Замятин Евгений Иванович [01.02.1884-10.03.1937]
Замятин Евгений Иванович
[20.1(1.2).1884, г.Лебедянь Тамбовской губ.— 10.3.1937, Париж; похоронен в пригороде Парижа — Тие]
— прозаик, драматург, публицист.
Отец — священник церкви Покрова Богородицы в Лебедяни, мать — дочь священника, одаренная пианистка. Семья Замятина была дружной и патриархальной; в доме часто гостили странники, богомолки, совершались паломничества к близлежащим святым местам. Замятин рано полюбил музыку, с 4 лет пристрастился к чтению, его любимым писателем с детства стал Гоголь. Учился сначала в Лебедянской прогимназии (1893-96), затем в Воронежской гимназии, которую окончил с золотой медалью в 1902. В гимназии «специальностью» Замятина были сочинения по русскому языку, но для дальнейшего обучения из «упрямства» он «выбрал самое что ни на есть математическое» (Автобиография. 1922 // Литературная учеба. 1988. №5. С.121) — кораблестроительный факультет Петербургского политехнического института, на который поступил в 1902. Во время летней практики 1904 много путешествовал по России в «прибаутливых, веселых третьеклассных вагонах» (Автобиография. 1928 // Избранные произведения. С.39), плавал по Волге, Каме, Черному морю; летом 1905 путешествовал на пароходе «Россия» от Одессы до Александрии. Возвращение из плавания совпало с восстанием на броненосце «Потемкин» (см. рассказ «Три дня», 1913). Замятин с энтузиазмом уходит в революционную деятельность, становится членом РСДРП (б) и боевой дружины Выборгского р-на: «В те годы быть большевиком — значило идти по линии наибольшего сопротивления; и я был тогда большевиком» (Автобиография. 1928. С.39).
Осенью 1905 Замятин был арестован, провел «несколько месяцев в одиночке на Шпалерной» (Автобиография. 1928. С.40) и выслан затем в Лебедянь под особый надзор полиции. В авг. 1906 надзор был отменен, но с запрещением жить в Петербурге; несмотря на это, Замятин вернулся в столицу. В 1908 Замятин окончил институт со званием морского инженера и был оставлен при кафедре корабельной архитектуры.
Литературный дебют Замятин состоялся в 1908 — рассказ «Один», написанный «одним духом» в перерыве между работой над дипломными проектами; этюд в манере Л.Н.Андреева об одиночестве и несчастной любви с трагическим финалом. В этом же духе и мелодраматический рассказ «Девушка» (1910). Время профессионального художественного творчества наступило в 1911, когда Замятин был выслан из Петербурга (обнаружилось его нелегальное проживание). Короткое время Замятин жил в Сестрорецке, затем два года в Лахте, где медленно рождалась «в снегу, одиночестве, тишине» (Автобиография. 1928. С.41) повесть «Уездное» (1913). «В литературу Замятин вошел сильно и уверенно — как ледокол, ломая перед собой лед. Редко кто сразу так хорошо начинает» (Шкловский В.Б. // Замятин Е. Избранные произведения. С.6). Многие современники (М.Горький, А.М.Ремизов, Б.А.Пильняк и др.) считали «Уездное» самым значительным произведением Замятина. Повесть по тематике традиционно: колоритное изображение темного и косного провинциального быта, восходящее к произведениям Гоголя, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Г.И.Успенского, созвучное «окуровскому» циклу Горького, гротескно-символическому «Мелкому бесу» Ф.Сологуба (это произведение Замятин высоко ценил) и в некоторой степени — «Пруду» А.Ремизова.
В 1913 после общей амнистии по случаю 300-летия дома Романовых Замятин возвращается в Петербург и знакомится с Ремизовым, М.Пришвиным, объединившимися вокруг журнала «Заветы» и его ведущего критика Р.В.Иванова-Разумника. Болезнь (грудная жаба) вынуждает тогда же Замятин по рекомендации врачей выехать в Николаев. Там он занимался строительством землечерпалок, написал несколько рассказов и повесть «На куличках» (1914), которую цензура расценила как клевету на русскую армию; номер журнала был конфискован, редакция и автор привлечены к суду. Острое и гротескное произведение Замятин традиционно сопоставляют с «Поединком» А.И.Куприна. В то же время это и смелый художественный эксперимент; сгущенный до гротеска и фарса «фантастический» быт не «обличается», он органически слит с раздумьями Замятина о трагических парадоксах русского исторического развития, оттененными своеобразным лиризмом, который А.К.Воронский назвал «подлинным, высоким и трогательным» (Воронский А.- С.108).
Главным образом о провинциальной, уездной России и революционных событиях 1905-06 и рассказы Замятин того времени: «Непутевый» (1914), «Чрево» (1915), «Апрель» (1915), «Старшина» (1915), «Письменно» (1916). Повесть «Алатырь» (1915), тематически и стилистически близкая к ним и «Уездному»,— трагифарс, в ее родословной — «провинциальные» повести Ф.М.Достоевского «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково». Здесь особенности художественные манеры Замятина проступают наиболее отчетливо: «словопоклонничество, мастерство, наблюдательность со стороны, ухмылочка и усмешка, анекдотичность... заостренность, резкость и ударность приема, подбор тщательный слов и фраз, большая сила изобразительности, неожиданность сравнений, выделение одной-двух черт, скупость» (Воронский А.-С. 107).
Ссылка в Кемь в 1915 за «антивоенную» повесть оказалась весьма плодотворной для Замятина, дав материал для северной лирико-драматической трилогии — «Африка» (1916), «Север» (1918) и «Ёла» (1928) — с рельефно обрисованными народными характерами, сдержанной и одновременно символической живописью, с типичными для Замятина импрессионистическими и звуковыми лейтмотивами, ключевыми интегральными образами, парадоксальными психологическими ситуациями, переходящими в «Еле» в аскетическую «неореалистическую» простоту. Пробует Замятин свои силы и в жанре литературной сказки («Бог», «Дьячок»), типологически более всего близкой к злободневным сатирическим иносказательным притчам Сологуба и «тенденциозным» (и эротическим) сказкам Ремизова, И.С.Соколова-Микитова. К этому жанру Замятин с успехом обращался и после революции (цикл сказок о Фите, «Церковь Божия», «Арапы» и др.); политическая острота, ироничность обусловили резкость оценок со стороны критики, прямолинейно называвшей их «белыми агитками». Выступал Замятин и как литературный критик в «Ежемесячном журнале.» (1914), рецензируя, в частности, «Петербург» А.Белого, стилистику которого он не принял и остроумно высмеял (Шкловский, отнесший в статье 1927 Замятина к «эпигонам Белого», безусловно, ошибся).
В 1916 выходит первый сборник Замятина «Уездное. Повести и рассказы» (1916), вызвавший большое количество откликов. Критики писали о рождении «нового Гоголя». Особенности мировидения Замятина и двойственное отношение писателя к «уездной, темной, провинциальной России» отмечал В.Полонский: с одной стороны, «симпатия к человеку грязному, пришибленному, даже одичалому», с другой — «добродушная ласковость», смягчающая «острую непривлекательность его персонажей» (Летопись. 1916. №3. С.263). Уже ранние произведения обнаружили в творчестве Замятина особое «художественное знание, которое позволяет ему из маленького сюжета сделать вещь довольно значительную» (Эйхенбаум Б.М. // Русская молва. 1913. 17 июля); у Замятина «не просто лица, а генеалогии», «живые носители наследственных передач... атавистические изваяния», «быт, вывернутый корнями вверх» (Пильский П. // Аргус. 1916. №9. С.86). Л.Н.Рейснер назвала Замятина «прозаиком-акмеистом», «ювелиром, знатоком и любителем слова» (Рудин. 1916. №8. С.10), перекликаясь с мнением Иванова-Разумника, полагавшего, что Замятин продемонстрировал, как реализм может пользоваться многими техническими завоеваниями модернизма (Заветы. 1914. №1. С.95).
В марте 1916 Замятин командировали в Англию для наблюдения за строительством судов по русским заказам на заводах в Ньюкасле, Глазго, Сандерленде. Работал Замятин в Англии одержимо, сочетая инженерно-строительные занятия (участвовал в создании 5 ледоколов, в т.ч. «Св. Александр Невский» и «Святогор»; после революции переименованы — «Ленин» и «Красин») с литературными. В это время создана повесть (или небольшой роман — Замятин колебался в определении жанра) «Островитяне» (1918). Отколовшийся от произведения «первый вариант развязки» «позже стал жить самостоятельно» как рассказ «Ловец человеков» (1921). Повесть и рассказ составили «английскую» дилогию Замятина, ознаменовавшуюся поисками нового убыстренного стиля7 он должен был отвечать ритмам новой эпохи; когда «сдвинутыми, фантастическими, незнакомо-знакомыми» стали «самые привычные формулы и вещи» (Соч. С.432). Эти произведения предваряют содержание и поэтику романа «Мы» и других послереволюционных произведений Замятина.
Весть о Февральской революции 1917 Замятин воспринял с энтузиазмом, но по условиям военного времени смог вернуться в Россию лишь в сент. 1917. По возвращении он публикует статьи, рассказы и сказки в «Деле народа», «Новой жизни», «Мысли», «Ежемесячном журнале», полемизирует со «скифами»: Ивановым-Разумником, Блоком («Скифы ли?» // Дело народа. 1918. №3; «Домашние и дикие» // Дело народа. 1918. №35; обе, как и другие статьи, за подписью Мих.Платонов) и футуристами («Презентисты» // Дело народа. 1918. 2 июня); высмеивает теоретические установки пролет-культовцев («О равномерном распределении» // Новая жизнь. 1918. №106). Отношение Замятина к Октябрьской революции было во многом созвучно «Несвоевременным мыслям» Горького (осенью 1917 состоялось их знакомство) и «насквозь пропитанному любовью и скорбью» (в статье «Скифы ли?») «Слову о погибели Русской земли» А.Ремизова. Репутация Замятина как бунтаря, еретика, «внутреннего эмигранта», врага установилась очень рано, и он сделал все, чтобы ее упрочить. «Я... не хочу изображать из себя оскорбленную невинность... Я знаю, что у меня есть очень неудобная привычка говорить не то, что в данный момент выгодно, а то, что мне кажется правдой»,— писал он И.В.Сталину (1931), настаивая на законности и правомерности своей позиции отрицательного отношения к «литературному раболепству, прислуживанию и перекрашиванию» (Соч. С.490). Эта позиция остро и непримиримо была заявлена в знаменитом литературном манифесте «Я боюсь» (Дом искусств. 1921. №1), статьях «Рай» (Дом искусств. 1921. №2), «Новая русская проза» (Русское искусство. 1923. №2-3), «О синтетизме» (в книге: Анненков Ю. Портреты. Пг., 1922), «О сегодняшнем и о современном» (Русский современник. 1924. №2) и романе «Мы».
Необыкновенно разнообразной была деятельность Замятина в первые послереволюционные годы — чтение курса новейшей русской литры в педагогическом институте (1920-21), работа в редколлегии «Всемирной литературы», в правлении Всероссийского союза писателей, в секции исторических картин Театр отдела Наркомпроса (ТЕО), в издательствах Гржебина, «Алконост», «Петрополис», «Мысль», редактирование журналов «Дом искусств», «Современный Запад», «Русский современник». В лекциях на студии Дома искусств (Литературная учеба. 1988. №5; публ. А.Н.Стрижева) о технике художественной прозы и психологии творчества Замятин излагал свои эстетические взгляды. Наряду с литературными статьями и автобиографиями Замятина, они служат ценным комментарием к таким произведениям, как «Мы», «Мамай» (1921), «Пещера» 1922), «Рассказ о самом главном» 1924), «Наводнение» (1929).
Самое значительное свое произведение — роман «Мы» (1920) Замятин тщетно пытался опубликовать в СССР. Впервые роман был опубликован в английском переводе (1924), а затем — при посредничестве Р.Якобсона — на чешском (1927) и — по инициативе И.Г.Эренбурга — французском яз. (1929)., На русском языке роман был впервые опубликован в сокращенном виде пражским журналом «Воля России» (1927), полностью — издательством им. Чехова в Нью-Йорке в 1952 (на родине: Знамя. 1988. №4-5 / предисл. В.Я.Лакшина). Широкое распространение рукописи сделало возможным появление на него в печати критических откликов, преимущественно отрицательного характера, позднее, в 1929, деградировавших до крайне упрощенных оценок романа как злобного и пасквильного, клеветнического и антисоциалистического произведения.
«Мы» знаменовало окончательное формирование нового литературного жанра — романа-антиутопии. Сам писатель предпочитал такие жанровые определения, как «городская сказка», «механическая, химическая сказка», «городской миф». В романе «Мы» пересеклись различные линии развития русской (от Гоголя до Белого) и европейских (от Свифта до А.Франса, Г.Уэллса, К.Чапека) литератур; особенно значительно отражение художественно-философской мысли Достоевского. Экзистенциальный бунт Парадоксалиста («Записки из подполья»), Терентьева («Идиот»), теория Шигалева («Бесы»), философия Великого инквизитора («Братья Карамазовы») органично осмыслены и переведены на международный язык. Математическая стерильность и холодный рационализм этого языка резко контрастируют со сказово-орнаментальной, стилистически изысканной «почвенной» прозой Замятина. Поэтика «Мы» отчасти ориентирована на модернистскую живопись, архитектуру, музыку, стилистику научных работ, но это и фантастико-авантюрный роман, вобравший в себя историко-философский и футурологический трактаты и литературный памфлет.
Иронией Замятин, переходящей в сарказм, пронизаны восторженные суждения главного героя (он же повествователь) о совершенной структуре Единого Государства (пророческая модель тоталитарного общества). Стилистическая взвинченность повествования, стремительное развитие сюжета — приметы прозы, призванной передать «огромный фантастический размах духа нашей эпохи, разрушившей быт, чтобы поставить вопросы бытия» (Соч. С.422). Дж. Оруэлл, автор романа-антиутопии «1984», считал, что «интуитивное раскрытие иррациональной стороны тоталитаризма — жертвенности жестокости как самоцели, обожания Вождя, наделенного божественными чертами,— ставит книгу Замятина выше книги "Прекрасный новый мир" Хаксли» (Оруэлл Дж. «1984» и эссе разных лет. М., 1989. С.308). А.И.Солженицын, отмечая влияние «Мы» на «1984» Дж. Оруэлла, подчеркивал «искрометность» романа Замятина: «блестящая, сверкающая талантом вещь; среди фантастической литературы редкость тем, что люди — живые и судьба их очень волнует» (Письмо к А.Н.Стрижеву от 15 июня 1967 г. // Литературная учеба. 1994. Май-июнь. С. 115).
Судьба Замятина на родине после Октябрьской революции складывалась с самого начала драматично. Еще в февр. 1919 он вместе с Ивановым-Разумником, Блоком и других был арестован по «делу левых эсеров», но вскоре выпущен.
В авг. 1922 Замятин вновь арестован: в составе большой группы философов и историков его должны были выслать «бессрочно» из России, но благодаря непрошенному вмешательству друзей он остался в стране.
С закрытием в мае 1924 журнала «Русский современник» (Замятин руководил им совместно с К.И.Чуковским) Замятин надолго отходит от редакционной и публицистической работы.
С 1925 деятельность Замятина связана в основном с театром.
В 1925-1926 изданы и поставлены пьеса «Блоха» (по «Левше» Н.С.Лескова. Л., 1926; два изд.) — интересный опыт создания «народного театра» — и трагикомедия «Общество почетных звонарей» (по мотивам повести «Островитяне»).
В 1928 Замятин закончил работу над исторической трагедией «Атилла» (впервые опубл.: Новый журнал. 1950. №24), добиться постановки, несмотря на усилия Горького, не смог.
«Пьеса "Блоха", шедшая с большим успехом и в Петербурге, и в Москве, была снята с репертуара; пьеса "Атилла", уже дошедшая до генеральной репетиции на сцене Большого драматического театра в Петербурге, была запрещена к представлению. Рассказы и повести не допускались к печати... задушили и вынудили бежать из советского рая»,— вспоминает Иванов-Разумник (Писательские судьбы // Возвращение: сб. М., 1991. С.330-331).
После 1929 Замятина перестают печатать.
В окт. 1931 благодаря посредничеству Горького Замятин выезжает за границу.
С февр. 1932 Замятин живет в Париже, периодически продлевая советский паспорт; «не соскользнув ни в красную, ни в белую реакцию, он продолжал идти своим путем, преодолевая препятствия, где бы их ни встречал» (Таманин Т., Манухина Т. Замятин Е.И. // Современные записки. 1939. №16. С.108). Осторожная и независимая позиция Замятина раздражала многих в эмиграции (в т.ч. 3.Н.Гиппиус). Пытался Замятин оказывать посильную материальную помощь оставшимся в СССР друзьям (особенно А.А.Ахматовой и М.А.Булгакову).
Во Франции Замятин писал киносценарии (по мотивам пьесы Горького «На дне»; реж. Ж.Ренуар, 1936), рассказы, очерки-воспоминания, статьи и рецензии (выявлены частично). Посмертно опубликована 1-я часть исторического романа о вожде гуннов Атилле «Бич божий» (Париж, 1938; предисл. М.Слонима). Усилиями вдовы писателя, Людмилы Николаевны (умерла в 1965), была составлена и издана книга его критических статей и воспоминаний об Андрееве, Белом, Блоке, Горьком, Кустодиеве, Сологубе — «Лица» (Нью-Йорк, 1955), вызвавшая ряд доброжелательных рецензий в эмигрантской прессе, в т.ч. Г.А.Адамовича (Опыты. Нью-Йорк. 1956. №6).
Соч.:
СС. М., 1929. Т.1-4;
Соч. / статья М.О.Чудаковой; комм. Е.Барабанова. М., 1988;
Избранные произведения / вступ. статья В.Б.Шкловского и В.А.Келдыша. М., 1989;
Из блокнота 1931-1936 гг. //Новый журнал. 1987. Кн.168-169;
Письма к жене.1918-1923 / публ. М.Ю.Любимовой // Искусство Ленинграда. 1990. №10-11.
Лит.:
Андроникашвили-Пильняк Б. Два изгоя, два художника. Б.Пильняк и Е.Замятин // Знамя. 1994. №9;
Анненков Ю. Дневник моих встреч. Л., 1991. с.235-281;
Воронский А Е. Замятин // Искусство видеть мир. М., 1987;
Гальпева Р., Роднянская И. Помеха-человек: Опыт века в зеркале антиутопий // Новый мир. 1988. №12;
Павлова-Сильванская М. Это сладкое «мы», это коварное «мы» // Дружба народов. 1988. №11;
Чуковский К. Дневник. 1901-1929. М., 1991;
Шкловский В. Гамбургский счет. М., 1990.
В.А.Туниманов
Оглавление | Все источники