Поженян Григорий Михайлович [20.09.1922-20.09.2005]
Поженян Григорий Михайлович
[20.9.1922, Харьков — 20.9.2005, Москва]
— поэт.
Отец — директор завода, был репрессирован, мать — врач; воспитывался бабушкой.
В 1939 Поженян окончил среднюю школу и был призван на флот. Во время Великой Отечественной войны участвовал в обороне Одессы, Севастополя, в десантных операциях в Новороссийске, Эльтигене, в освобождении Варны, Белграда, служил в разведке, в диверсионном отряде, в морской пехоте, был ранен в голову, в обе ноги и в руку. В Одессе стоит обелиск, на котором среди погибших назван и Поженян (см. об этом в его стихотворений «Похоронка» из цикла «Одесская хроника» и в стих. «Март 1942 года» из цикла «Севастопольская хроника»).
В 1946 поступил в Литературный институт им. М.Горького, откуда дважды исключался за поддержку опальных друзей и учителей; окончил его в 1952. Первый сборник стихов Поженяна «Ветер с моря» вышел в 1955. За ним последовали «Штормовые ночи» (1956; предисловие А.Макарова), «Жизнь живых» (1960), «Великий или Тихий» (1970), «Мачты» (1973), «Зимний дом» (1975), «Тендровская коса» (1977), «Федюнинские высоты» (1978), «Погоня» (1983), «Хлеб морей» (1989), «Сорок утренников» (1990), «Защищая свою крутизну» (1995) и др.
В отличие от большинства поэтов фронтового поколения Поженяна до войны стихов не писал, быть профессиональным стихотворцем не мечтал (с 12 лет он увлекался боксом), а твердое решение стать поэтом принял только после войны. Рассказав, что на войне он постоянно испытывал страх, боязнь, что может погибнуть, и что ему приходилось делать большие внутренние усилия, чтобы преодолевать эти панические и эгоистические чувства, Поженян продолжал: «...храбрость — постоянство усилий... Постоянство усилий, пока гремит война.
А еще страшно рисковать другими, посылать их на смерть. Страшно, командуя, решать задачи за других — не ошибиться бы.
Страшно — не приведи господь — не выполнить долг.
И все же лучшие дни моей жизни, как это ни странно,— дни, проведенные на войне.
Никогда потом (не говоря об отроческих утратах), в мирное время, не испытывал я такой высоты духа, близости дружеского плеча и общности судьбы с ближним. Даже тогда, в Одессе, в той, как мне казалось, последней разведке боем, когда было уже беспощадно ясно, что земля, на которой ты лежишь, и дым над трубой, и выгоревшие жестяные стебли кукурузы, и прихваченный красным край неба — все уйдет в тебя — ощущение выполненного долга утешало: и все же это останется другим.
Я остался жить, но не мог смириться со смертями своих друзей, с деревянными звездами на вечный срок, с братскими могилами и могилами неизвестных солдат.
Не смог, не захотел смириться — и стал поэтом» (Избранное. 1978. С.5-6).
Для Поженяна его творчество, его поэзия — не выражение его изначального художнического призвания и его эстетического восприятия жизни, а исполнение нравственного долга перед другими людьми, в первую очередь — перед погибшими на войне товарищами, у которых он учился мужеству, самоотверженности, совестливости, взаимовыручке. Их светлой памяти он посвятил свои поэмы «Ветер с моря» (1947), «Впередсмотрящий» (1953), «Жизнь живых» (1957) и другие произведения. В стихотворении «Освобожденная вода» (1964) он скажет о себе как о поэте: «Просто я связной / меж теми, кто живут / и кто мертвы». В конечном счете исполнением долга перед другими людьми — уже послевоенных поколений — стала и лирика Поженяна, его поучительный для других рассказ о себе, о своем становлении как личности (в этическом, творческом и гражданском смыслах этого слова).
Поженян, как и люди его поколения — ровесники или почти ровесники Октябрьской революции,— рос и идейно формировался типичным советским юношей, комсомольцем, который гордился своим отцом-коммунистом, участником Гражданской войны, позднее — директором научно-исследовательского Института сооружений, любовался его старыми и новыми друзьями — военными, инженерами, учеными, людьми, по воспоминаниям поэта, «рослыми, плечистыми, молодыми, веселыми». Поженян, как и многие его сверстники, брал все хорошее, что давала молодежи советская власть: возможность учиться, заниматься спортом, гордиться героическими подвигами и трудовыми делами своих родителей и людей старших поколений. Арест отца явился самой большой утратой, самым глубоким горем отроческих лет, но в те годы он вряд ли заставил мальчика усомниться в справедливости партии и советской власти; во всяком случае, сразу после войны, в стихотворении «Пролог» (1947) Поженян писал о своем поколении, о тех, кто «в двадцать лет узнали цену / тому, что люди в сорок узнают», как о защитниках завоеваний Октябрьской революции, как о преемниках героических традиций отцов: «Выйдя в путь тернистый, / мы научились жертвовать собой,— / мы тем гордимся, что последний выстрел / завещан нам отцовскою судьбой; / гордимся мы, что в наш двадцатый век / на той земле, где дни не дни, а даты, / в семнадцатом родился человек / с пожизненною метрикой солдата».
Поженян и в последующие годы, став певцом моря и морской дружбы, не будет отделять себя от лучших людей своего поколения, от новых друзей и товарищей, часто употреблял местоимение «мы»: «Мы сами судьбу выбирали — / свой жесткий моряцкий уют. <...>/ Уходим мы, чтоб возвратиться, / приходим, чтоб снова уйти. / И будет нам душно и тошно/и тесно и ночью и днем / в морской толчее суматошной, / когда мы с избытком хлебнем / запальчивый нрав океанства, / который не сбить, не унять, / в угрюмом его постоянстве // все сущее разъединять...»
Между тем «запальчивый нрав» самого Поженяна, органически непримиримый ко всякого рода безликости, трусости и конформизму, к проявлениям официальной и индивидуальной лжи и несправедливости, еще с военных лет стал давать знать прежде всего в его вызывающем (по отношению к официальному общественному порядку) поведении, в его непокорстве идеологическому начальству (См. подробнее об этом: «Мы еще поживем на оползнях своих берегов...» [Из бесед с Г.Поженяном Ю.Соломонова] // Литературная газета. 1995. 9 мая. С.11). Так, в период борьбы с т.н. «безродными космополитами» руководство Литературного института попросило недавнего фронтовика-разведчика выступить на собрании, которое должно было осудить руководителя поэтического семинара, в котором он занимался,— «эстета и космополита» П.Г.Антокольского. Поженян выступил, но, вопреки ожиданиям начальства, в защиту Антокольского и других опальных преподавателей и студентов, за что был исключен из института и из комсомола.
Начиная с хрущевской «оттепели», но особенно заметно со времен горбачевской «перестройки» гражданская позиция Поженяна все чаще стала получать выражение в его стихах (см., например цикл «Черствые колокола», посвященный памяти А.Д.Сахарова) и публицистических статьях и заметках (см., в частности, его статью «Севастополь — город русской славы» // Литературная газета. 1991. 11 дек.). Одновременно Поженян расширяет и углубляет фарватер для своей поэзии: продолжая исполнять свой долг перед погибшими товарищами (а также перед участниками Севастопольской обороны 1854-55), он создает 2 цикла стихов — «Севастопольская хроника» и «Одесская хроника», пишет стихи и песни о любви и о современной действительности, лирически размышляет о смысле жизни и творчества, о смерти и бессмертии.
Глубоко переживает Поженян распад СССР (см. его стихотворение «Как шумно рухнул потолок в дому...»), особенно отделение родной для него Украины от не менее родной России, а также войну в Чечне. И тем не менее Поженян не хочет подобно другим искать счастья и благополучия в зарубежных странах (в этом он верен патриотической позиции А.Ахматовой, выраженной в ее известном стихотворении «Мне голос был. Он звал утешно...»). Только свое решение не покидать Россию в тяжелые, трагические для нее времена Поженян мотивирует по-своему — долгом перед погибшими товарищами, оставшимися навечно лежать в российской земле. В стихотворении «Что ни делай — отмазки нет...» он пишет: «Но куда ни глянь — в чистом поле / безответно лежат дружки. / И оставшиеся тут, / с кем и в гульбищах, и в обидах, / пожалеют, но не зачтут / твой последний чужбинный выдох».
Поженян является киносценаристом (фильм «Жажда» и др.), автором текста многих песен («Два берега» — из кинофильма «Жажда», «Песня о друге» — из кинофильма «Путь к причалу», и др.)
Соч.:
Избранное: Автобиографический рассказ «О себе». М., 1978;
Жить и помнить // Советская культура. 1980. 15 апр.;
Избранное / предисл. И.Золотусского М., 1982;
Грусть и гнев морей // Советская культура. 1983. 10 дек.;
Каждый патрон на счету: [беседу вела А.Юрикова] // Советская культура. 1984. 9 мая;
Эти 73 дня // Правда. 1985. 9 апр.;
Погружение: Книга стихотворений. М., 1985;
Прощание с морями / предисл. Е.Ю.Сидорова. М.; 1990;
Мы еще поживем на оползнях своих берегов... [Из бесед с Г.Поженяном Ю.Соломонова] // Литературная газета. 1995. 9 мая. СП.
Лит.:
Максимов А. Поэзия подвига: [рец. на кн. стихов Поженяна «Тендровская коса»] // Юность. 1978. №2;
Золотусский И. Достоинство и честь: [рец. на книгу Поженяна «Избранное», 1978] // Литературная газета. 1979. 1 авг. №31;
Иванов Ю. Лирика мужества: [рец. на кн. Поженяна «Избранное», 1982] // Литературная обозрение 1983. №10;
Михайлов Ал. Нас бинтом пеленали...: [рец. на кн. стихов Поженяна «Погружение»] // Литературное обозрение. 1986. №2,
Золотусский И. Пропето судьбой // Литературная газета. 1986.26 нояб.;
Леденко С. Золотой запас судьбы: О книге стихов Григория Поженяна «Погоня» // Литературная Россия. 1986. 12 дек.;
Сарнов Б. Поэзия — дело не мальчиков, а мужчин: [рец. на сб. Поженяна «Защищая свою крутизну»] // Известия. 1995. 30 нояб.;
Иванов Ю.П. Нужно, чтоб кто-то кого-то любил: Григорий Поженян // Иванов Ю.П. Поэты фронтовой судьбы. Очерки русской поэзии (1940-1990-е годы) М, 1998.
М.Ф.Пьяных
Оглавление | Все источники