Д.Граниным Елагин с юмором признавался, что поступил на курсы банковских служащих, т.к. «на стихи не прожить». В течение 17 лет с перерывами ему пришлось заканчивать Нью-Йоркский университет, после чего он получил докторскую степень за перевод главного эпического произведения американской поэзии XX в.— исторической поэмы Стефена В.Бене «Тело Джона Брауна» (Елагину принадлежит большое количество переводов американских поэтов). Это дало ему возможность стать преподавателем Мидлберийского колледжа и профессором Питсбургского университета. Ряд последних лет Елагин с большим вкусом и тактом вел в литературной программе «Голоса Америки» раздел «Книги и люди».
Советские читатели впервые начали знакомиться с Елагин по самиздату и спискам 1960-х: «С милицией, с прокуратурой / С правительством — я не в ладу, / Я в русскую литературу / Без их разрешенья войду. / Не в темном хлеву на соломе, / Не где-нибудь на чердаке. — / Как в отчем наследственном доме / Я в русском живу языке». По горькой иронии судьбы первые стихи Елагина пришли в Россию в переводах с немецкого и английского языка: «Я живу на расстоянье / От страны моей студеной. / Я живу на заиканье, / С языка переведенный. / В оригинале — откровенье, / А в переводе — подражанье, / В оригинале — вдохновенье, / А в переводе — прилежанье!». Стихи Елагина сразу «обратили на себя внимание отдельным, ни на кого не похожим голосом. Хрипловатый, надтреснутый, ироничный, при этом бесстрашно искренний... В них была та Родина, которую мы не знали, которая появляется от разлуки, от долгой тоски, от невозможности вернуться» (Гранин Д.— С.105). С этого времени стихи Елагина заняли прочное место в самиздате. Когда же в 1972 Елагину предложили печататься в советских изданиях «по культурным связям с зарубежьем», он резко отказался: «Если не подходит печатанье в нормальных литературных журналах вроде "Нового мира" и других, чистилищ мне не надо» (Журавина О.— С.109). В «Новый мир» Елагину суждено было прийти после его смерти: официальный «праздник» его поэзии наступил в 1988. К 70-летию Елагина начали появляться публикации в «Огоньке», «Литературной газете», «Неве», «Новом мире» и других изданиях.
Творческое наследие Елагин до сих пор полностью не известно в России и не изучено, хотя целый ряд интересных мыслей и наблюдений содержится в сопровождениях публикаций, написанных Е.Витковским и В.Синкевич. Они подчеркнули главное в поэзии Елагин — ее принадлежность к эпохе двух трагедий: террор и Вторая мировая война. Эта эпоха мучила и вдохновляла Елагина, сделала его творчество выражением судьбы поколения, живущего в одно из самых трудных времен русской истории. В.Синкевич подразделяет творчество Елагина на несколько основных частей: «Советская Россия: сталинский террор и отрыв от Родины; Вторая мировая война; Америка. Запад глазами русского поэта. И особая тема — призвание поэта».
Елагин — поэт «традиционный» (а не представитель русского авангарда, как считают некоторые критики), избегающий формального эксперимента со словом и образом, не допускающий их неточности или приблизительности, поэт истинно лирический, нередко использующий народную песенную стихию слова. В то же время он — истинный представитель искусства XX в., умеющий временами ввести (в случае особой необходимости) и экспрессивную метафоричность, и даже звукопись («Вот она, эпоха краха» и др.), любовной и пейзажной лирики у него мало (хотя есть интересная «урбанистическая» линия). Сам Елагин считал свои стихи «гражданской лирикой», «находящейся в традициях русской поэтической культуры». Он был убежден, что нельзя стать «мировым», не будучи «национальным» (Интервью. 1980. С. 63, 64, 67). До последнего вздоха он верил в свою неотделимость от русской поэзии: «Не была моя жизнь неудачей, / Хоть не шел я по красным коврам, / А шагал как шарманщик бродячий / По чужим незнакомым дворам. / Полетать мне по свету осколком, / Нагуляться мне по миру всласть / Перед тем, как на русскую полку / Мне когда-нибудь звездно упасть». И еще: «Пускай сегодня и не в счет, / Но завтра может статься, / Что и Россия зачерпнет / От моего богатства»; «Пойдут стихи мои, звеня, / По Невскому и Сретенке. / Вы повстречаете меня, / Читатели-наследники».
Елагин был благодарен «чужой стране», давшей ему возможность спокойно жить и работать после стольких лет опасностей и скитаний, но, хотя своей стране он «ни забыть, ни простить не смог», тоска по ней насквозь прошла через его поэзию: «Где-то Старого света оставленный край, / Дом. Каштан. Потемневшие стекла аптеки. / Сколько жизни моей там осталось навеки — / Если хочешь, попробуй, поди, подсчитай». Ностальгические мотивы пронизывают многие стихи о России: «В горячей и пыльной столице...», «Я помню чайку над заливом...», «История стихотворца», «Россия под зубовный скрежет...», «В тот год с товарных станций эшелоны...», «Уже ты подводишь итоги...», «Завещание», «Личное дело», «Семейный архив» и др. Не только в геометрии, но и в поэзии есть прием «доказательства от противного». Однажды, в аналогичной ситуации его использует М.Цветаева («Тоска по Родине. Давно разоблаченная морока...»). Та же боль и тоска у Елагин в стихотворении, не всегда верно понимаемом: «Мне не знакома горечь ностальгии, / Мне нравится чужая сторона. / Из всей давно оставленной России / Мне не хватает русского окна. / Оно мне вспоминается доныне, / Когда в душе становится темно — / Окно с большим крестом посередине / Вечернее горящее окно». Крест и вечерний свет — пронзительный образ, осенивший весь путь русского поэта-христианина Елагина, воплотивший глубинную суть его поэзии.
Соч.:
СС: в 2 т. / сост., подгот. текста и прим. Е.Витковского. М., 1998;
Стихи / вступ. статья Е.Витковского // Поэзия: альм. 1989. №54. С.124-128;
Память: поэма / вступ. статья Е.Витковского // Новобасманная, 19: сб. СПб., 1990. С.712-726;
Андреевская церковь: стихи // Радуга. Киев. 1990. №2. С.132-237;
Портрет мадемуазель Таржи: Комедия-шутка в 3-х картинах // Современная драматургия. 1990. №3. С.200-217;
Нет в мире ничего обыкновеннее: Последние стихи // Новый мир. 1990. №3. С.187-190;
Стихи разных лет / вступ. заметка В.Войкова // Подъем. Воронеж. 1990. №4. с.168-178;
Стихи // Русская философская поэзия /сост. А.Новиков. СПб., 1992. С.375-376;
Дураки: поэма // Лепта. 1992. №1. С.133-137.
Лит.:
Иванов Г. литература и жизнь: поэзия и поэты // Возрождение. 1950. Тетрадь №10;
Гуль Р. И.Елагин «По дороге оттуда» // Новый журнал. 1954. №36;
Иваск Ю. И.Елагин «Отсветы ночные» // Новый журнал. 1963. №74;
Ржевский Л. Строфы и «звоны» в современной русской поэзии // Новый журнал. 1974. №115;
Ржевский Л. О поэзии Ивана Елагина // Новый журнал. 1977. №126;
Гранин Д. Слово о поэте // Нева. 1988. №8;
Витковский Е. В зале вселенной, под созвездием топора // Радуга. Киев. 1980. №2;
Витковский Е. Фиалка без Монмартра // Современная драматургия. 1990. №3;
Синкевич В. Последние дни Ивана Елагина // Новый мир. 1990. №3;
Журавина О. «Я родился...» // Дальний Восток. 1990. №9;
Интервью. 1980 // Глэд Д. Беседы в изгнании. М., 1991. С.62-67;
Трубин А. «От русского слова, от русской культуры...» // Рубикон: альм. М., 1993.
К.Ф.Бикбулатова
Оглавление | Все источники