Введенский Александр Иванович [06.12.1904-20.12.1941]
Введенский Александр Иванович
[23.11(6.12).1904, Петербург — 20.12.1941]
— поэт.
Отец, служивший экономистом в Поземельном банке, нарек сына в честь великого князя Александра Невского. Мать (дворянка, урожденная Поволоцкая) была известным врачом-гинекологом.
В, окончил в 1921 10-ю трудовую школу, одну из лучших тогда в Петрограде (до революции — частная гимназия Л.Д.Лентовской). Причем экзамен по русской литературе не сдал. Поступил в университет на юридический факультет, перешел на китайское отделение. Вскоре обучение оставил и работал письмоводителем, затем на электростанции «Красный Октябрь» (1921-22). В анкете при вступлении в Союз поэтов (1924) на вопрос: «На какие средства живете?» — ответил: «На средства родителей» (РО ИРЛИ).
Известно, что в 1917 Введенский уже писал стихи.
В янв. 1921 он вместе с литературными опытами товарищей по школе (В.Алексеев, Л.Липавский) послал их А.Блоку. Тот пометил на их письме: «Ничто не нравится. Интереснее Алексеев» (Цит. по: Полное собрание произведений. Т.2. С.227). Первое упоминание имени Введенский в печати — в журнале «Жизнь искусства» (1923. №27. С.15) в статье Г.Крыжицкого «Футуризм». В ней алогичные изречения Введенского (типа «без отношения в каменном мире, полет без смысла, и это хорошо» или «слушая гортанный шепот собак, учись слушать потолок, лампочка») демонстрировались как пример нового этапа футуризма и подлинного «революционного пафоса» в искусстве. В сравнении с будущими соратниками по ОБЭРИУ Введенский раньше других взял за основной творческий принцип открытую борьбу со здравым смыслом, считая, что именно формальная логика отделяет человека от познания реальной сущности мироздания и жизни. Даже В.Хлебников в силу системности его натурфилософских исканий, отраженной в поэтико-лингвистических опытах, его не удовлетворял: «Хлебников мне чужд, уж скорее мне ближе Крученых».
Начальная пора литературной деятельности Введенский проходит в теснейшем союзе с Д.Хармсом. Это совместное вступление в «Орден заумников DSO» А.Туфанова (1925), выход из туфановского сообщества и организация «Чинарей» (1926; Введенский тогда подписывал свои произведения «чинарь — авторитет бессмыслицы»). Это и сотрудничество с ГИНХУКом (возглавлялся К.Малевичем) и возникшим в контакте с ним театром «Радикс», где ставилась пьеса «Моя мама вся в часах», смонтажированная из произведений Д.Хармса и Введенского. Это мимолетная «Академия левых классиков» и создание шумного с претензией на солидность ОБЭРИУ. Считается, что созидательной силой в этом дуэте был Д.Хармс, а разрушительной — Введенский, который принципиально не мог подчиниться любому определенному направлению (отсюда — скорый разрыв с А.Туфановым, а затем с Н.Заболоцким). Д.Хармс отзывался о Введенском как о человеке «демоническом», а другие современники отмечали необузданность его натуры. «В жизни это был человек неистового азарта,— подмечает один из них,— игрок, способный, стоя в очереди за гонораром, проиграть его начисто...»; «Введенский был по-гусарски азартен. Действительно, было что-то гусарское в его цыганистых глазах, да и в пристрастии к рискованным спорам на пари...». Первые (и единственные при жизни) опубликованные стихи Введенского демонстрировали его полное неприятие сложившегося миропорядка. В «Начале поэмы» (Собр. стихотворений. Л., 1926), как и во фрагменте из драматической поэмы «Минин и Пожарский» («Но вопли трудных англичан...» // Костер. Л., 1927), начисто нарушена привычная логика и во временном, и в пространственном, и в причинно-следственном планах (финал первой публикации: «На гуслях смерть играет в рясе / она пропахшему подружка / чу сухопарые костры / свиная тихая Колхида, / горели мясом. Рысь женилась»). «Сомнительность, неукладывае-мость в наши логические рамки есть в самой жизни,— скажет потом Введенский — И мне непонятно, как могли возникнуть фантастические, имеющие точные законы миры, совсем не похожие на настоящую жизнь. Например, заседание» (Линавский Л. Из разговоров «Чинарей» // Аврора. 1989. № 6. С 130).
К концу 1920-х такая манера письма, отражавшая ощущение непрочности, даже эсхатологичности современных устоев жизни, не могла быть публично представляемой.
В 1928 на помощь Введенскому пришли С.Маршак и Н.Олейников и вовлекли его в область детской литературы, где раскрылись затаенные способности поэта. «И вот какая противоречивость между тем Введенским, каким он был на людях: заядлым горожанином, обитателем прокуренных редакций, завсегдатаем шумных сборищ и... трогательным лирическим поэтом, богато наделенным чувством природы...» (Семёнов Б.— С.283). «Широк и разнообразен диапазон его творчества в детской литературе. Здесь и баллада, и лирические стихи, и вольное повествование, и шутка, и революционные лозунги, и припевки, написанные с силой не меньшей, чем та, которой обладал создатель "Окон РОСТА"» (Рахтанов И.- С.179). И до сих пор читают дети сказки братьев Гримм в переложении Введенского.
Однако, плодотворно работая в сфере детской литературы, Введенский ощущал основу своего творчества трагической. Он утверждал, что основными темами для него являются Бог, время, смерть. Считал, что не только разум человеческий, претендующий на постижение и устроение мира, но и само время — величины мнимые, фикция. В «Серой тетради» он записал: «Наша человеческая логика и наш язык не соответствуют времени ни в каком, ни в элементарном, ни в сложном, его понимании... Тем не менее <...> можно попробовать и написать если и не о времени, то хотя бы попробовать установить те некоторые положения нашего поверхностного ощущения времени, и на основании их нам может стать ясным путь в смерть и в широкое непонимание... Горе нам, задумавшимся о времени» (Полное собр. произведений. Т.2. С.79). В стихах эту мысль Введенский выразил так: «Горит бессмыслицы звезда, / она одна без дна» («Кругом, возможно, Бог», 1931).
Эсхатологические настроения усилились у Введенского после его ссылки в Курск в связи со сфабрикованным ОГПУ делом, в частности о «вредительстве в области детской литературы» посредством использования «заумных стихов» (см: Разгром ОБЭРИУ: Материалы следственного дела // Октябрь. 1992. № 11. С. 167-191). После освобождения и возвращения в Ленинград у В. начинается творческий подъем, и трагический пафос его стихов крепнет. Еще в декларации ОБЭРИУ творческий метод В. обрисовывался следующим образом: «А.Введенский (крайняя левая нашего объединения) разбрасывает предмет на части, но от этого предмет не теряет своей конкретности. Введенский разбрасывает действие на куски, но действие не теряет своей творческой закономерности. Если расшифровать до конца, то получается в результате — видимость бессмыслицы. Почему видимость? Потому что очевидной бессмыслицей будет заумное слово, а его в творчестве Введенского нет» (Афиши Дома печати. 1928. №2. С.12).
В 1930-е произошло обратное: «бессмыслица» стала у Введенского содержанием произведений, адекватным совр. жизни, а словесное «разбрасывание на куски» сменилось стройной формой медитативного монолога или диалогического интеллектуального действия при сохранении принципа алогизма. Таковы лучшие из сохранившихся произведений Введенского (их — ничтожная часть от созданного: будучи человеком бездомным, поэт свои создания не хранил). Это — «Приглашение меня подумать» (1931-34?), «Мне жалко, что я не зверь» (1934), где звучит тоска по невозможности бытия индивидуума во всем многообразии мира. Это «Потец» — жуткая драма о всемогуществе смерти и упорстве человеческого сознания (1936 или 1937). Это драма для чтения «Елка у Ивановых» (1938), где полностью торжествует абсурд при разумности всех реплик персонажей. Наконец, это «Элегия» (1940), которую восторженно читала А.Ахматова накануне войны,— величественное примирение со смертью («На смерть, на смерть держи равненье, / певец и всадник бедный»). И вслед за ней — «Где. Когда» (1941) — окончательное прощание с миром во всей его метафизической необъятности.
Введенский осознавал свою несовместимость с установившимся политическим режимом. В 1936 он переезжает в Харьков, но это его не спасет.
27 сент. 1941 он был подвергнут превентивному аресту (принудительная эвакуация прежде репрессированных) и, по противоречивым свидетельствам попутчиков, погиб в ходе следования на Казань.
Реабилитации В. помог Сергей Михалков, который познакомился с ним в 1930-е и чей знаменитый «Дядя Степа» возник не без влияния стихов В.
В целом творческую позицию Введенский характеризует изречение: «Бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома (из стиха 35 главы 13-й Евангелия от Марка),— то есть живите всегда сейчас, так как прошлого уже нет, а будущего еще нет, поэтому думайте о настоящем — о сейчас, за которое вы отвечаете, несете ответственность за то, что сейчас совершите...» (Друскин Я.— С. 111). Творческое наследие Введенский еще ждет тщательного изучения. «В поэзии я, как Иоанн Креститель, только предтеча» — так характеризовал он себя (Друскин Я. — С.109). М.Кузмин называл Введенского поэтом эпохальным, Д.Хармс причислял его к великим писателям, которые «имели свою идею и считали ее выше своих художественных произведений». И называл имена других — Блейк, Гоголь, Толстой, Хлебников (Поэты группы ОБЭРИУ. С. 18).
Соч.:
ПСС. Анн Арбор: Ардис, 1980. Т.1; 1984. Т.2;
Полное собр. произведений: в 2 т. М., 1993;
Избранное. Munchen, 1974;
Ванна Архимеда. Л., 1991;
Поэты группы ОБЭРИУ. СПб., 1994.
Лит.:
Александров А., Мейлах М. Творчество А. Введенского // Тартуский государственный университет. Материалы XXII научной студенческой конференции: Поэтика. История литературы. Лингвистика. Тарту, 1967. С.105-115;
Рахтанов И. «Еж» и «Чиж» // Рахтанов И. Рассказы по памяти. М., 1969. С.143-190;
Семёнов Б. Поэт Александр Введенский // Семёнов Б. Время моих друзей. Л., 1982. С.278-289;
Радов Е., Никитаев А. Поэзия и судьба: Творческий путь Александра Введенского // В мире книг. 1987. №6. С.65-67;
Александров А. Ученик Мельхиседека: О жизни и творчестве Александра Введенского // Звезда. 1989. №10. С.177-180;
Друскин Я. Чинари // Аврора. 1989. №6. С.103-115;
Елизавета Сергеевна Коваленкова вспоминает. Сергей Владимирович Михалков вспоминает. Анна Семёновна Ивантор вспоминает // Театр. 1991. №11. С.96-99, 101, 116-119;
Валпева Ю.М. Поэтический язык А.Введенского: Поэтическая картина мира. СПб., 1998; Кобринский А. «ОБЭРИУ» в контексте русского литературного авангарда. М., 1999.
Г.В.Филиппов
Оглавление | Все источники