Зайцев Борис Константинович [10.02.1881-28.01.1972]
Зайцев Борис Константинович
[29.1(10.2).1881, Орел - 28.1.1972, Париж]
— прозаик, очеркист, мемуарист, переводчик.
Родился в дворянской семье (отец — горный инженер, управляющий мальцевскими металлургическими заводами), детство провел в имении родителей — с.Усты Жиздринского уезда Калужской губ.
Окончив в 1898 Калужское реальное училище, учился в Императорском Техническом училище в Москве, Горном институте в Петербурге, на юридическом факультете Московского университета, но, не закончив его, предался всецело литературной деятельности. Первые рассказы Зайцева были напечатаны Леонидом Андреевым в 1901 в московской газете «Курьер».
В 1900-х Зайцев погружается в литературную жизнь Москвы и Петербурга, публикуется в самых различных изданиях, участвует в собраниях телешовского кружка «Среда», московского Литературно-художественного кружка, «Башни» Вяч.Иванова в Петербурге и сближается с многими литераторами-современниками (И.Бунин, Л.Андреев, П.Муратов и др.).
В 1906 вместе с Г.Глаголем, П.Ярцевым, Эллисом основывает литературную группу «Зори», выпускавшую одноименный журнал.
В 1906 в петербургском издательстве «Шиповник» вышла в свет первая книга Зайцева — «Рассказы» в оформлении М.Добужинского, принесшая автору громкий успех. До революции были изданы еще 5 сборников рассказов Зайцева.
Главными чертами прозы Зайцева критика называла «доверие к жизни и оправдание ее», «просветленный оптимизм». «Это не чеховское убеждение-вера, что жизнь станет прекрасною через тысячу лет, а признание благою самой первоосновы жизни — принятие ее даже в настоящем ее проявлении»,— отмечала Е.А.Колтоновская (Колтоновская Е.А.Борис Зайцев // Русская литература XX в.: 1890-1910. М., 1916. Т.3. Кн.8. С.67). В литературе Серебряного века книги Зайцева выделяются особой тихостью, умиротворенностью. Просветленное и гармоничное, раннее творчество Зайцева устремлено к миру горнему; его лирические герои — «путники» и «странники» по жизни — ощущают нераздельность, целостность природы и человека, их слиянность в едином Космосе.
От первых, импрессионистических «рассказов-поэм» Зайцев постепенно переходит к сюжетным произведениям, написанным в «тургеневско-чеховской» манере (О себе // СС: в 11 т. Т.4. С.589). Взаимодействие реалистической и модернистской традиций определяет неповторимый зайцевский стиль, отличающийся особой прозрачностью, акварельностью красок, сердечным лиризмом. Ритмическая и звуковая организация речи придает прозе Зайцева живописность и музыкальность. Критики относили Зайцева к т.н. неореалистам, находя в его произведениях второй, «более глубокий фон, безмолвно присутствующий за всеми событиями и лицами, явленными автором... Весь пафос поэзии Зайцева заключается в проникновении и чувстве этих двух реальностей» (Топорков А. О новом реализме (Борис Зайцев) // Золотое Руно. 1907. №10. С.48).
Начиная с 1904 Зайцев часто бывает в Италии, ставшей его второй духовной родиной. Итальянские темы и мотивы звучат во многих произведениях художника; цикл очерков об Италии, завершенный уже после революции, составил книгу «Италия» (1918).
В 1910-е Зайцев осуществил перевод «Ада» Данте ритмизованной прозой (вышел в свет только в 1961 в Париже). На духовное развитие Зайцева немалое влияние оказали труды В.Соловьева, который «пробивал пантеистическое одеяние юности и давал толчок к вере» («О себе»).
В 1915 вышел первый роман Зайцева «Дальний край», герой которого от увлечения революционными идеями приходит к правде Евангелия. Первый период творчества Зайцева завершает повесть «Голубая звезда» (1918), которую породила «Москва мирная и покойная, послечеховская, артистическая и отчасти богемная, Москва друзей поэзии и Италии — будущих православных» («О себе»). В светлой печали, судьбах героев (напоминающих персонажей Достоевского), картинах литературной и театральной жизни сквозит предчувствие крушения этого непрочного мира.
О «тихой непреклонности» Зайцева, его личном мужестве и самоотверженности, о его «бриллиантовом сердце» свидетельствуют мн. современники. В исторической катастрофе, постигшей Россию, Зайцев сохранил незапятнанной честь русского писателя, офицера, интеллигента. Первая мировая война застала Зайцева в имении Притыкино Каширского уезда Тульской губ. Это — «великое испытание, посланное людям за то, что они много нагрешили и «забыли Бога»,— пишет он Г.И.Чулкову.— ...Все без исключения ответственны за эту войну. Я тоже ответственен. Мне — это тоже напоминание — о неправедной жизни» (СС. Т.10. С.130). По окончании Александровского военного училища в марте 1917 Зайцев был произведен в офицеры, но участвовать в боях ему не довелось: заболев крупозным воспалением легких, он получает отпуск и незадолго до окт. 1917 уезжает в Притыкино.
1917-1922 стали самыми тяжелыми годами для семьи Зайцевых. В первый день Февральской революции убит его племянник, в 1919 умирает отец, затем по подозрению в контрреволюционном заговоре арестован и расстрелян сын жены Зайцева от первого брака Алексей Смирнов. Зайцев сотрудничает в «Книгоиздательстве писателей в Москве», в 1921 избран председателем Всероссийского СП; как член Помгола (Комитет помощи голодающим) арестован и несколько дней проводит на Лубянке.
Страдания и потрясения революционных лет приводят Зайцева к осознанному принятию православной веры и к Церкви, верным чадом которой он остается до конца дней. С этого времени в его творчестве, по собственным словам писателя, «хаосу, крови и безобразию» будут противостоять «гармония и свет Евангелия, Церкви» («О себе»). Из всех крупных художников XX в., пожалуй, только к И.С.Шмелеву, наряду с Зайцев, можно без оговорок отнести определение «православный писатель». Православное мировоззрение автора отразилось уже в рассказах 1918-1921 («Улица св. Николая», «Душа», «Белый свет», «Уединение»), где Зайцев, расценивая революцию как закономерное возмездие за «распущенность, беззаботность... и маловерие», не впадает в озлобленность или ненависть, но призывает «русского интеллигента» прежде всего к покаянию, любви, кротости и милосердию. «Улица св. Николая» — образная хроника исторической жизни России начала века, редкая по точности и глубине осмысления событий; кроткий старичок возница Миколка (не сам ли Николай Чудотворец?) вывезет страну, как верится автору, из самых тяжких исторических испытаний. Главнейший мотив, проходящий сквозь все творчество Зайцева,— мотив смирения. Смирение, понимаемое не в расхоже-бытовом, но христианском смысле,— это мужественное принятие всего, посылаемого Богом, оно противостоит самому тяжкому греху гордости и является твердой скалой, которую не в силах разбить бушующие волны моря мирских страстей. «Верю, что все происходит не напрасно, планы и чертежи жизней наших вычерчены не зря и для нашего же блага. А самим нам — не судить о них, а принимать беспрекословно» («О себе»).
В 1922, перенеся тяжелый сыпной тиф, Зайцев с семьей выезжает на лечение за границу в Берлин, а с 1924 поселяется в Париже, где и проходит его более чем полувековой период эмигрантского творчества. И здесь Зайцев оказывается в центре литературно-художественной жизни. Он много печатается почти во всех изданиях Русского Зарубежья («Современные записки», «Возрождение», «Дни» и др.), редактирует литературную часть рижского журнала «Перезвоны», организует литературные вечера и встречи, поддерживает дружеские отношения с И.Буниным, А.Ремизовым, Д.Мережковским, 3.Гиппиус, А.Куприным, И.Шмелевым, М.Осоргиным и др. Духовником семьи Зайцевых стал известный богослов, архимандрит Киприан (Керн).
В 1928 Зайцев принимает участие в I съезде писателей русского зарубежья в Белграде, указом короля Югославии Александра он награжден орденом св. Саввы Сербского.
С 1947 и до конца жизни Зайцев находится на посту председателя Союза русских писателей и журналистов, возглавляет литературный отдел в газете «Русская мысль». В бытовом отношении, однако, Зайцевы живут более чем скромно, снимая дешевые квартиры на окраинах Парижа, в годы Второй мировой войны переживают бомбардировки и оккупацию города.
В 1925 увидел свет роман Зайцева «Золотой узор». Беспечная, нравственно надломленная жизнь образованных слоев предреволюционной России сменяется страшной обстановкой расстрелов, лишений, террора Лубянки. Зайцев обнаруживает истоки национальной трагедии и те силы, которые способны противостоять ей. Этот роман — «суд и над революцией, и над тем складом жизни, теми людьми, кто от нее пострадал. Это одновременно и осуждение, и покаяние — признание вины» («О себе»). Герои образуют «союз людей», творящих дела любви и смиренно несущих крест неслыханных испытаний, выпавших на их долю.
Облик России трагической, «терзающей и терзаемой», воссоздан и в «повестях смертей» конца 1920-х: «Странное путешествие» (1926), «Авдотья-смерть» (1927), «Анна» (1929), которые критикой были признаны лучшими в художественном отношении произведениями Зайцева, однако сам писатель их «не любил». В творчестве Зайцев они уникальны по мрачному колориту, жесткому письму, обилию страшных и жестоких сцен. Но трагизм их не безысходен: в темноте, под рев метели, опустившейся на Россию, молится «за всех» в своей комнатке хрупкая девушка, смиренная непреклонность которой является тем камнем, на котором утверждается Россия («Авдотья-смерть»).
Благодаря страданиям и потрясениям революции, как писал сам Зайцев, он открыл для себя неведомый прежде материк — «Россию Святой Руси» (СС. Т.9. С.17). В эмиграции, вдали от родины, тема «Святой Руси» становится главной в творчестве художника.
В 1925 вышла в свет книга Зайцева «Преподобный Сергий Радонежский» — жизнеописание самого почитаемого русского святого. Монашеский подвиг Сергия, возродившего духовную силу Руси в годы ордынского ига, служил напоминанием о том, что и нынче, когда Россия оказалась под новым, более страшным игом, необходима прежде всего духовная, созидательная работа. Светлый образ Сергия ободрял соотечественников Зайцева, изгнанных из России. В то же время Зайцев избежал какой-либо политизации, осовременивания облика преподобного. Другой важной задачей книги было показать характер русской православной духовности. Представлению, что все русское «гримаса, истерия и юродство, достоевщина», Зайцев противополагает духовную трезвенность Сергия — пример «ясности, света прозрачного и ровного», любимейшего самим русским народом (СС: в 11 т. Т.7. С.69).
«Россия Святой Руси» воссоздается Зайцевым во множестве очерков и заметок 1920-60-х: об Оптиной пустыни и ее старцах, о святых Серафиме Саровском, Иоанне Кронштадтском, Патриархе Тихоне, о церковных деятелях русской эмиграции, о Богословском институте и Сергиевом подворье в Париже, о русских монастырях во Франции. Многие из них пронизаны чувством позднего раскаяния и горечи, как, например, очерк «Около св. Серафима», которого дореволюционная интеллигенция считала слишком «простонародным», посмеивалась над его канонизацией в 1903 и лишь теперь, вдали от родины, открыла для себя этого величайшего святого.
В мае 1927, вдохновленный рассказами поэта князя Д.Шаховского, принявшего монашество, Зайцев совершает паломничество в центр вселенского православия — на Св. Гору Афон, а в 1935 вместе с женой посещает Валаамский монастырь, принадлежавший тогда Финляндии. Итогом этих поездок явились книги очерков «Афон» (1928) и «Валаам» (1936). Паломничество на Афон Зайцев считал важнейшим событием в своей биографии. На Св. Горе он жил напряженной религиозной жизнью, много молился, беседовал со старцами и вернулся оттуда, по свидетельству жены, «обновленный и изнутри светлый» («Другая Вера»). Однако в его книге нет рассуждений о сугубо богословских и церковных предметах, цель автора иная: «Я пытаюсь дать ощущение Афона; как я его видел, слышал, вдыхал...» Писатель, «не предлагая читателю проповедь, вводит его в мир Церкви путем светским — эстетическим», и эта «сверхзадача» книги «глубоко скрыта под внешне ярким, как бы сугубо светским описанием» (Воропаева Е.В. «Афон» Бориса Зайцева // Литературная учеба. 1990. №4. С.33-34). Точно такой же метод автор использует в глубоко лиричном очерке о Валааме, не «разъясняя», но давая читателю возможность почувствовать мир православного монашества, пережить вместе с автором минуты тихого созерцания.
Щемящим чувством родины проникнуты картины уникального оазиса русской духовности, образы приветливых иноков и молитвенников-старцев. Очерки «Афон» и «Валаам» являются лучшими описаниями этих святых мест в литературе XX столетия.
Свою миссию русского писателя, оказавшегося в изгнании, Зайцев осознавал как приобщение и соотечественников, и западного мира к святыням православия, как «просачивание в Европу и в мир, своеобразная прививка Западу чудодейственного "глазка" с древа России...» («Ответ Мюллеру». СС: в 11 т. Т.9. С.87). В его книгах, однако, нет никакого учительства. Для «эстетической проповеди» Зайцева характерно обращение к эмоционально-душевной сфере читателя. Задача автора — не доказать истинность православия, но показать его облик, пробудить к нему интерес, осторожно развеять предубеждения. Предложить Истину — и преклониться перед ее сиянием.
В романе «Дом в Пасси» (1935) воссоздана жизнь русской эмиграции в Париже. Книга исполнена сочувствия к людям, оказавшимся на чужбине. Герои романа — разные не только по социальному положению, но и по нравственным качествам; почти все они несчастны, жизнь одной из героинь заканчивается самоубийством. Критика отмечала, что фигуры в романе одновременно и очень реальны, узнаваемы, и стилизованы, живут в особом «зайцевском», акварельно-воздушном мире. М. Цетлин точно определил ведущую тему книги — вопр. «о просветляющем страдании... Мудрое, хотя и догматическое решение есть у монаха Мельхиседека. По-видимому, разделяет его и Зайцев, но как тонкий художник он не делает своей книги тенденциозной» (Современные записки. 1935. №59. С.475). В романе появляется редкий в русской литературе персонаж — монах, подвизающийся в миру. Именно он воплощает православный взгляд на мир: «Последние тайны справедливости Божьей, зла, судеб мира для нас закрыты. Скажем лишь так: любим Бога и верим, плохо Он не устроит» (СС. Т.3. С.313).
На протяжении 20 лет Зайцев создавал автобиографическую тетралогию «Путешествие Глеба», состоящую из книг «Заря», «Тишина», «Юность» и «Древо жизни» (1934-53), охватывающую период с 1880-х по 1930-е. Сам автор определял ее жанр как «роман-хроника-поэма» и говорил, что главное действующее лицо в ней — Россия, «тогдашняя ее жизнь, склад, люди, пейзажи, безмерность ее...» («О себе»). Все персонажи хроники, стоящей в одном ряду с «Жизнью Арсеньева» И.Бунина, «Летом Господним» И.Шмелева, «Детством Никиты» А.Толстого, имеют реальные прототипы. «Осмысляя образ Глеба, Зайцев подчеркивал в нем... черты, характерные для всего поколения в целом... Созерцательный, пассивный и отчасти жертвенный характер героя соответствует облику его небесного покровителя — св. Глеба (наряду со св. Борисом), первого русского святого мученика, завещавшего России свой "образ кротости"» (Воропаева Е.В. Жизнь и творчество Бориса Зайцева. С. 41).
Закономерно, что последним художественным произведением Зайцев стал рассказ о монахах — «Река времен» (1964). Христианское осмысление вечного и преходящего, отточенность стиля позволили П.Грибановскому включить его в число «лучших десяти рассказов за последние сто лет» (Русская литература в эмиграции. Питсбург, 1972. С.138).
Зайцев известен не только как автор замечательной художественной прозы, но и как вдумчивый критик и литературовед. Его очерки и мемуары о деятелях русской культуры (среди которых Блок, Белый, Бальмонт, Вяч.Иванов, Бердяев, Ал.Бенуа, Муратов, Мочульский, Бунин, Шмелев, Горький, Пастернак, Цветаева, Ремизов, Мережковский, А.Толстой, Паустовский и др.), собранные в книгах «Москва», «Далекое», «Братья-писатели», остаются непревзойденными по спокойной объективности и глубине постижения их духовной сущности. Исполняя христианскую заповедь о неосуждении ближнего, Зайцев в то же время отчетливо различает добро и зло. Точные акценты, яркие образы, выражающие самую суть человека, интереснейшие факты — все это делает очерки Зайцева бесценными как для историков литературы, преподавателей, так и для всех любящих российскую словесность. В конце жизни Зайцев составил две мемуарные книги («Повесть о Вере» и «Другая Вера»), основанные на многолетней переписке В.А.Зайцевой и В.Н.Буниной. Жизнь сердца и души русских классиков бережно воссоздана Зайцевым в беллетризованных биографиях «Жизнь Тургенева» (1932), «Жуковский» (1951), «Чехов» (1954). Метод «вчувствования» позволяет Зайцеву «делать историко-литературные наблюдения с такой степенью точности, которой не достигает самая пунктуальная фактография» (Прозоров Ю.М. // Русская литература. 1988. №2. С.106).
Значение Зайцев для русской литературы в том, что он органично совместил художественный подход с последовательно религиозным, доказал, что православная сфера может быть как предметом искусства слова, так и миросозерцательной основой художественного произведения.
Зайцев был последовательно непримирим к советской власти, прежде всего из-за ее богоборческого характера (что послужило причиной его размолвки с Буниным). В СССР творчество Зайцева находилось под запретом и стало доступно российскому читателю только с конца 1980-х. До сих пор остаются не переизданными десятки литературно-критических и публицистических выступлений писателя в зарубежной периодике.
В воспоминаниях современников Зайцев предстает как «образец доброты, простоты, честности, скромности, благородства», его «иконописный» облик отражал внутреннюю душевную чистоту. Взаимоотношения Зайцева с окружающими отличались редкой терпимостью и доброжелательностью; он был неустанным ходатаем и заступником за несправедливо обиженных людей, примирял враждующих, устраивал сборы средств и благотворительные вечера в пользу нуждающихся. Его брак с Верой Алексеевной Орешниковой оказался на редкость прочным и гармоничным, что также выделяет Зайцев среди творческой интеллигенции XX в. Пережив всех своих современников, Зайцев мирно скончался на 91-м году жизни и был похоронен на парижском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Духовный облик Зайцев определил критик берлинской газете «Руль» С.Яблоновский: «Сам переносил — все перенес. Другим помогал переносить. Учил без учительства. Мирился. Не с злодейством, не с подлостью, а с жизнью, потому что жизнь для него — подвиг, и когда можно — радость, и когда надо — Голгофа» (Руль. 1926.19 дек. С.6).
Соч.:
Соч.: в 3 т. М., 1993;
СС: в 11 т. М., 1999-2001.
Лит.:
Борис Константинович Зайцев: библиография / сост. Р.Герра. Париж, 1982;
Б.К.Зайцев: биобиблиографический указатель / сост. В.А.Дьяченко. Калуга, 2001;
Яркова А.В. Б.К.Зайцев: Семинарий. СПб., 2002;
Струве Г.П. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы. Нью-Йорк, 1956. С.101-104, 262-266;
Романенко А. Земные странствия Бориса Зайцева // Зайцев Б.К. Голубая звезда. М., 1989;
Адамович Г.В. Борис Зайцев // Адамович Г.В. Одиночеаво и свобода. СПб., 1993. С.102-112;
Воропаева Е.В. Жизнь и творчеаво Бориса Зайцева // Зайцев Б.К. Соч.: в 3 т. М., 1993. Т.1;
Зайцев Е.Н. Русский писатель земли Калужской. Калуга, 2004;
Зайцева-Соллогуб И.Б. Я вспоминаю... М., 1998;
В поисках гармонии: О творчестве Б.К.Зайцева. Орел, 1998;
Проблемы изучения жизни и творчеава Б.К.Зайцева. Вып.1-3. Калуга, 1998, 2000, 2001;
Прокопов Т.Ф. Вступительные статьи к собр. соч. Б.К. Зайцева в 11 т.;
Комолово Н. Италия в творчестве и судьбе Бориса Зайцева. М., 1998;
Яркова А.В. Жанровое своеобразие творчества Б.К.Зайцева 1922-1972 годов. СПб., 2002;
Творчество Б.К. Зайцева в контексте русской и мировой литературы XX века. Калуга, 2003;
Любомудров А.М. Духовный реализм в литературе Русского зарубежья: Б.К.Зайцев, И.С.Шмелев. СПб., 2003.
А.М.Любомудров
Оглавление | Все источники