Гнедов Василий Иванович [18.03.1890-05.11.1978]
Гнедов Василиск (настоящие имя и отчество Василий Иванович)
[6(18).3.1890, слобода Маньково-Березовская Донецкого окр. Обл. Войска Донского — 5.11.1978, Херсон]
— поэт.
Сын царицынского мещанина, очевидно, побывавшего в пастухах (стих. 1966 с «портретами» родителей); мать — из зажиточной крестьянской семьи. В стихотворении, датированном 10 сент. 1973, Гнедов писал: «Прадед мой был повар крепостной / Бабка была стряпуха у помещика...» — но в автобиографии сказано про прадеда (другого?), имевшего около 10000 десятин земли (Собрание стихотворений. С.189,130). Отец и сестра писали стихи. После 4-классного училища Гнедов — в Ростовском среднетехническом училище (1906-11), техник-механик. Посещал музыкальное училище (1910-11).
С конца 1912 в Петербурге. Жил бедно, носил чужие сапоги. Примкнул к эгофутуристам, объединившимся вокруг И.В.Игнатьева после отказа от эгофутуризма И.Северянина, С.С.Грааль-Арельского и Г.В.Иванова. Печатался в 1913-14 и 1918-19: «Триолет» (газ. «Нижнегородец». 1913. 15 янв.) — подражание И.Северянину, в издательстве Игнатьева — книги «Гостинец сентиментам» (4 страницы) и «Смерть искусству» (8 страниц), стихи в альманахе «Дары Адонису», «Засахарекры», «Небокопы», «Развороченные черепа» (все — СПб., 1913), «Иммортели» (М., 1913), затем в сб. «Руконог» (М., 1914); «Поэма начала. (Белое)» — в издании: «Книга великих. Василиск Гнедов и Павел Широков» (СПб., 1914; 8 стр.). Позже — в 4-страничном «Временнике 4-м: Гнедов, Петников, Селегинский, Петровский, Хлебников» (М., 1918), «Газ. футуристов» от 15 марта 1918 и харьковском ж. «Пути творчества» (1919. №5): всего немногим более 40 стих., в т.ч. 14 однострочных.
Гнедов был, однако, ключевой фигурой «Ассоциации эгофутуризма» («Интуитивной ассоциации»), в изданиях которой в 1913 была объявлена его не вышедшая книга «Эго-футурналия». Выступления на поэтических вечерах, в артистическом кабаре «Бродячая собака» (здесь 30 нояб. 1913 он спас В.В.Маяковского, чуть не погибшего в потасовке) и т.д. принесли ему скандальную славу, вызвали многочисленные печатные отклики — все фельетонного характера, за исключением статьи Ф.Сологуба «Приземистые судят» (Театр и искусство. 1913. №7. С.163). «Приземистый» — кличка, данная всем противникам поэта-эгофутуриста в самом большом произведении Гнедов, поэме в двусложниковой метризованной прозе «Зигзаг прямой средьмирный: себе», датированной, вероятно, в целях мистификации, 1911 (ряд стихотворений 1913 Гнедов датировал 1915, 2549, 1999, 1980 и «38687 г. по Р.Х.»); образы Бездны, Голубящего Камня, противопоставляемые Вечному Ничто, среди основных в эгофутуристической концепции Гнедова. Он переделал в «Зигзаге прямом...» строку стих. Ф.И.Тютчева «Тени сизые смесились...» («Всё во мне, и я во всем!..»): «Все во Мне и Я Мое во Всем». Гнедов был в «ареопаге» подписавших «Грамоту интуитивной ассоциации» (1913), декларировавшей «непрестанное устремление каждого Эгоиста к достижению возможностей Будущего в Настоящем» и утверждавшей: «Божество — тень Человека в зеркале Вселенной. (Бог — Природа.) Природа — Гипноз» и т.д. (Собрание стихотворений. С. 125).
В 1914 К.И.Чуковский провозгласил конец эгофутуризма, заявив, что Гнедов — «переодетый Крученых», т.е. кубофутурист (Эгофутуристы и кубофутуристы // Литературно-художественный альманах издательства «Шиповник». СПб., 1914. Кн.22. С.120). После своей «Поэмы Конца» и самоубийства Игнатьева в янв. 1914 Гнедов, которого отличала установка на непрерывное обновление своего творческого облика, также считал эгофутуризм в какой-то мере исчерпанным, но никогда не причислял себя к «за-умникам» вроде А.Е.Крученых. Он стремился к неожиданным сочетаниям слов, их частей, к приданию выразительности буквам, но с целью новых смысловых ассоциаций, а не поглощения смысла звуком. В знаменитой книге однострочных «поэм» (по-французски «поэма» — стихотворение) «Смерть искусству», как автор писал Н.И.Харджиеву, «никаких выдуманных слов нет! Например, слово "бу-ба" — это любое зерно... в общем — круглое» (ср. «бублик»). Имелась в виду поэма 9 — «Бубая горя»: «Буба. Буба. Буба» (Собр. стихотворений. С. 20; Бирюков С,— С.61).
Гнедов использовал просторечие, диалектизмы, трансформированную образность фольклора и архаической словесности, например, в стихотворении «Козий слащ» (своего рода футуристическая пастораль), «Гуребка прокленушков. Паузная поэза» (напечатана под псевдонимом Жозефина Гант Д'Орсайль — тогда широко рекламировалась парфюмерия фирмы «Орсайль»), «Маршегробая пенька моя на мне» («Крылобрат! Водопад!..» — трехсложниковая метризованная проза, тяготеющая к соизмеримости колонов) и др. О строчках «Уверхаю лето на муравой / Крыло уверхаю по зеленке» («Летана») Гнедов сообщал Харджиеву: «Уверхаю» обозначает «улетаю вверх», а «крыло» — «крылато» (Собрание стихотворений. С.31,140). Пространное стих. «Свирельга» было в «Смерти искусству» как бы сжато в одноименную поэму 3: «Разломчено — Просторечевье... Мхи-Звукопас», как «Козий слащ» — в поэму 2 «К_зло»: «Бубчиги Козлевая — Сиреня. Скрымь Солнца» (Бирюков С— С.61; Собрание стихотворений. С.146). В стихотворении «Птиьокмонь», «Первове-ликодрама», якобы написанном для театральной постановки («происходить без помощи бездарей Станиславских прочи»), «Зубатыйьволк», «Вчера», в значительной части — «Хитрая мораль» и «Азбука вступающим» строки-стихи не членятся на слова, как в древнерусских скорописных текстах, необычно используются непроизносимые буквы. У французских символистов (из которых он особенно выделял А.Рембо) Гнедов заимствовал прописные буквы в середине строки. Экспериментируя также с украинской лексикой, Гнедов делает вывод: «Шекспир и Байрон владели совместно / 80 тысячами слов — / Гениальнейший поэт Будущего / Василиск Гнедов ежеминутно / Владеет 8000.000.000.001 квадратных слов» («Огняна свита»).
В двух «поэмах» Гнедов свел текст не только к одной строке-слову, но и к одной букве: «У — » (поэма 11 «Поюй») и «Ю» (безымянная поэма 14, читавшаяся вслух с особым нажимом). В превращении букв в отдельные «поэмы» — «исток использования разного шрифта и шрифтового монтажа в дальнейших изданиях русских футуристов» (ком. С.Сигея. С.141). И «обилие тире он считал отличительной особенностью новейшей литературы» (Там же. С.142), но в позднем творчестве отказался соблюдать пунктуацию. «В связи с поэмой Поюй можно задать и... вопрос: какое воздействие на Гнедова оказал
Лоренс Стерн со своим фьу — — — в конце Тристрама Шенди и пустыми его страницами?» (Там же. С.148). В поэме 15, замыкающей «Смерть искусству», конец словесного искусства демонстрировался названием «Поэма Конца» и чистой страницей после него. По свидетельствам современников, в т.ч. автора предисл. к «Смерти искусству» Игнатьева, Гнедов демонстрировал «Поэму Конца» «ритмодвижением», жестом (вероятно, варьировавшимся). Такое воплощение традиционной поэтической темы невыразимого при антитрадиционалистской установке отражало вместе с тем тяготение футуристов и вообще Серебряного века к синтезу видов искусства и иных сфер человеческой практики. Через 60 лет Гнедов утверждал свое превосходство над автором книги «Простое как мычание» В.Маяковским: «Сильнее огня и слова только молчание / Превращенное мною в Поэму Конца / Склонится перед ним Коровье мычание / И заиграет солнце новорожденного птенца» («Какое самое сильное слово?..»); заключение в духе футуристической поэтизации примитива и провозглашения абсолютно нового мира. В раннем неопубликованном при жизни стих, «а Латырь...» Гнедов обратился к чисто визуальной поэзии, которой уделил некоторое внимание и позднее.
В 1924 заглавие «Поэма Конца» дала своему произведению М.Цветаева, упомянувшая в нем «поэтов хлебниковской поры».
После «Поэмы Конца» Гнедов написал совсем не футуристическую «Печальную сказку» (1913) с рефреном «Умер бедный поэт! Умер бедный поэт!». Позднейшая его поэзия неоднородна, но творческим принципам молодости Гнедов никогда не изменял.
23 февр. 1914 в «Бродячей собаке» состоялся «вечер великопостной магии», сбор от которого получил Гнедов на лечение в Крыму. Около 5 месяцев он жил в Ялте на иждивении композитора Н.Рославца, положившего на атональную музыку его стихотворении «Кук». Затем на даче, снятой последним в Полтавской губ., они вместе работали над оперой «Семигорбый верблюд» (либретто не сохранилось).
В авг. 1914 Гнедов был мобилизован в ополчение. 2 года воевал ратником в Буковине и Галиции, получил Георгиевскую медаль.
В 1916 из окопов отправлен в Чугуевское военное училище. 1 февр. 1917 прапорщик Гнедов назначен в Москву, где примкнул к революционным солдатам, стал начальником караулов арсенала Кремля. В окт. участвовал в боях с юнкерами, был контужен и ранен в плечо, тяжело болел. Написанное в октябрьские дни стихотворение «Роют вам могилу боги...» завершается словами о «луже свиной», которой «поклоняются» разграбившие винные погреба восставшие. Сотрудничество с советской печатью у Гнедов не наладилось. Есть свидетельство о сожжении им написанной в те годы книги стихов. Он жил в Москве в Сокольниках, был народным судьей этого района. Дружил с поэтами Д.В.Петровским и В.В.Каменским.
В 1921 жена, революционерка О.В.Пилацкая (вдова секретаря Московского горкома РКП(б) В.М.Загорского), увезла больного Гнедов в Лукьяновский у. Нижегородской губ., а через 2 года в Днепропетровск. Прежние связи поэт утратил.
В 1925 вступил в ВКП(б), в 1930 окончил технологический институт в Харькове, работал инженером.
В 1936 вместе с Пилацкой был арестован и провел в заключении около 20 лет, но, возможно, с перерывом: он был в Москве в 1947 и, в восторге от посещения бара (если это не вымысел), написал стих., славящее как «нектар» обыкновенное пиво; восторг перед всем, чего лишен заключенный, становится одним из отличительных признаков его поздней поэзии, отражающей стремление автора взять от оставшейся жизни максимум доступного («Каждый миг теперь ценить я буду...», 1964, и др.).
Вероятно, ранний архив Гнедов погиб при аресте. Известно, что несколько стих, он написал в 1938 в киевской тюрьме. Основная масса его сохранившихся поздних стихов датирована начиная с 1962-63. Гнедов пишет о поэзии и вдохновении, создает пейзажные стихи, в т.ч. с домыслом («Перед моим окном Венеция.. .»), взамен прежнего футуристического антиэстетизма иногда прибегает к подчеркнутому эстетизму («Японские женщины с голосами цикад...»), создает любовную лирику («Цветок для тебя раскрывает глаза...», «Ты одна моя Марица...» и др.). Гнедов мечтает о втором рождении на свет, чтобы «вновь толкнуть его своим плечом» («Обманывать себя напрасно не годится...», 1974), мысленно проникает в микромир («Материя пустот не любит...», 1972) и неоднократно — в макромир, в космос; этот вселенский размах связан и с тем, что в других мирах нет палачей и тюрем («За собой потянем мир...», 1975). Немало стихов — на политические темы. Г. видел «любовь к диктаторам бестий прожженных» («Живому живой воздвигнул памятник...»), «сплошной парад» нашей жизни — в 1965 он полагает, что нам «преподнесут лишь кока-колу / Избитых подленьких цитат» («Никак я не могу воскреснуть...»), в 1966 констатирует, по сути, бюрократический застой: «Забыты героические деи / Застыли в канцелярских мордах» («Но где же вещие идеи...»); тогда же недвусмысленно отзывается о коммунистических руководителях: «...Черви червей бумерангом родили / Называли себя вождями» («Мочею сплошною пропахли постели...»).
Поздние стихи поэта нередко построены на алогизмах, встречается повторное влияние И.Северянина, но признаки собственной ранней манеры не исчезают при всех трансформациях; напр., в середине 1960-х: «Нет ничего зеленее солнца / Нет ничего голубее луны / Скажите какого цвета спросонца / И какого цвета у швейцара галуны». Неоднократно обыгрывается имя-псевдоним «Василиск»: «Поднимите мне веки...» (1966) — намек на гоголевского Вия, явно отождествляемого здесь с Василиском. Своеобразно обращение к Пушкину: «"Буря мглою небо кроет" / И село стоит во тьме / Неподвижное такое / И застывшее в тюрьме». Читательские интересы Гнедова выражает пометка на обороте одного стих. 1965: «Кафка, Камю, Селин, Джойс, Генри Джеймс, Олдингтон, Достоевский» (Сигей С. // Poesie: Собр. стихотворений. Trento, 1992. С.27). Но вне конкуренции для Гнедов оставались футуристы. С К.И.Чуковским, хоронившим эгофутуризм еще в 1914, он спорил в 1973: «Вечная жизнь готова / Бригаде Василиска Гнедова / Самореклама прогресс / Не положишь язык под пресс / Пример тому Маяковский / Хлебников Давид Бурлюк/ Болтливый Корней Чуковский / Ничего не спрячешь в люк...» Гнедов заявляет себя гражданином всей Вселенной и Председателем земного шара, как его назвал, наряду с собой, В. Хлебников («Встречаю свой возраст не розовым...», 1975; «Сожалею, что на голове моей торчат волосы...», 1976).
Гнедов-версификатор полностью свободен (как и в стилистике) от любых норм и ограничений. Есть у него и стих, в прозе «Сугубен-но-научновастистая аргументированность...», и позднейший (1965) моностих «Бушующее будущее опыляю»; двустрочная миниатюра «Вы можете различить по звуку, / Как пахнет поцелуй?» (1974) предвосхищает распространившиеся позднее кратчайшие верлибры (и отличается образной синэстезией). Но российскому читателю творчество Гнедов пока практически неизвестно.
После реабилитации поэт жил в Киеве, стараясь каждое лето бывать в санатории или доме отдыха на море; последние годы — в Херсоне, где и скончался, незадолго до того похоронив свою вторую жену М.Н.Соболевскую. Прежние знакомые — В.Б.Шкловский, С.П.Бобров — отношений с Гнедов возобновить не пожелали, он общался главным образом с Н.И.Харджиевым (в т.ч. в форме стихотворной переписки), которому и были переданы по завещанию сохранившиеся рукописи. Большая часть архива Гнедов хранится в отделе рукописей московского Музея Маяковского.
Соч.:
Poesie: Собр. стихотворений / под ред. Н.Харджиева и М.Марцадури; вступ, статья, подгот. текста и комм. С. Сигея. Trento, 1992;
Смерть искусству: Пятнадцать (15) поэм. 1913. М., 1996.
Лит.:
Закржевский А. Рыцари безумия (Футуристы). Киев, 1914;
Харджиев И. Памяти Василиска Гнедова // Ricerche slavistiche. 1980-81. Vol.27-28;
Сигов С. Эгофутурналия Василиска Гнедова // Russian Literature. Vol.8-1. Amsterdam, 1986;
Айги Г. Василиск Гнедов // В мире книг. 1989. №2;
Бирюков С. Зевгма: Русская поэзия от маньеризма до постмодернизма. М., 1994;
Кузьмин Д. Отдельно взятый стих прекрасен // Арион. 1996. №2;
Шмидт Э. Василиск Гнедов: На краю молчания // Новое литературное обозрение. 1998. № 33(5).
С.И.Кормилов
Оглавление | Все источники