Гингер Александр Самсонович [__.__.1897-28.08.1965] {род.1897г.}
Гингер Александр Самсонович
[1897, Петербург — 28.8.1965, Париж]
— поэт.
Муж поэтессы А.С.Присмановой (с 1926).
Достоверных сведений о жизни до эмиграции не установлено. В Париже обосновался, видимо, в 1921. Один из членов учрежденной В.Я.Парнахом в Париже «Палаты Поэтов», участник ее первого вечера в кафе «Хамелеон» (7 авг. 1921); входил и в другие парижские литературно-художественные объединения 1920-х: «Через», «Гатарапак», «Кочевье», Союз молодых поэтов и писателей в Париже. Принадлежал к числу «звезд раннего периода» (Яновский В.С. Поля Елисейские. Книга памяти. Нью-Йорк, 1983. С.237) эмигрантской поэзии. Одно стихотворение Гингер («Ветер», 1922) было напечатано в СССР (Недра. М., 1924. Кн.3. С.132-133).
В издании «Палаты поэтов» вышла в свет первая книга стихов Гингер «Свора верных» (Париж, 1922). Составившие ее 17 стих, свидетельствуют об усвоении уроков акмеистической школы с ее витальным пафосом и — шире — символистской поэтической традиции, от которой, однако, автор дистанцируется, подвергая негативному перетолкованию семантико-стилевые приоритеты, характерные для мифопоэтики модернизма: «Мой Петербург, родны мне все трущобы / Твоей зловонной, гнилостной утробы — / Милей душе, чем сказки мудрецов» («Мой Петербург», 1913). Вторая книга стихов Гингер «Преданность» (Париж, 1925) уже свидетельствовала о полном обретении поэтом своей, резко необычной манеры самовыражения, которая, однако, многих озадачивала своим «юродством» — шокирующим сочетанием сарказма с шутовством, «крепкой, плавной и органической строки», «высокого тона» — с «чудачествами, оригинальничаньем, нарочитым косноязычием», «суконными, умышленными оборотами речи» (Терапиано Ю. Парижские молодые поэты // Своими путями. Прага. 1926. №12/13. С.45). Заключая, что Гингер «выразил лирически физиономию Смердякова», Б.Б.Сосинский (Б.С), однако, признавал: «Прозаизмы, вульгаризмы и словесные вывихи у него внутренне оправданы. Содержание и форма, неприемлемые, может быть, в отдельности, воспринимаются как нечто законченное и цельное в своем соответствии друг другу» (Там же. С.70). «Растрепанный, придурковатый», «отчаянный, но жадный стих», по автохарактеристике самого Гингер, был способен к отражению глубокого поэтического волнения, целостного мировидения, ощущения приятия жизни, передаваемого в одически-торжественной тональности: «Я пылаю беспрестанной страстью / К дару, к дару, к радостной земле» («Повесть» // Преданность. С.44,45). За нарочитым отвержением устоявшихся поэтических норм, за пристрастием Гингера к словесным «вывертам» и архаизмам таилось любовное отношение к фактуре русского языка, постижение его скрытых резервов и возможностей. «Русский язык был его страстью и заботой, едва ли не главным предметом его раздумий, размышлений и даже раздражений,— свидетельствует Г.В.Адамович.— Внимание к языку было у него неустанное, а чутье необыкновенно острое» (Об Александре Гингере // Мосты. 1966. №12. С.267).
В 1930-е Гингер выступал с единичными прозаическими (рассказ «Вечер на вокзале» // Числа. Париж, 1930. Кн.2/3) и экспериментальными опытами («Рассказ часового», имитация косноязычного сказа // Числа. Париж. 1933. Кн.9), издал третью книгу стихов «Жалоба и Торжество» (Париж, 1939), в которой его индивидуальный поэтический облик выступал окончательно сформировавшимся. Заключавшее книгу стихотворений «Сердце» (1937) — один из шедевров эмигрантской поэзии, признание «о великом, о тайном», осеняющем «безграничное поле любви»; по замечанию Н.Д.Татищева («Солнце и сердце. О стихах Александра Гингера»), с этого стих, «начинается новая музыка и новая устремленность к общей всечеловеческой религиозности» (Возрождение. Париж. 1965. № 168. С.116).
В кругу российских парижан Гингер производил «впечатление блаженного» (Берберова Н. Курсив мой. Автобиография. М., 1996. С.533), чудака, что, возможно, помогло ему, еврею, уцелеть в годы немецкой оккупации: будучи убежденным фаталистом, он остался в Париже, не скрывался, неоднократно чудом избегал ареста. Считал себя солнцепоклонником: «Отец мой, солнце, я с тобой сегодня / Лицом к лицу — / К тебе влекусь любовней и свободней, / Чем сын к отцу» (Памяти Е.А.Баратынского // Жалоба и Торжество. С. 8) — и буддистом; Г. Газданов передает в этой связи признания Г.: «Меня всегда привлекало это непрекращающееся пантеистическое движение, это понимание того, что ничто не важно и что важно все, этот синтез отрицания и утверждения, который дает нам единственную возможность гармонического видения мира. Собственно, не мира, а миров, которые возникают, исчезают, появляются вновь в преображенном виде, и время — это только бессильный свидетель их бесконечного смещения» (Памяти Александра Гингера // Новый журнал. 1966. Кн.82. С.128). Похоронен Гингер был по буддийскому обряду.
В послевоенные годы Гингер выпустил в свет четвертую книгу стихов «Весть» (Париж, 1957), состоявшую из 12 стихотворений 1939-55, и итоговый сборник «Сердце. Стихи. 1917-1964» (Париж, 1965), включавший избранные 36 стихотворений, в большинстве своем из ранее изданных книг, частично переработанные. В своеобразном риторико-молитвенном стиле Гингер, получившем новое развитие в «Вести», обнаруживались параллели как с поэзией русского авангарда (Ю.П.Трубецкой подмечал «какое-то тайное сродство с Хлебниковым, даже с Пастернаком» // Новый журнал. 1957. Кн.50. С.286), так и с поэзией мысли Баратынского (В.Р. [В.А.Рудинский] // Возрождение. 1957. №66. С.130-131) и с одической стилистикой XVIII в.: «Его традиция державинская и отчасти футуристическая. Именно поэтому в Париже его как-то чуждались, хотя и признавали <...> муза Гингера — громкая, важная (в значении не современном, а в том, которое важности придавалось в 18-м веке). Гингер — торжественно вещающий энтузиаст этой своей важной музы» (Ю. Иваск// Опыты. Нью-Йорк. 1957. Кн. 8. С. 135). Не созвучные основной тематико-стилевой и эмоциональной тональности эмигрантской поэзии, стихи Гингера в ряду творческих опытов его современников — русских парижан — стояли особняком; Н.Д.Татищев обнаруживал ближайшую аналогию им не в поэзии, а в живописи М.Шагала, своеобразного двойника Гингера: «Оба они воспринимают этот мир и нашу жизнь под солнцем как некую радостную и невинную игру <...>. Все в этом искусстве настолько оригинально, что вряд ли кто-нибудь решится ему подражать <...> оба с первых же шагов нашли себя, свой стиль, как играющие дети» (Возрождение. 1965. №168. С.114).
Лит.:
Бахрах А. По памяти, по записям: Литературные портреты. Париж, 1980. С.140-145;
Померанцев К. Сквозь смерть: Воспоминания. Лондон, 1986. С.53-60;
Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924-74). Париж; Нью-Йорк, 1987. С.227-231;
Чагин А. «Насквозь мужественный мир» А.Гингера // Евреи в культуре Русского зарубежья. Т.4. Иерусалим, 1995.
А.В.Лавров
Оглавление | Все источники