Кибиров Тимур Юрьевич [15.02.1955]
Кибиров (настоящая фамилия Запоев) Тимур Юрьевич
[15.2.1955, г. Шепетовка Хмельницкой обл. Украинской ССР]
— поэт.
Осетин по национальности, родной язык — русский. Семья из терских
казаков-осетин, в 1825 получивших звание казачьих за верность России. Дед по
отцовской линии — Запоев Кирилл Иванович, урядник царской армии, кавалер двух
Георгиевских крестов (IV и III стенени). Арестован в 1929, сослан в Сибирь,
расстрелян в 1938, реабилитирован в 1956. Отец — Юрий Запоев, офицер,
полковник.
В 1990 (начало возрождения терского казачества) был избран помощником атамана,
членом правления, заместителем редактора газеты «Терский казак». Пишет историю
станицы Черноярской. Мать — Джемма Залеева. К фамилии самого знаменитого предка
по материнской линии — полковника царской армии Георгия Кибирова, который
пользовался огромным уважением казаков,— прибегает поэт в качестве
литературного псевдонима.
По образованию филолог-русист: окончил Московский областной педагогический
институт им. Н.К.Крупской. Работал младшим научным сотрудником Института
искусствоведения Министерства культуры СССР.
Первые стихи начал писать в 12-13 лет, поэт-кумир — Блок, в 20 лет открытием
стали стихи Бродского. По собственному признанию, особенно «пристрастился» к
писанию стихов во время службы в армии (служил в войсках ПВО). Первая
публикация — «Вступление» (Юность. 1988. №9).
В 1997 дебютировал как литературный критик. Кибиров — «масштабный поэт»,
«азартный деятельный художник» (С.Гандлевский). Кибиров — «лучший,
талантливейший поэт эпохи постсоциализма» (М.Золотоносов). Кибиров — «самый
популярный поэт 1990-х гг.» (М.Эпштейн).
Разные исследователи относят творчество Кибиров к различным направлениям в
современной поэзии. В самом широком смысле Кибиров примыкает к
постмодернистской поэтической тенденции «московских концептуалистов», группе
«Альманах» (вместе с Д.Приговым, Л.Рубинштейном, С.Гандлевским, М.Айзенбергом,
Д.Новиковым и др.). На внешнем уровне Кибиров действительно широко использует
все те характерные приемы, которые могут быть квалифицированы как приемы
концептуального искусства: цитаткость (в самом ёмком смысле), аллюзивность,
интертекстуальность, ме-татекстовость, пародийность, «механистичность» приема,
стирание границ в позиции автора и героя, циничный ракурс восприятия прошлого,
формально-стилевая близость соц-арту, рифмо-ритмическая небрежность, языковая
грубость, матерщина и т.д. Однако внутреннее их наполнение у Кибирова
оказывается иным: в отличие от поэтов-концептуалистов он акцентирует не
формальную, а смысловую сторону приема.
Цитатность Кибирова становится одним из главных и определяющих приемов его
поэтики, его песня складывается из строк и образов других художников: «Каблучки
в переулке знакомом / все стучат по асфальту в тиши / Люди Флинта с путевкой
обкома / что-то строят в таежной глуши / И навстречу заре уплывая / по далекой
реке Ангаре / льется песня от края до края / И пластинка поет во дворе»
(«Сквозь прощальные слезы»). Голоса предшественников органично и гармонично
вплетаются в ткань его поэзии. Естественность этого соединения свидетельствует
не о заимствовании чужого, а о восприимчивости к чужому, о способности и
наследовать и развивать. Кибиров «перепевает» популярный песенно-стихотворный
репертуар советских лет. Но в отличие от концептуалистов Кибиров заглядывает в
душу homo sapiens, а не homo sovetikus. Аллюзия или цитата, так же как и язык
1960-70-х используются в его поэзии не в переносном значении (с целью осмеяния,
отрицания, пародирования или снижения), а в прямом — в качестве
непосредственных знаков-репрезентантов своего времени.
Дистанцирует от концептуализма и называет Кибирова поэтом только «близким
концептуализму» И.Васильев (Васильев И. Русский поэтический авангард XX века:
автореферат докторской диссертации Екатеринбург, 1999. С.39). С.Гандлевский
причисляет Кибирова к направлению «критический сентиментализм» (Гандлевский С.
Разрешение от скорби // Личное дело №. М., 1991. С.231). М.Эпштейн
квалифицирует Кибиров как поэта-«постконцептуалиста», преодолевающего «ту
подчеркнутую отчужденность <...> которая свойственная концептуализму». «Если в
концептуализме господствует абсурдистская, то в постконцентуализме —
ностальгическая установка: лирическое задание восстанавливается на
антилирическом материале — отбросах идеологической кухни, блуждающих
разговорных клише, элементах иностранной лексики» (Эпштейн М.— С.275).
В творчестве Кибиров основу содержательного уровня художественного материала
составляет осмысление недавнего советского прошлого страны, основу формального
уровня обеспечивает апелляция к устойчивым формулам социалистического быта и
бытия, идеологическим клише советских лозунгов, популярных песен, народного
кино, образцовых произведений соцреалистической литературы. В результате
создается «широкая и исчерпывающая картина советского мира, составленная как
мозаика из точных деталей-перечислений» (Агеносов В., Анкудинов К. Современные
русские поэты: справочник. М., 1997. С.47): «Как все забавно и как все типично!
/ Слишком типично. Почти символично. / Профиль на мемориальной доске / важен. И
с профилем аналогичным / мимо старуха бредет астматично / с жирной собакою на
поводке» («Художнику Семёну Файбисовичу»).
Бросается в глаза иная, чем у поэтов-концептуалистов, модальность отношения к
прошлому. Если в поэзии авангарда главный пафос состоит в отрицании недавнего
прошлого, то Кибиров вспоминает о счастливом детстве, верных друзьях и
юношеских приключениях, «...поэт пишет о пространстве и времени, в которых ему
выпало жить, с любовью» (Зорин А. Тимур Кибиров. Сортиры // Литературное
обозрение. 1991. №11. С.107). «Помнишь, в байковой пижамке, / свинка, коклюш,
пластилин, / с Агнией Барто лежали / и глотали пертусин? <...> И вприпрыжку
мчались в школу. / Мел крошили у доски. /Ив большом колхозном поле / собирали
колоски. / Пили вкусное парное /с легкой пенкой молоко. / Помнишь? Это все
родное. / Грустно так и далеко...» («Л.С.Рубинштейну»). В стихах Кибирова,
посвященных детству, сквозит красота и возвышенность, лиризм и ностальгическая
грусть. «Советское здесь, собственно, перестает быть особенно советским и
становится по преимуществу детским <...> возвышенный пафос Кибирова касается не
только и даже не столько советского "большого стиля", сколько мелочей,
подробностей, повседневных реалий советской жизни, даже знаков ее бедности и
неустроенности...» (Курицын В.— С.102).
Тема детства прочно смыкается с темой родины, ее судьбы, ее истории, ее
настоящего и будущего, намечая зависимость поэта не столько от современных
традиций концептуального искусства, сколько от традиций классической русской
литературы: «Щелкни ж на память мне Родину эту, / всю безответную эту любовь, /
музыку, музыку, музыку эту, / Зыкину эту в окошке любом!»
Чувства-воспоминания о детстве провоцируют начало лирического разговора о
родине, образ которой вырисовывается у Кибирова в контексте всей русской
литературы: от «странной» любви лермонтовской «Родины», через «убогую» и
«всесильную» матушку-Русь Некрасова, через «умом Россию не понять» Тютчева
вплоть до «расхлябанной колеи» Блока. «Грядки с чахлою ботвой. / Звуки хриплые
баяна. / Матюканье и блеянье. / Запах хлебного вина. / Это Родина. Она /
неказиста, грязновата / в отдалень от Арбата / развалилась и лежит, / чушь и
ересь городит...». Образ родины, создаваемый Кибирова, вбирает в себя высокое и
низкое, радующее и отвращающее, природное и урбанистическое, притягивающее и
пугающее. Однако он служит поэту опорой в его надежде «победить смерть»:
средством ее преодоления, по Кибирову, становится не просто «странная», «не от
ума» любовь к России, но ее этико-эстетический потенциал, ее культура и
литература: «...здесь вольготно петь и плакать, / сочинять и хохотать, / музам
горестным внимать, / ждать и веровать, поскольку / здесь лежала треуголка / и
какой-то том Парни, / и, куда ни поверни, / здесь аллюзии, цитаты, /
символистские закаты, / акмеистские цветы, / Баратынские кусты, / достоевские
старушки / да гандлевские чекушки, / падежи и времена! / Это Родина. Она / и на
самом деле наша...» («Возвращение из Шилькова в Коньково»).
По мнению критика, «Кибиров — единственный поэт младшей генерации, который
сумел пропустить через свое сердце трагизм современной культуры, которая не
может свободно пользоваться плодами отчужденной традиции, но не мыслит и
разрыва с ними без окончательной гибели для самой себя», и, несмотря на «жуть»
кибировского языка, поэт, «сумел-таки вырыдать самое святое...», «вечную» тему
любви к родине (Архангельский А.— С.328-330). Осетин по происхождению, которому
«..пятый пункт не позволит/ и сыном назваться...» («Русская песня»), Кибиров
говорит о себе: «И русский — не русский — не знаю, / Но я буду здесь умирать»
(«Русская песня»).
Лауреат нескольких литературных премий, в т.ч. Пушкинской премии (1992,
Гамбург), Анти-букер (1997, Москва). Член российского ПЕН-клуба.
Живет в Москве.
Соч.:
Общие места / послесл. Т.Чередниченко. М., 1990;
Календарь. Владикавказ, 1991;
Стихи о любви. М., 1993;
Сантименты: Восемь книг / предисл. С.Гандлевского. Белгород, 1994;
Когда был Ленин маленьким / илл. А.Флоренского. СПб., 1995;
Парафразис. СПб., 1997;
Интимная лирика. СПб., 1998;
Избранные послания. СПб., 1998,
Улица Островитянова. М., 1999,
Новации. СПб., 1999;
Юбилей лирического героя. М., 2000.
Лит.:
Архангельский А. В тоске по контексту: От Гаврилы Державина до Тимура Кибирова
// Архангельский А. У парадного подъезда. Литературные и культурные ситуации
периода гласности (1987-1990). М., 1991;
Золотоносов М. Логомахия: Знакомство с Тимуром Кибировым: маленькая диссертация
// Юность. 1991. №5;
Зорин А. «Альманах» — взгляд из зала // Личное дело №. М., 1991;
Куланова М. И замысел мой дик — Играть ноктюрн на пионерском горне! // Новый
мир. 1994. №9;
Курицын В. Соц-арт любуется-2 // Курицын В. Русский литературный постмодернизм.
М., 2001;
Лекманов О. Послание Тимуру Кибирову из Опалихи в Шильково через Париж //
Русская мысль. La pensee russe. Париж. 1993. 11-17 нояб. №4004;
Левин А. О влиянии солнечной активности на современную русскую позию // Знамя.
1995. №10;
Немзер А. Двойной портрет на фоне заката: Заметки о поэзии Т.Кибирова и прозе
А.Слаповского // Знамя. 1993. №12;
Годдес Б. Энтропии вопреки: Вокруг стихов Тимура Кибирова // Родник. 1990. №4;
Чередниченко Т. Песни Тимура Кибирова // Арион. 1995. №1;
Чудакова М. Путь к себе: Беседа с корреспондентом // Литературное обозрение.
1990. №1;
Шохина В. Символистские закаты и блатные песни // Независимая газета. 1998. 15
янв.;
Эпштейн М. Зеркало-щит. О концептуальной поэзии. Каталог новых поэзии //
Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М., 2000.
О.В.Богданова
Оглавление | Все источники