Вертинский Александр Николаевич [21.03.1889-21.05.1957]
Вертинский Александр Николаевич
[9(21).3.1889, Киев — 21.5.1957, Ленинград; похоронен в Москве]
— поэт, прозаик, артист эстрады и кино, композитор.
Родился в семье адвоката, много и безвозмездно защищавшего бедных людей. Мать умерла, когда Вертинскому не было 4 лет. Вскоре умер отец. Вертинский жил в семье тетки, сестры матери, женщины из дворянского сословия, капризной и деспотичной. Основы гуманистического и патриотического сознания Вертинского сложились в гимназические годы под мощным воздействием живописи В.М.Васнецова и М.В.Нестерова (росписи в киевском Владимирском соборе). Иконы утешали своей любовью к человеку, образы святых учили находить в глубине жизни «источники душевной чистоты русского народа» (Дорогой длинною... С. 18).
В юности к Вертинскому пришло увлечение искусством модернистов, в частности французских постимпрессионистов, а литературными авторитетами стали М.А.Кузмин, К.Д.Бальмонт и О.Уайльд. В жизни Вертинский стал играть «в Дориана Грея», а в искусстве следовал мысли Уайльда о том, что классиков надо «проштудировать и... немедленно забыть» (Дорогой длинною... С. 81). Первый рассказ Вертинского «Моя невеста» (журнал «Киевская неделя», 1912) был выдержан в декадентской манере. Тогда же Вертинский проявил интерес к футуризму и к В.В.Маяковскому, к антибуржуазному пафосу его стихов. Этим пафосом отмечено поэтическое творчество Вертинского 1912-15 — шуточные стихи и пародии на злобу дня (например, «Танго — танец богов»). Вещизму, душевному равнодушию и фальши Вертинский противопоставил призыв «жить мечтою чудною» (Бальмонт) и сочувствие к страданиям человека. Первые стихи («Минуточка» и др.) были опубликованы в Петербурге в 1916 вместе с нотами как «оригинальные песенки А.Н.Вертинского» (их исполнителем Вертинский выступил в 1915).
Лирический герой поэзии Вертинский 1910-х — это прежде всего утешитель «распятых» — одиноких и несчастных жертв большого города (или, напротив, уездного «сонного города») и человеческой черствости. Он верит в силу любви («Бал господень»). Он понимает страдания других, потому что страдает сам («Я сегодня смеюсь над собой...», «Аллилуйя», «Девочка с капризами»). Жизнь обходится с ним жестоко, но он не ожесточается («Сероглазочка»). Вертинский обобщал личный опыт — тетка выгнала его из дома на улицу, он увлекся кокаином, преодолев порок силой воли. Победа над злом в себе самом укрепила иррациональную веру в то, что на стороне человека — «Добрый и ласковый Боженька» («Безноженька»).
Вертинский использовал поэтику А.А.Блока и А.Белого, например цветовую символику («сон золотой», «синий рай», «лиловая песня»). Но у Вертинский символы стали элементарными знаками романтической мечты, придавали его стихам загадочный колорит. Простота знака вместе с непременным сюжетом обеспечили доступность его стихов широкой публике, а безошибочное чувство меры и гуманизм позиции спасали от вульгарной подражательности и ненавистной Вертинскому красивости — неотъемлемых черт массовой культуры начала XX в.
Большой удачей стало стихотворение «То, что я должен сказать» (1917, окт.). В нем органично сплелись презрение к обывателям «в шубах» и мечта о «недоступной весне», сострадание к жертвам и осуждение «беспощадной» жестокости. «Боясь своего лица» (Дорогой длинною... С. 95), Вертинский скрывал его на эстраде за очень условным гримом.
В 1919, исполняя «То, что я должен сказать», Вертинский понял, что маска больше не нужна: мысли и переживания поэта стали самостоятельной ценностью. Но в 1920 еще редко кто из критиков видел, что Вертинский «способен задеть струны пронзительной жалости и печали» (Святополк-Мирский Д. Поэты и Россия. Статьи. Рецензии. Портреты. Некрологи. СПб., 2002. С. 40).
Следующий период творчества, почти четверть века,— годы эмиграции.
В Турцию Вертинский отправился в 1920 на том же пароходе, что и главком русской армии П.Н.Врангель (Дорогой длинною... С. 122). В поисках своей публики Вертинский побывал в Румынии, Польше, Германии, с 1925 по 1933 жил в Париже, видел много горя, прежде всего среди русских на чужбине.
В начале 1920-х Вертинский занял патриотическую позицию — он присоединился к той части эмиграции, которая считала, что «Россия будет построена миром, а не войной» (Лукаш И.С. Голое поле. Книга о Галлиполи. 1919-21. София, 1922. С.5).
В 1922 Вертинский подал первое прошение о возвращении на родину. Вероятно, он был знаком не только с книгой Лукаша, но и с сочинениями Н.В.Устрялова, идеолога сменовеховства.
В начале 1930-х симпатии Вертинского вызывало движение младороссов. Его возглавили молодые аристократы. Они признали укорененность революции «в нашем прошлом», хотели защищать интересы России в Европе и способствовать тому, чтобы жизнь на родине «шла национальным путем, свойственным нашему духу, нашей культуре» (Дорогой длинною... С. 192).
Вместе с тем советские газеты Вертинскому «читать было скучно». Он чувствовал «отчужденность» от московских писателей, посещавших Париж и критиковавших «гнилой Запад» (Дорогой длинною... С. 202, 207). И это понятно, если учесть, что В.М.Инбер называла В. «нахлебником парижских кабаков» (1932), а Л.О.Утесов утверждал, что Вертинского любят люди «с извращенным вкусом» (Утесов Л. Записки актера. М.; Л., 1939. С.67). В. интересовали другие поэты — Г.В.Иванов и К.Д.Бальмонт, В.Ф.Ходасевич и М.И.Цветаева. «Святая бесцельность» искусства оставалась его эстетическим идеалом. Кроме того, Вертинский считал себя «парижанином» в том смысле, как об этом писал близкий ему поэт Б.Ю.Поплавский,—человеком с искренним уважением «к личной жизни с большой буквы», «к своему личному неповторимому опыту» (Поплавский Б. Вокруг «Чисел» // Числа. Париж. 1934. №10. с.204, 209). Пафос защиты личности и любви к родине определяет лицо поэзии В. 1920-30-х.
Вертинский бичевал «хамоватых», которые «ломают» человека, «топчут каблуками сирень» («Концерт Сарасате»), сочувствовал «бесконечно уставшим» — «актрисе с утомленным лицом» («Сумасшедший шарманщик»), «мальчику при буфете» («Джимми»), артисту «в дешевом электрическом раю», его «слезам боли и стыда» («Желтый ангел»), прозревал «грозу», которая ждет «покорителей мира, купцов и ловцов барыша» («Китай»). Уважение к личному достоинству женщины характеризует любовную лирику. Вертинский искал в современной женщине «строгость иконную» «Богородицы волжских скитов» («Джиоконда») и сострадал судьбе бывших русских гимназисток, которые вынуждены быть «в кабаках пятый год / С иностранцами целые ночи...» («Дансинг-герл»). Утешая, Вертинский по-прежнему звал в «голубые края» («Любовнице») и навевал «сон голубой» («Мадам, уже падают листья»).
Но теперь «голубые края» нередко обретали черты его родины: «Рождество в стране моей родной, / Синий праздник с дальнею звездой, / Где на паперти церквей в метели / Вихри стелют ангелам постели» («Рождество»). Первой удачей в жанре патриотической лирики стало стихотворение «В степи молдаванской» (1925): «О, как сладко, как больно сквозь слезы / Хоть взглянуть на родную страну». Эти строки запечатлели чувства сотен тысяч русских эмигрантов. Стихотворение «О нас и о родине», написанное в США в мае 1935, созвучно произведениям М.Цветаевой «Стихи к сыну» и «Тоска по родине». Вертинский призывал «чувство русское тоски» нести не в «чужие страны», а в Россию, которая «и простит и поймет». В заключительных строфах сформулированы мысли, родственные идеям младороссов: «И пора уже сознаться, / Что напрасен дальний путь... / И еще понять беззлобно, / Что свою, пусть злую, мать / Все же как-то неудобно / Вечно в обществе ругать».
С 1935 по 1943 Вертинский жил в Китае, где в лице сверстника поэта А.И.Несмелова встретил во многом единомышленника («дело мое — Россия»). Духовной спорой стали сочинения Вс.Н.Иванова, философа и поэта, автора книги «Огни в тумане. Думы о русском опыте» (Харбин, 1932). В. считал его одним из своих «умнейших и культурнейших критиков» (Дорогой длинною... С.165).
В 1937 Вертинский собирался «приехать петь на Родину» по «просьбе Комсомола»: «дети моей Родины позвали меня к себе!» (Дорогой длинною... 2-е изд. С.456). С началом Великой Отечественной войны усилилось стремление помогать родине. Вертинский был готов «винтовку взять» («Иная песня»). 7 марта 1943 он обратился к В.М.Молотову и в том же году переехал на жительство в Москву.
Последние 14 лет Вертинский посвятил выступлениям на эстраде (сотни концертов в год) и в художественном кино. Семейное счастье внесло в стихи Вертинского интонации умиротворения, светлой грусти и бодрости («Доченьки», «Жене Лиле»).
В 1949 он попытался воспеть (получилось риторично) «наших женщин» — «воинов науки и труда». В основном Вертинский остался верен своей духовной программе. Он не скрывал симпатий к Д.Д.Шостаковичу и художникам, объявленным формалистами. Газеты и журналы о Вертинском не писали, его стихи не появлялись в печати. Власть предпринимала попытки подчинить творчество Вертинского политическим нормам (см.: Источник. 1995. №1. С.64), не считаясь с личным человеческим опытом Вертинского. Поэт остро сознавал свое духовное одиночество: «Дрожу в просторах Родины моей»; «Гибнут песни, не достигнув цели» («Отчизна»).
В 1956 он прямо заявил: «не верю в человечность» правителей. «Доколе они будут измываться над нашей Родиной?» — спрашивал Вертинского, оскорбленный в своих патриотических чувствах (Дорогой длинною... С.411, 506). Литературными достижениями этих лет стали воспоминания, начатые в Шанхае, и эпистолярная проза (письма к жене). В мемуарах искренне, живо и ярко Вертинский рассказал о своей судьбе и людях эпохи 1910-30-х. Но завершить мемуары не удалось. Во время ленинградских гастролей в номере гостиницы «Астория» «начался сильнейший сердечный припадок. Под рукой не оказалось нитроглицерина, и все было кончено в несколько минут. На следующий день <...> встречали в Московском театре эстрады, на площади Маяковского, оцинкованный гроб, прибывший в Москву на самолете» (Филиппов Б.М. — С. 336). Похороны Вертинского состоялись на Новодевичьем кладбище.
Соч.:
Песни и стихи. 1916-37. Харбин, 1937;
Песни и стихи. 1916-37. Париж, 1938;
Четверть века без Родины // В краях чужих. М.; Берлин, 1962. С.197-309;
Дорогой длинною... [Воспоминания, стихи и песни, рассказы, зарисовки, размышления, письма] / предисл. Ю.Томашевского. М., 1991;
За кулисами: сб. / вступ. статья Ю.Томашевского. М., 1991;
Песни [Ариетки Пьеро]. Пермь, 1995;
Дорогой длинною... 2-е изд. / сост. и подгот. текста Л.Вертинской. М., 2004.
Лит.:
Филиппов Б.М. Записки «домового». М., 1978. С.333-336;
Савченко Б.Д. Александр Вертинский. М., 1989;
Два Вертинских // Московский журнал. 1991. №6. С.15-17;
Мелихов Г. «Родная свеча на чужих берегах»; Гастроли Вертинского в Китае // Проблемы Дальнего Востока. 1992. №6. С.89-97;
Бабенко В.Г. Арлекин и Пьеро. Николай Евреинов и Александр Вертинский: Материалы к биографии. Размышления. Екатеринбург, 1992;
Макаров А.С. Александр Вертинский. Портрет на фоне времени. М.; Смоленск, 1998.
В.В.Перхин
Оглавление | Все источники